Трибунал : брачная комедия, судебная комедия и водевиль
Шрифт:
Былкин (продолжает мыслить вслух). Теперь все есть, а культуры нет.
Клава. И что это за родители, которые допускают, чтобы их родная дочь ходила в обносках!
Былкин. А где нет культуры, там преступность. Сумки на ходу вырывают, в лифтах девушек насилуют, за мобильный телефон могут убить. Говорят — запретить продажу оружия. Да у нас надо запретить продажу всего. Топоров, ножей, вилок, отверток, гвоздей, шил.
Клава. Кто шил? Никто мне ничего не шил. Да и не обязательно шить, можно и готовое подобрать что-нибудь — от Диора, Кардена,
Былкин (наконец услышал). Глупость какая, подобрали ее! Ты разве не видишь, что, когда в теле, ты просто копия матери. А теперь, конечно, похудела, так это… И кто ж перед тобой виноват? Надо было думать, прежде чем диету, это вот да. Надо ж понимать, что если ты худеешь, тряпки твои вместе с тобой, они ведь не это, они ведь худеть не будут. И теперь это не подходит и это, а виноват обратно же я. И мне же опять оплачивать гардероб, и для гостей вон сколько чего накупили. Мать твоя — натура широкая, и деньги туда-сюда. А того не понимает, что мне с моими доходами хватает только на туда или на сюда. А на туда-сюда — нет. А она за одну только вырезку две тысячи отдала. И ради кого? Ради американца, который как бы жених. Еще неизвестно, чем дело кончится, а уже сколько денег ухлопали.
Клава. А я вас просила ухлопывать? Американцы люди демократичные. Им не обязательно дым в глаза пускать.
Былкин. Вот и я говорю — не обязательно. А мать-то твоя — нет, как же, он же американец, высшая раса. Есть у нас все-таки эта черта рабская, раньше называли низкопоклонством перед всем иностранным. Между прочим, он тебя видел на снимке. А свое фото прислал?
Клава. Не фото, а видео.
Былкин. Ага, как на саксофоне играет. И список требований. Номер один, номер два, номер три. Чтобы невеста любила семью, хотела детей, умела готовить, имела чувство юмора и читала Достоевского. Нет бы кого там из современных, а то Достоевского. Гурман какой! Он ради Достоевского выучил русский язык, а невеста ради него должна выучить Достоевского. Это ж несопоставимо. Ну, ради Достоевского — да, но ради тебя… Кто ж ты такой? Ну, я понимаю, американец, но даже американец не всякий на Достоевского тянет. Клав, а ты сама Достоевского правда читала или лишь бы американцу мозги запудрить?
Клава. Пап, ты же знаешь, что я дипломную писала по «Преступлению и наказанию».
Былкин. Вот нашла чем заниматься в своем педагогическом. Послушалась бы меня в свое время — изучала бы экономику, писала бы не «Преступление и наказание», а что-нибудь про прибавочную стоимость или про крекинг нефти, сама бы теперь заработала и на платье, и на шубу, и на что там еще. И папашке еще поднесла бы чего-нибудь к юбилею. Какие-нибудь швейцарские часики, брегет какой-нибудь скромный, тысяч за пятьдесят. Долларов. А я ношу за восемьсот рублей, и доволен. Время показывают секунда в секунду — а чего мне еще надо? Тем более что народ у нас глазастый. Особенно журналисты. Приходят с расспросами, как контора работает, а сами тебя с ног до головы взглядом общупают, интересуются, какие на тебе лейблы натянуты и что на руке сверкает. А потом при случае заметят, что Былкин зарплату получает такую, а часы носит такие. А Былкин не дурак, Былкин всегда помнит, кто тварь дрожащая, а кто право имеет.
Входит Надежда с большим блюдом пирожков, которое ставит на стол.
Надежда (изображает уличную торговку). Горячие пирожки! С мясом, капустой, яичком, луком! (Напевает.) Доченька, дружочек, скушай пирожочек!
Клава не отвечает, вертится перед зеркалом.
Надежда. Клава! Ау!
Клава. А?
Надежда. Пирожочек, говорю, откушай.
Клава. Мам, ты что? Какой пирожочек? Ты знаешь, сколько в нем калорий?
Надежда. Да при чем тут калории? Ты со своими калориями скоро в зеркале отражаться не будешь.
Клава. А пока что в нем не помещаюсь. Хотя моя цель: девяносто — шестьдесят — девяносто.
Былкин (опять погрузившись в расчеты). Не шестьдесят девяносто, а тыща девятьсот девяносто — красная икра. Надь, а черную ты зачем покупала?
Надежда (делает вид, что не понимает). Черную что?
Былкин. А ты не знаешь, что бывает черное?
Надежда. Черное все бывает. Краска, сажа, уголь. Негры бывают черные.
Клава. Мам, про негров забудь. Такого слова больше нет.
Надежда. Как это нет? Ты прям по анекдоту: негры есть, а слова нет.
Клава. Вот и нет, потому что звучит оскорбительно. А есть слово «афроамериканец».
Былкин. Дурацкое слово. А если он наш негр, российский, тогда как его звать?
Надежда. А так и звать, по-российски: негр.
Клава. Нет, так нехорошо. У нас можно звать «афрорусский».
Былкин. Ладно, а этот твой тоже афро?
Клава. Нет, папочка, Филипп — чистый кавказец.
Былкин (насторожился). Лицо кавказской национальности?
Надежда. Грузинчик?
Былкин. Азербайджанчик?
Клава. Не чик-чик, а пора уже знать, что по-английски «кавказец» — «кокейжен» — это «человек белой расы».
Надежда. Слава богу!
Былкин. А по мне, хоть и не белый, лишь бы не этот. Кстати, он не это самое, нет?
Клава. Ни в коем случае! Он мне сразу написал, что прямой.
Надежда. В том смысле, что не кривой? Не одноглазый?
Клава. Гетеросексуал.
Надежда (в ужасе). Кто-о-о?
Клава. Мам, гетеросексуал — это не извращение, а наоборот. Значит, имеет влечение к противоположному полу.
Былкин (насмешливо). Оригинал!
Надежда. А к противоположному — это у них необычно?
Клава. Да, гомосексуализм теперь и у нас в большой моде.
Надежда. Из-за этой моды сколько девчонок замуж выйти не могут. А они мужик с мужиком. Разве это справедливо?