Три
Шрифт:
* * *
– Где ты его взяла?
Мама усмехнулась, в глазах зажглись озорные огоньки. Она листала страницы старого журнала, как будто ей действительно было интересно, а не просто хотелось меня подразнить.
– Должно быть, прихватила у одной из дам в бесплатной столовой, – сказала она, надув губы.
– Должно быть, – повторила я, нахмурившись. – Ты же знаешь, что нас ждет проверка.
МН не показывалась почти месяц. Мы жили в неизвестности. На этой неделе я ежедневно
– О, дай себе немного пожить, – сказала она, свернув журнал в трубочку и шлепнув меня по руке. – Ты не поверишь, что они писали в этих штуках.
Она поиграла бровями.
Не спрашивать. Не спрашивать.
– Что? – спросила я.
Она торжествующе улыбнулась:
– Ой, ну знаешь. Все эти обычные нарушения.
* * *
Советы по макияжу. Слухи о кинозвездах. И среди них иногда политические статьи о подъеме Федерального Бюро Реформации. Опасения насчет моральной платформы президента Скарборо и того, что она значит для прав женщин и свободы вероисповеданий. Журналисты прятали эти статьи между яркими фотографиями и новостями моды. Их никогда не рекламировали на обложке. Даже тогда они, похоже, представляли опасность того, что писали.
– На что ты смотришь? – спросила Ребекка.
Я поборола внезапное желание забрать журнал с собой. Воспоминания были слишком болезненными: возвращение домой после ареста, известия о том, что все мои вещи забрали люди из МН. Моя лучшая подруга Бет сумела спрятать всего несколько вещей, среди которых был и один из маминых журналов, позже потерянный в туннелях под Чикаго. Мне казалось неправильным забирать этот журнал, когда он мог многое значить для кого-то, кто может однажды вернуться.
И все же передавать его Ребекке было очень больно.
Я поморщилась, заметив следы своих ботинок на ковре, и направилась по коридору мимо кухни в заднюю часть дома.
Я толкнула дверь в спальню, и она со скрипом открылась. Внутри стоял старинный деревянный туалетный столик, на котором лежали салфетка и маленький серебряный гребень. Я скривилась, увидев свое отражение в круглом зеркале: слипшиеся от воды стриженые волосы начали возвращать свой коричневый цвет, а кожа стала слишком розовой от пребывания на солнце.
А потом за спиной своего отражения я разглядела два лежавших на кровати тела и заорала.
Глава 3
Мертвецы. Коричневые чешуйки кожи. Искривленные в оскале губы. Дыры вместо глаз. Раскрашенные скелеты, одетые в побитые молью вещи.
Я зацепилась пяткой за коврик на полу и врезалась спиной в стену. Удар вышиб воздух из легких, хотя, наверное, его там и так не было, потому что когда я попыталась сделать вдох, то не смогла.
Тела на покрывале в цветочек начали двигаться, оживать. Раздалось шуршание, зашевелилась одежда. Меня парализовало, все мышцы застыли. Я упала около изножья кровати и в ужасе смотрела, как выцветший розовый тапочек слегка дернулся на костлявой щиколотке, а потом соскользнул со старой истлевшей ноги, как будто его стянула чья-то невидимая рука.
Из тапочка высыпало множество тараканов, каждый размером с мой большой палец. Они ползли настоящим потоком, как лава из вулкана.
Спиной вперед я выползла в коридор и вскочила на ноги. Появился Чейз и окликнул меня по имени, но я не отреагировала. Я смотрела мимо него, на Шона, который прибежал через несколько секунд после Чейза и теперь скривился, глядя на трупы. Они не двигались. Двигались тараканы. Сотни тараканов. Они были повсюду.
Я отпрыгнула назад, хлопая себя по рукам и встряхивая головой. Кожа чесалась, словно они ползали по мне, под одеждой, и на шее, и в обуви. Убирайтесь, убирайтесь, убирайтесь.
Чейз сжал мое лицо в ладонях, и наконец наши глаза встретились. В его взгляде была твердость, которая удержала меня и заставила пульс замедлиться.
– Почему они здесь? – спросила я, внезапно рассердившись на них, на этих мертвых людей. Мне не следовало так пугаться. Я видела вещи и хуже. Намного хуже.
– Пойдем на воздух, – сказал он.
Я отвела его пальцы от своего лица.
– Почему они не уехали, как все остальные?
Вокруг не было никаких признаков насилия. Похоже, что они легли спать и не проснулись. И по какой-то причине это беспокоило меня больше всего.
– Не знаю.
– Они должны были эвакуироваться.
Правительство очистило этот район много лет назад.
Я снова похлопала себя по рукам, ощущая прикосновения к коже.
– Может, они не хотели.
Он покусывал нижнюю губу, глядя в комнату.
Его слова переключили мой страх на нечто более важное, значимое. Я неправильно все поняла. Эти люди не сдались, они сопротивлялись. Возможно, в действительности это все, что нам доступно: самим выбирать свою судьбу.
– Ненавижу тараканов, – сказал Шон. – Знаете, они жрут все подряд. Клей. Мусор. Ногти. Даже друг друга. Тараканы-каннибалы. Мерзость.
Чейз многозначительно посмотрел на него:
– Шон.
– Они могут жить без головы. Спорим, вы этого не знали.
– Шон, – повторил Чейз. – Проехали.
– Хорошо.
Что-то позади них привлекло мое внимание. На полу, там, куда упал тапочек, из-под тонкого покрывала виднелась серебристая полоска. Я слегка сжала локоть Чейза, и он отошел в сторону.
– Под кроватью что-то есть, – сказала я.
Шон, бледный и мокрый от пота и дождя, заворчал и показал рукой на тела:
– После вас. Мне пока дороги мои ногти.
Сжав губы в линию, Чейз ногой отпихнул тапок и сунул ступню под кровать, выдвинув оттуда потускневший серебристый ящик размером с дипломат, но в два раза толще, с кодовым замком. Тараканы заползли на ноги Чейза, и он торопливо стряхнул их на пол.