Тридцать седьмое полнолуние
Шрифт:
– Не совсем. Поясните, пожалуйста, – вежливо попросил Ник.
– Все желали сражаться с внешним врагом. Такая ненависть оправданна – и, более того, священна. Вот твоя винтовка, твой противник – атакуй, ты защищаешь свою землю, свой народ. Твое дело правое. А следить за своими? Подозревать товарищей? Выносить приговор человеку, который, с точки зрения гуманистов мирного времени, не виновен? Для этого нужно не сомневаться в своем решении. Помнить, что один проклятый может нанести больший вред, чем трое нейцеских снайперов.
Ник заметил, как директор нервно дернул головой, услышав столь неполиткорректное слово – «проклятый», но прервать господина Леборовски, члена Городского совета и так далее, не решился.
– Это правда, которую люди предпочитают не замечать, ведь более комфортного для совести решения – увы! – не придумали. А раз так, думают они, пусть кто-нибудь другой станет убийцей, но не я. Пусть другого считают палачом. Стоит ли удивляться, что в «Четвертом отделе» был дефицит кадров? К сожалению, нет. Теперь понятно? Я ответил на первый вопрос?
– Вполне.
– Идем дальше. Как вы знаете, проклятия делятся на визуально идентифицируемые и неидентифицируемые. Если с первыми существует некая определенность, то по поводу вторых до сих пор ведутся споры. Что считать доказательством причастности проклятого к преступлению? И считать ли деяние его преступным или просто несчастливым стечением обстоятельств, а его самого – безвинным? Что гуманнее по отношению к такому безвинному? Держать всю оставшуюся жизнь на медицинских препаратах? По сути, превратив в растение. Тратить на это растение деньги налогоплательщиков – ради чего? Не проще ли, если проклятие позволяет, убить носителя сразу? Откройте любой журнал, посвященный политике, юридическим вопросам, экономическим, религиозным, – вы обнаружите, что однозначных ответов, которые устроили бы всех, не найдено. Конечно, общество пришло к некому компромиссу, позволяющему, с одной стороны, защитить себя, с другой – не выглядеть монстром. Но на войне компромиссы неприемлемы.
Леборовски оглянулся на директора – тот сплетал и расплетал пальцы, положив руки на скатерть, – и продолжил:
– Моим первым делом был удачник. Проклятие визуально не идентифицируемое. Но, к счастью, – выделил полковник голосом, – его носителя можно уничтожить без вреда для окружающих.
– Ну дает дед, – хмыкнул Гвоздь.
– Молодой разведчик, хороший, сообразительный парень, смелый. Шестнадцать ходок за линию фронта, глубокие рейды – и ни одной царапины. Две медали. Мог быть представлен к «алому» ордену, а то и «серебряному». Но он всегда возвращался один. Его перестали посылать в группе – погибли все, кто жил с ним в блиндаже. Как обычно поступает Управление регистрации и контроля? Собирают доказательную базу. По каждому случаю проводится отдельная проверка. Если материала накапливается достаточно, подозреваемого тестируют. Как вы понимаете, тесты подбирают осторожно, чтобы не подвергать опасности сотрудников. Естественно, рикошет слабее и с большой погрешностью, его трудно зафиксировать. Палка о двух концах. Если же УРКу все-таки удается извернуться, начинается другая морока: необходимо установить, знал ли носитель о своих возможностях. Это практически безнадежно. Ну и дальше, в зависимости от степени доказанности вины, или ликвидация, или резервация. Проблема, однако, в том, что доказательств обычно мало, а в резервацию удачников лучше не посылать. Девять из десяти побегов – их заслуга. Предположим, он вырвался из-за колючей проволоки. И? Количество экстремальных ситуаций для носителя проклятия возрастает, и пропорционально возрастает количество трупов вокруг него. А ведь есть еще такая элементарная вещь, как транспортировка до места заключения. Вы представляете уровень риска для конвоя?
