Тридцать дней
Шрифт:
— Но ведь ты и вправду разошелся! — воскликнула я. — Новый мир и его развитие — это не игрушки, а ты, как маленький мальчик…
— Во-от, — удовлетворенно протянул водник. — Зануда — ты. Я балую, ты поучаешь и не даешь нам жизни. А мы любим тебя изо всех сил. Согласна?
— За мальчишками нужен глаз да глаз, — усмехнулась я и щелкнула мужа по носу.
Он смешно поморщился, клацнул зубами, «пугая» меня, и вытянулся на мокрой траве, уместив голову на моих коленях.
— Да, и вправду хорошо, — блаженно вздохнул Скай.
Хорошо… Всё действительно было хорошо. После стольких веков, наполненных болью, ложью и борьбы
По началу, после того, как Скай воссоздал меня из ничего, вдохнул жизнь и вернул дар, полученный им в мгновение моей последней смерти, я еще какое-то время просыпалась по ночам с ощущением тревоги. Мне всё казалось, что мой мучитель вернется, чтобы вновь всё отнять. И пусть Вайторис исчез в энергетических токах Мироздания даже раньше, чем миновали проклятые тридцать дней, но въевшийся в кровь страх и вера в его могущество отступили не сразу. Однако наступило утро, когда я проснулась на плече супруга и поняла, что свободна.
Моя память, полностью восстановившаяся, больше не тревожила меня. Ушла боль, утихла горечь, оставив по близким мне людям лишь добрую грусть, и в этом мне помог Скайрен Аквей и его окружение. После сражения у Черного замка они больше не видели во мне врага. Наше возвращение встретили недоверием, вскоре сменившимся радостным изумлением, а после и вовсе криками ликования. Их господин вновь жил, а я… я просто заслужила их доверие и прощение. Говорят, смерть может искупить грехи прошлого, и я свои грехи перед людьми этого мира искупила, когда помогла освободиться от тирании Разрушающего ценой своей жизни.
А потом по дорогам, по трактирам, площадям, бедным и богатым домам магов и обычных смертных разнеслась песнь-легенда о двух сестрах: Игнис и Ирис. В той балладе говорилось, что злая сестра с черной душой, служившей Темному властелину — Игнис, позавидовала красоте и доброму сердцу Ирис и заточила ее в подземелье Черного замка. Но благородный леор Скайрен Аквей, когда был пленником Темного, услышал как-то печальную песню, которую пел нежный женский голос. Песня проникла леору в самое сердце, и он, желая освободить пленницу, сломал двери своей темницы, спас деву и полюбил, как только увидел ее. После они, рука об руку, победили Темного властелина и злую сестру Игнис, как две капли воды похожую на свою сестру.
Услышав эту песнь, я усмехнулась. Пусть так, пусть близнецы… Впрочем, в чем-то тут имелась истина. Ирис и Игнис — две половины одной сущности. Скай, выкрав меня, спас из темницы — Черного замка, полюбил, разглядев истинную суть, хоть и пытался сопротивляться самому себе. И пусть подтолкнули нас друг к другу стихии, но они всего лишь помогли создать наиболее выгодный союз, который преумножил наши силы, но полюбило все-таки сердце. С тех пор темную Игнис проклинали, благословенной же Ирис возносили хвалу.
Мир продолжал жить, больше не сдерживаемый в оковах лже-Вечного, развивался, мчался вперед, и вскоре появились новые легенды, новые герои, новые красавицы, чудовища и благородные спасители. И это оказалось самой лучшей благодарностью двум Созидающим, отступившим в тень, как только их роль освободителей была исполнена.
Скай покинул клан,
Войтер позволил воссоединившейся чете Мунн вернуться в клан. Не сразу. Наш пасынок долгое время не мог простить Флиму покушения на меня. Он отпустил узника, как велел Скай, и встреча супругов была даже трогательной, когда терзавшаяся виной за смерть мужа, Эйволин бросилась ему на шею. Совесть ли, или все-таки водница сумела переоценить свое отношение к верному ей мужчине, но больше она не роптала и не сожалела о потерянном. Они зажили тихо, удалившись от всех, довольствуясь тем, что у них осталось. Но однажды я, забывшая обиды и прежнюю ревность, попросила Войта за супружескую чету, уже имевшую на руках младенца. Глава клана упрямо поджал губы, но согласился, что младшему Мунну нужна поддержка не только родителей, но и сородичей, и изгнанникам было позволено вернуться. Отказываться они не стали. Жить в клане было намного проще, чем отшельниками.
Тетушка Тей осталась помогать новому главе клана водников. Она еще жива, и грозится перебраться к нам, как только маленький Созидающий огласит свет первым криком, но такой угрозой нас не испугать, мы всегда ей рады, и покои провидицы готовы принять свою постоялицу. Ее источник уже мало теплится, но от предложения племянника пополнить его и продлить жизнь Тей отказалась.
— Я прожила хорошую жизнь, мой мальчик, — сказала она в один из своих визитов. — Мои года у меня никто не отнимет, а лишних мне не надо. У меня осталось лишь одно желание — взять на руки твое дитя.
Это желание казалось почти несбыточным. Несмотря на воссоздание и обновленное тело, для меня ничего не изменилось. Энергетическая основа осталась прежней, и именно в нее я когда-то внесла изменения в угоду Вайторису. Нам понадобился ни один год и помощь моего отца, чтобы развязать проклятый узел, казалось, навсегда уничтоживший надежды на материнство. Впрочем, забот у нас хватало, и помимо личных желаний оставались нужды мира, которому мы были обязаны за ошибку, совершенную четырьмя самоуверенными юношами — творцами.
Отражения плодились теперь с невиданной скоростью, и приходилось встречать откат за откатом, это сильно усложняло жизнь. Устав от того, что не можем надолго оставлять Кристалл Реальностей без присмотра, мы приступили к самому важному своему Сотворению. И вновь нам помогал мой отец. У него было достаточно времени всё обдумать, рассчитать, переосмыслить. Сознание, не загруженное повседневными заботами, страстями, горестями и радостями, имеет ценную возможность — анализировать без спешки. Его советы оказались бесценны, и наш собственный мир, сотворенный из начальной энергии Истинной Реальности, остался самостоятельным, не получив привязки к Граням. Он не стал Отражением, и не уничтожил первые ростки жизни, как тот, в котором окончил свои дни Вайторис. Наш мир был тем самым белым листом, на котором мой отец, когда-то рисовал цветок, а мы со Скаем стали грифелем, заполнившем чистое пространство.