Тридцать дней
Шрифт:
— Это как тот сон, который мы видели вместе, да? — прервал мои мысли водник. Он ожесточенно потер лицо, пнул несчастные полплатья, горячо воскликнув: — Как же я хочу во всём этом разобраться! Меня бесит непонимание происходящих перемен!
— А мне бы еще немного поспать, не возражаешь? — вот теперь я все-таки почувствовала раздражение.
— Не терпится снова оказаться в его объятьях? — ядовито вопросил Аквей и, прорычав нечто невнятное, окончательно покинул мои комнаты.
Я упала обратно на подушку, закинула руки за голову, несколько мгновений смотрела в потолок и вдруг расхохоталась. Перед внутренним взором стоял взлохмаченный, кое-как одетый водник, сверкавший глазищами и оравший на меня. Раз за разом я прокручивала в голове момент, когда дверь выворачивает от сильного удара, и в комнату влетает Скайрен
Смех, веселый и искренний оборвался в одно мгновение. Я закрыла глаза и протяжно вздохнула. Великая Тьма! Кто тот насмешник, кто решил поиздеваться над всеми нами и переплести наши судьбы в один жгут. Почему я оказалась тем стержнем, вокруг которого закручиваются события? Да и стержень ли я, или всего лишь песчинка, потерявшаяся в Изломе бесконечного Хаоса? По собственной ли глупости, продиктованной сиюминутным желанием ощутить вкус вожделения своей игрушки, или есть та высшая сила, которая решила, что мы слишком застоялись в привычном мирке и пора его изменить? Даже Вечный оказался втянут в водоворот перемен, началом которого стала первая капля моей крови, упавшая в кубок с недопитым вином. Что ожидает этот мир, кто теперь может предсказать? «И снова рой вопросов»…
Шорох у дверей привлек мое внимание. Искра сидела у порога и смотрела на меня своими глазками-бусинками. За ней возвышалась голова змея, глазевшего на меня с ожиданием. Усмехнувшись, я похлопала ладонью по кровати рядом с собой, и мое зверье рвануло, не дожидаясь повторного приглашения. Крыса запрыгнула на постель, но голова Венна бухнулась сверху, едва не придавив Искру. Она возмущенно пискнула, и я усадила крысу себе на живот. Змей мгновение смотрел на крысу, фыркнул и ткнулся мне в руку, требуя свою порцию ласки. Они всё еще воевали за мое внимание, и это вызвало улыбку, а следом очередной протяжный вздох.
«Ты позволила себе чувствовать», — Господин был недоволен мной. Как бы он не потребовал свернуть Искре шею, чтобы избавиться от ненужной привязанности. Не хочу терять эту маленькую поддержку среди тех, кто ненавидит меня. Поджала губы, осознавая, что меня кольнула мысль о всеобщей неприязни.
— Какая глупость! — воскликнула я, всполошив свою живность, млевшую под моими машинальными ласками.
Похоже, человечность и вправду играет со мной злую шутку. Я любуюсь глазами водника, спасаю крысу, утаиваю от Господина появление новой сущности этого мира — водяного змея. Скрываю изменения, которые происходят с Аквеем… Впрочем, это я делаю ради сохранения собственной жизни. Как только я окрепну, я убью Ская Аквея, забуду об Искре, о Венне и о своей ненужной и опасной тяге к воднику. И очень надеюсь, что с его смертью притяжение исчезнет. Бесконечный Хаос! Зачем я вообще связалась с водником? Почему выбрала именно его? Только ли за этот насмешливый и высокомерный взгляд, которым он смотрел на меня в тот день, когда очередная попытка свергнуть Вечного закончилась ожидаемым провалом? Веки вновь сомкнулись, и воспоминания унесли меня в прошлое…
Я вошла в каменную сумрачную залу, освещенную лишь факелами, привлеченная густым запахом гнева, ненависти и страха. Он особенно хорошо ощущался горчинкой на языке. Стража молча распахнула передо мной тяжелые створы, не посмев перечить. Я шагнула в залу, и стук каблучков разлетелся гулом под высокими сводами, привлекая ко мне взгляды всех, кто находился внутри.
Вайторис, восседавший на своем троне, иронично вздернул бровь, наблюдая за тем, как я жадно втягиваю воздух, после сделал неопределенный жест, который я расценила, как приглашение, и прошла дальше. Неспешно, насыщаясь новыми нотками, расчертившими полотно эмоций свежими штрихами. Любопытство, опаска, пренебрежение, новая вспышка ненависти и неожиданный росчерк, едва уловимый, но приятный — любование. Уловив этот аромат, я подняла взгляд на Господина, он следил за мной, едва заметно улыбаясь. Так, наверное, следят за дитятей, готовым совершить шалость, о которой знают и молчаливо поощряют, ожидая ее.