– Простите! – все-таки решился подать голос директор. – Эти вопросы подробно освещаются на уроках обществоведения…
– В соответствующем ключе, – перебил Леборовски. – Но мы не закончили. Итак, такова работа УРКа в мирное время. «Четвертый отдел» не мог позволить себе подобной роскоши. Квалификация проклятого осуществлялась единолично офицером. Степень доказанности вины определялась исключительно статистическими данными. В случае если проклятие позволяло уничтожить носителя, проводилась ликвидация – в течение сорока восьми часов спецмедиком Четверки.
Тишина стояла – ни один стул не скрипнул. Капа с красными пятнами на лице растерянно оглядывала подопечных мальков. Дядя Лещ морщился, собирая на лбу складки.
– Я принял дело об удачливом разведчике в производство. На следующий день произвел арест. Семье выслали похоронку: «Ваш сын и муж геройски погиб в бою за…» Материалы дела были засекречены. Архивы закрыты до сих пор.
Директор подскочил из-за стола.
– Поблагодарим господина Леборовски за выступление!
Яростно забил в ладони Ноздря. Полковник, улыбаясь, смотрел в зал. Прямо на Ника.
Глава 2
То ли выступление Леборовски напомнило, то ли запоздало аукнулся карцер, но Нику снова приснился подпол.
…Дождь прошивал редкий осиновый лесок насквозь. Кроссовки скользили по мокрым листьям, джинсы набухли и не сгибались, точно жестяные. Разодранная футболка липла к телу. На спине, там, где прореха была от ворота до подола, вода стекала по обожженным лопаткам. От холода трясся подбородок и подбирался живот. Ник провел ладонью по лицу, смазывая капли, моргнул – и сквозь потоки увидел что-то темное. Лес стал гуще? Ник заторопился, оскальзываясь и придерживаясь за деревья. Вскоре понял: это небольшая избушка. Очень старая, она вросла в землю по наличник единственного окна, и крытая щепой крыша взялась мхом. Рядом – ни огородика, ни хозяйственных построек. Охотничья заимка? Да вроде пустые кругом леса.
Ник скатился по вырытым в земле ступенькам. Он боялся увидеть замок, но в дужках его не оказалось. Потянул за ручку. Разбухшая дверь с трудом приоткрылась, и Ник скользнул внутрь. Рывком прикрыл за собой.
Запах крови – первое, что он почувствовал.
На полу лежал человек в рваной штормовке и брезентовых штанах. Ноги у него были раздроблены и перетянуты жгутами выше колен, плечо иссечено – мясо вперемешку с побуревшими лоскутами ткани. Но умер мужчина не из-за этого: кто-то выстрелил ему в висок. Кровь тянулась полосами от порога и лужей стояла вокруг головы. Светлые, выгоревшие на солнце волосы слиплись прядями.
Ник отшатнулся к стене и, не отрывая взгляда от трупа, пробрался в дальний угол. Съежился на лавке, подобрав ноги. Его била крупная дрожь, да еще привязалась икота. Задерживал дыхание, прикусывал язык, но никак не получалось с нею справиться. Как же холодно! Даже внутри все болит. Затопить бы печку, вон дрова в углу. Но нет спичек. Можно проверить карманы штормовки… Ну что ему сделает мертвец? Тем более это даже не ареф.
Снова тряхнуло от икоты. Ник медленно сполз с лавки, шагнул к телу – и тут до него дошло: мужчина умер недавно, кровь пахнет как свежая. А ноги он перетягивал не сам, одной рукой такой узел не завяжешь. Оружия рядом с телом нет.
Ник метнулся к окошку и протер мутное стекло. Показался лес, залитый дождем. Дрожали под тяжелыми струями осинки. Прислушался: стучало по крыше, капало на пол возле двери.
Бежать? Но куда?
Трепещущие осинки сбивали с толку, чудилось, там кто-то ходит. От дыхания стекло запотело, пришлось снова мазнуть ладонью.
Темная масса между деревьями двигалась.
Ник подавился криком – воздух закупорил горло, не вздохнуть.
Он сразу понял, что это не собаки и даже не волки. Звери были раза в полтора крупнее, двигались плавно, точно кошки. У того, кто бежал первым, бурая с проседью шерсть свисала клоками. Двое других, угольно-черных, казались гладкими.