Тридцать седьмое полнолуние
Шрифт:
– Шикарно, – прокомментировал Денис и дернул губой – натянулся на подбородке шрам.
Потом долго дискутировали в спальне у старших. Кто-то радовался, кто-то злился. Один малыш забился в угол и тихонько ревел. Ник снова валялся на кровати, бездумно скользя взглядом по лицам, но теперь молчал и Денис. Смотрел на всех с непонятной усмешкой.
Когда мальчишки прокричались, Денис сказал презрительно:
– Лопухи.
– Да! – вскинулся темноволосый пацан. – Я же говорю! Еще благодарить побегут, идиоты. Да за родителей наших они теперь обязаны…
– Засохни, – оборвал Денис. – Нашел, что чем мерить. Торгаш.
Темноволосый побагровел.
– Ты!..
– Я, в отличие от тебя, не дурак. Вы что, не поняли, какая тут подстава? Готовьтесь, парни. Нас там будут серьезно прессовать.
В комнате удивленно затихли. Денис постучал пальцем по лбу.
– Думать-то надо. Во-первых, мы новички, а там своя стая. Во-вторых… Я че, зря спросил про гимназию? Им, значит, средненькая школа и ПТУ, а нам? Им гроши, а у нас приличное денежное содержание. Они, значит, с детства в казенных стенах, а у нас родители были. Да, были! – крикнул Денис, и малыш в углу заплакал сильнее.
– Там же хороший детдом, – неуверенно сказал кто-то.
– Значит, темную устроят без кастетов, вот и вся разница.
– С чего ты взял?!
– Из опыта. Я этих заведений перевидал – во! – Денис чиркнул себя ребром ладони по горлу. – У меня отец инженер-мостостроитель. Мать часто с ним моталась. Они на Харре работали, я к ним на каникулы приехал.
Все молчали. Слышно было, как стучит дождь и сухо кашляет Денис.
– Так что готовьтесь, парни, – повторил он, продышавшись. – Берегите ваши задницы.
Ник повернулся к нему.
– А что будешь делать ты?
– Опа, Немой заговорил! В каком смысле я?
– Ну, пока мы будем беречь свои задницы, чем ты займешься?
Денис усмехнулся, под нижней губой опять проступил неровно заживший шрам.
– Я? Найду вожака и перегрызу ему горло. Есть возражения?
– Никаких.
… – Шикарно мы тогда с Жучарой схлестнулись, – бормотал Гвоздь. – А когда Череп явился порядок наводить, думал: всё – хана. Зато со скуки не дохли, скажи?
– Я предпочитаю другие развлечения.
– Хорош нудеть! – Гвоздь потянулся, чтобы отобрать книгу, но Ник выставил локоть.
– Э, у вас тут чего, драчка? – заглянул дежурный. – Немой, тебя к директору!
Ник удивленно придержал страницу.
– Обалдели? Воскресенье на дворе. Какой, на фиг, директор?
– Двигай! Срочно!
– Чудны дела, – протянул Гвоздь, с любопытством разглядывая Ника. – А может, ты взаправду, как Карась говорит, того? По новой методике.
Ник покрутил пальцем у виска и сунул книгу под подушку.
На третьем этаже было тихо, только в кураторской бормотал телевизор. Ник прошел до конца коридора. Здесь, в тупике, царил полумрак: бархатные портьеры загораживали и без того тусклый день.
А если все-таки сняли «квоту» по медицинским показателям?! Ладони вспотели. Вытер о джинсы, прежде чем взяться за ручку.
В приемной тихонько гудела кофеварка. Секретарша вынимала из шкафа тонкие фарфоровые чашечки. Она сердито посмотрела на Ника из-под золотистой челки и мотнула головой:
– Проходи! Чего натворил-то? Выдернули из-за тебя в выходной!
Ладони, как назло, опять стали влажными. Нет, обратно в психушку он не поедет! Лучше под мостом ночевать.
– Разрешите, господин директ… – Ник сбился и закончил невнятно.
Сбоку, в гостевом кресле, сидел Георг Станислав Леборовски – на этот раз снова в штатском, но на лацкане у него поблескивал значок: герб Городского совета с голубой полоской в уголке.
– Конечно, мы тебя ждем. – Директор лучился от счастья, словно ждал Ника последние лет десять, и тот наконец явился. – Присаживайся! Нинель, кофе готов? И принеси мальчику конфет. Ну, что ты встал? Входи же!
Леборовски молча кивнул.
Ник опустился в кожаное кресло. Он был в этом кабинете второй раз в жизни; первый – когда только попал в детдом, и сесть тогда ему не предложили.
Секретарша вплыла в кабинет с подносом. Бровь у нее была удивленно изогнута.
– Конфет? Но я не держу тут конфет!
Перед Ником оказалась крошечная чашечка на блюдце. Пахнуло странно: непривычно, но знакомо.
– Извините, я не хотел бы задерживаться, – сказал Леборовски.
– Да-да, конечно! Нинель, ты свободна.
Директор дождался, когда за секретаршей закроется дверь.
– Вы сами скажете мальчику?
– С вашего разрешения.
Леборовски пододвинул к себе папки, лежавшие на директорском столе. Снял первую – толстую, растрепанную.
– Это – копия поискового дела, заведенного три года назад. – Он положил ее перед Ником.
Следующая оказалась тоненькой, в новой хрустящей обложке.
– Материалы по экспертизе, тоже можешь ознакомиться.
– Сейчас? – не понял Ник. К папкам он не притронулся.
– Я бы предпочел, чтобы ты сделал это на досуге, там много бумаг. Надеюсь, пока будет достаточно официального заключения.
Леборовски передал Нику листок с веером печатей и длинной колонкой подписей.
Плотно набранные строчки сливались перед глазами: «…проведено исследование… согласно документально подтвержденным… см. таблицу № 2… анализ показал…»
– Ты ошибся в одной букве, – сказал Леборовски. – Тебя зовут не Ник, а Мик, Микаэль.
«… считать установленным, что Николас Зареченский и Микаэль Родислав Яров одно и то же лицо».