Три
Шрифт:
Я больше не боялась тишины. Я радовалась ей, потому что она придавала сил, обостряла восприятие. Но иногда, как сейчас, я бы отдала все что угодно, лишь бы вернуть шум. Крикнуть во всю мощь легких: «Я еще здесь, вы меня не победили!» Рассказать всем, кто еще может спокойно спать, потому что их убедили в том, что ММ наше единственное спасение или, по меньшей мере, необходимое зло, – рассказать о произошедшем со мной и о том, что сделали с моей мамой.
Шорох песка за моей спиной выдернул меня из задумчивости. Я обернулась к дереву, стоявшему слева от меня, и стала всматриваться
– Кто здесь? – окликнула я.
Из-под навеса покрытых росой листьев выступил знакомый силуэт.
– Я не хотел мешать.
Меня охватило облегчение, и одновременно я почувствовала, как горят щеки. Мне следовало убедиться, что никто не слушает, прежде чем говорить с самой собой.
Я уперла кулаки в бедра:
– Ты следишь за мной, Чейз Дженнингс?
Он засмеялся:
– Никогда.
Песок скрипел под приближающимися шагами Чейза, и на мгновение ночная тьма за его спиной дрогнула, так что он снова оказался на развалинах убежища, голыми руками разгребая кучи сломанного дерева и покореженного металла. Разбитый, как и само убежище, потому что его дядя пропал, потому что погибла последняя надежда на пристанище для нас. Но видение растаяло так же быстро, как появилось, оставив в горле комок и на лбу пот.
Я встряхнулась.
Я не могла ясно различить Чейза, пока он тоже не оказался на вершине насыпи на расстоянии вытянутой руки от меня. Черные волосы отрастали так быстро, что уже задевали уши, а его челюсть покрылась щетиной из-за невозможности побриться. На нем была только белая футболка, которая будто светилась в лучах луны, и заляпанные сажей джинсы с драными коленками и обтрепавшимся низом, прикрывавшим голые ступни. В одной руке висели ботинки, связанные шнурками.
И я тут же позабыла образы, туманившие мое сознание. Забыла, как я проснулась и что мне снилось. Что-то шевельнулось у меня внутри, увеличиваясь с каждым мгновением, пока его темные поблескивающие глаза удерживали мой взгляд.
– Привет, – сказал он.
Я улыбнулась:
– Привет.
За последние три дня мы мало оставались наедине, а когда это происходило, Чейз был поглощен поисками. Он был за миллионы миль от меня.
Но сейчас он не казался таким далеким.
Я прикоснулась к поясу его джинсов, зацепилась пальцем за шлевку и притянула его ближе.
Его ботинки с глухим звуком упали на песок. Кончики пальцев рук поднялись к моему лицу и очертили мои скулы. Такая загрубевшая кожа и такие нежные прикосновения. Его ладони скользнули по моей шее и спине вниз, а затем обняли за талию и притянули к себе.
Я задержала дыхание, каждой клеточкой ощущая, как его бедра прижимаются к моему животу, как плавным движением опускаются его плечи под моими ладонями, когда он наклоняет свое лицо ко мне. Я выгнулась навстречу, преодолевая последнее расстояние между нами, так что больше не было его и меня. Мы стали одним целым. Один силуэт в темноте. Одно дыхание.
Его губы пробежались по моим, от одного уголка к другому, словно запоминая их форму, сначала невинно, но потом настойчивее, пока мир вокруг не исчез. Глаза Чейза закрылись, а его объятие стало сильнее и крепче, как будто он хотел вобрать меня в себя.
Мои руки скользнули под подол его футболки и коснулись выступающей кожи, отмечающей шрам на пояснице. Он напрягся, как всегда, когда вспоминал вещи, которых не хотел помнить.
Набежавшее на луну облако спрятало его лицо. Временами мне казалось, будто прошлое тянет Чейза в одну сторону, а я – в другую.
Иногда прошлое побеждало.
Я дотянулась до места, где сильные мышцы его шеи переходили в плечи, и поцеловала его там. Это всегда отвлекало его. Чейз хрипло выдохнул.
– Ты соленый. – Я постаралась, чтобы мой голос звучал твердо, чтобы ему было за что удержаться. – Тебе надо принять ванну.
Его мышцы немного расслабились.
– Возможно, тебе стоит принять ее вместе со мной. – Я почувствовала, как он усмехнулся мне в шею. – Чтобы удостовериться, что я ничего не пропустил.
У меня в животе запорхали бабочки.
– Возможно, я так и сделаю.
Он замер. Я захихикала. Но при мысли о нас, вместе, у меня пересохло во рту.
– Что ты тут делаешь? – спросила я через минуту.
Чейз выпрямился, и я положила щеку ему на грудь.
– Не спалось. – Он помолчал. – Слишком многое на уме.
Я услышала, как он вздохнул и поскреб свою небритую челюсть. Мои пальцы сплелись в замок за его спиной.
– Ты можешь рассказать мне, – попыталась я.
Он отстранился, хоть я и попробовала его удержать. Было ясно, что ему нужно пространство. Без Чейза мне стало холодно впервые с тех пор, как я пришла на пляж. Воздух вокруг нас изменился и теперь казался холодным и сырым.
В последовавшей тишине вернулся мой сон: раскинувшийся на земле маленький Чейз, истекающий кровью. Меня укололо чувство тревоги. Хотелось бы мне прочитать его мысли; тогда я знала бы, что сказать, чтобы помочь ему и не ощущать такую беспомощность.
– Он никогда бы не пошел с нами, тот солдат. Не знаю, как его звали.
Слова вырвались из него с такой силой, что я подпрыгнула.
– Ты имеешь в виду Харпера.
Он бросил на меня вопросительный взгляд?
У меня засосало под ложечкой. Неужели мы никогда не произносили его имени? Я по сто раз в день слышала его в своей голове, снова и снова, будто мне на спину раз за разом опускалась плеть. Но мы с Чейзом ни разу не сказали его вслух. Мы вообще не говорили о том, что произошло в Чикаго. Но я хотела. Нам нужно было поговорить. Мы не могли притворяться, будто этого никогда не было.
Он отшатнулся на шаг назад.
– Солдата звали Харпером, – быстро сказала я. – Того, в реабилитационном центре Чикаго. Того, которого мы... ну, сам знаешь.
Застрелили.
Он изменился в лице. Изменилась вся его поза. Он стал выглядеть измученным и изломанным, каким я не видела его с тех пор, как он рассказал мне о том, как умерла моя мама. Этого напоминания оказалось достаточно, чтобы меня пронзила боль.
– Его звали Харпер?
– Я... видела его именной значок.
Я непроизвольно обняла себя руками, но сделала усилие и опустила их по бокам.