Я склонила голову, отвечая Вайторису, и прошла к нескольким мужчинам, застывшим изваяниями перед троном Вечного на коленях. За их спинами стояли стражи
Сражение произошло, где обычно — под стенами черного замка, Господин всегда позволял отчаянным головам приблизиться, а потом захлопывал ловушку, со вкусом изничтожая войско и оставляя для последней забавы вожаков. В этот раз их было пятеро. Я обошла их по кругу, отмечая, что присутствуют представители всех стихий. Их всегда было легко различить. Магия определенной стихии накладывает отпечаток на внешний облик.
Водники — светловолосые и синеглазые. Интенсивность цвета глаз указывало на уровень силы, волосы на конкретный источник, с которым работал маг. Чем светлей глаза, тем ниже уровень. У водника, находившегося в зале глаза оказались насыщенного синего цвета, у второго цвет глаз был светлей, больше уходя в голубой, но волосы белоснежные. Снег — источник, поняла я. Они работает со всем, где есть хоть капля воды. Значит, мог сотворить метель посреди жаркого лета, сковать льдом, закружить в снежном буране, но льдом не скуешь. Первый водник, скорей всего, использовал воду в чистом виде, но, судя по интенсивной синеве его глаз, мог из капли создать полноводный поток. Пусть временный, но мощный.
Следом за водниками стоял воздушник. У этих тоже были светлые волосы, но глаза всегда зеленые, также разных оттенков. Передо мной на коленях стоял мужчина средних лет с глазами цвета летней листвы, темными и умными. Он глядел в ответ спокойно, но быстро отвел глаза и больше не смотрел. Я втянула носом воздух и уловила смятение. Усмехнулась и перешла к представителю земной магии.
Эти, пожалуй, самые яркие представители нашего мира, если не считать огневиков. Цвет волос земляных может быть черным, как ночь, а может граничить с рыжим. Это тоже определяет их источники и проявление силы. Цвет глаз, в основном, зеленый и карий, и как у всех остальных магов интенсивность цвета указывает уровень. Тот маг, на которого смотрела я, был темноволос, но не до черноты, имел темно-карие глаза и смотрел он ими равнодушно, но когда меня обманывало равнодушие? Я уловила толику затаенного страха, который маг умело скрывал. Впрочем, они все были испуганы в той или иной мере. Кто за жизнь, кто за близких, кто за свои земли. Но помимо страха в земляном полыхала ненависть. Ее он прятал хуже, и скрежет зубов я расслышала. Шумно втянув носом запах эмоций этого мага, я перешла к огневику.
Ярко-рыжие волосы казались еще одним факелом, освещавшим залу. Живым факелом с медовыми глазами. Их лукавый прищур заставил изломить бровь в легком недоумении. Огневик осмотрел меня с ног до головы нарочито медленно, оценивающе, после усмехнулся и тут же получил рукоятью меча по затылку от стражника. Огневик упал вперед, едва не толкнув меня головой. Я равнодушно проследила за алой струйкой, окрасившей волосы и стекшей из раны на затылке на шею мужчины, после на каменный пол. Поддернула подол, чтобы не испачкать его в крови, и снова прошлась вдоль мужчин.
Маг, чьей стихией была земля, так больше не поднял глаз и остался мне неинтересен. Беловолосый водник поджал губы. Он бросал на меня взгляды украдкой, и я снова остановилась перед ним. Подцепила пальцами подбородок, склонила голову к плечу и вгляделась в глаза. Что я там увидела? Презрение, но больше показное, потому что водник был испуган. И всё же он мотнул головой, освобождаясь от моей хватки, и сплюнул мне под ноги. Стражник, стоявший за ним, замахнулся, но я сделала жест и остановила воина. Накрыла голову мага ладонью и сжала пальцы, собрав белоснежные волосы в кулак, рывком оттянула голову мужчины назад и снова заглянула в глаза, вытягивая на поверхность самое сильное его чувство в это мгновение — страх. Усилила его, взрастив до размера ночного кошмара, и это чудовище, уродливое и прожорливое, накинулось на пленника, уничтожая ту искру надежды, что еще теплилась где-то на задворках сознания.