Тридцатилетняя война
Шрифт:
Это был, конечно, кратковременный успех. Однако теперь, когда Мерси взял под защиту Вюртемберг, для Тюренна стало значительно труднее соединиться со шведскими войсками Торстенссона. Кроме того, эта победа моментально превратила Максимилиана, которому служили и Мерси и Верт, в незаменимого союзника Фердинанда, и французам надо было задуматься над тем, как снова заручиться дружбой Максимилиана, без которого им не так просто будет сломить сопротивление имперцев. Мало того, в мае 1644 года Мерси осадил и взял Юберлинген, а в июле — Фрей-бург [1336] . В продолжение трехдневного сражения Мерси стойко удерживал свои позиции от наседавших полков Тюренна и герцога Энгиенского. Но он существенно уступал противнику в численности войск, и герцог Энгиенский, совершив обманный обходной маневр, угрожавший отсечь Мерси от базы в Швабии, вынудил его отступить [1337] .
1336
Heilmann, pp. 97 f., 122-125.
1337
Ibid., pp. 138—155; Besse, Relation de Rocroyet de Fribourg, pp. 356—357, 365 f.
В битве за Фрейбург французы проявили немало
Прижатый к стенке собственным союзником, император мог лишь надеяться на ослабление позиций Франции. Новое правительство было не такое сильное, как прежнее. Ришелье не любили, но он вызывал и определенное восхищение. В народе совершенно иначе относились к кардиналу Мазарини. Маленький, проворный и тщеславный сицилиец [1338] не обладал никакими выдающимися способностями, кроме детского упрямства, хитрости и плутовства. У него не было и намека на гениальность Ришелье, он не понимал и не мог управлять внутренними делами Франции.
1338
Мазарини родился в Центральной Италии.
В некотором отношении никчемность Мазарини приносила и пользу. Его коварство, тяга к интригам, умение разбираться в мелких деталях и противоречивых побочных проблемах очень пригодились французской дипломатии на мирном конгрессе в Мюнстере. Ришелье вряд ли владел бы сложной ситуацией на переговорах лучше, чем его преемник.
Даже в домашних делах особенности натуры Мазарини давали ему определенные преимущества. Покойный король назначил королеву регентшей, которая должна была вместе с советом шефствовать над их пятилетним сыном. Анну Австрийскую, старшую сестру императрицы, испанского короля и кардинала-инфанта, подозревали в симпатиях к Испании, и смерть Людовика породила в королевских дворах Вены и Мадрида большие надежды на перемены. Но они просчитались. Анна Австрийская сразу же пообещала шведскому резиденту в Париже продолжать политический курс супруга [1339] . Она охотно передала свои полномочия Мазарини, который, не теряя времени, подтвердил Оксеншерне приверженность прежним договоренностям [1340] . Отношения между королевой и ее министром покрыты тайной. Его письма к ней проникнуты лестью и нежностью [1341] , но он сохраняет некоторую дистанцию, и их связь скорее напоминает благоговейный флирт Дизраэли и Виктории. Обоим еще не исполнилось и пятидесяти, оба были достаточно привлекательны для противоположного пола: маленький и чрезвычайно любезный кардинал с оценивающим взглядом и заискивающей улыбкой и королева с ее вялой статью, гладкими и ясными чертами лица и лениво-задумчивыми глазами. Живость молодости уступила место флегматичному спокойствию зрелого возраста, потому она, наверное, и согласилась принимать, но не удовлетворять обожание министра.
1339
Hugo Grotii Breftill Svenska Konungahuset. Historiska Handlingar. Ny folid, XIII, ii, p.6.
1340
Cheruel. 1, pp. 40—41.
1341
Mazarin, Lettres a la Reine, ed. Ravenel. Paris, 1886, pp. 31, 338.
Дружба королевы и министра, служившая предметом коридорных сплетен и готовым сюжетом для любовных романов, оставила свой след в истории Европы. Она удерживала регентство во Франции строго на том курсе, который предначертал Ришелье, и позволила разрушить тщетные надежды Австрийского дома.
Однако если регентство не предвещало ничего хорошего и для Мадрида, то испанское правительство могло по крайней мере ожидать перемен к лучшему в регионе по соседству с Францией. В битве при Рокруа была почти полностью уничтожена армия, защищавшая Фландрию. Одновременно Франция получила возможность стать господствующей державой не только в искусствах, но и на войне. Опасения, нараставшие в Соединенных провинциях последние тринадцать лет, заняли доминирующее место в голландской политике. Голландцы начали бояться Франции больше, чем Испании. Партии войны и мира в Провинциях можно было называть соответственно «французской» и «испанской» партиями, и «испанская» партия преобладала.
Бюргеров в Соединенных провинциях пугало многое. Они боялись того, что граничат с Францией, опасались французской конкуренции, страшились тайных римских католиков в своей среде и деспотизма дома Оранских. Фридрих Генрих, приобретший огромную популярность в последние десять — пятнадцать лет, потерял ее, когда постарел [1342] . Измученный подагрой и желтухой, он стал выглядеть бесцветным и угнетенным, его прославленная осторожность и благоразумие превратились в нерешительность и апатичность [1343] . Он полностью подпал под влияние жены [1344] . Принцесса Амалия фон Зольмс, когда-то веселая юная красавица, трансформировалась в тучную, пустую и сварливую женщину, думающую только о династическом будущем сына. В 1641 году они обручили своего двенадцатилетнего подростка с девятилетней дочерью английского короля. Это посеяло подозрения у голландцев-республиканцев, и, когда вскоре в Англии разразилась гражданская война между королем и парламентом, голландский сейм солидаризировался с парламентом, а принц Оранский неосмотрительно разрешил королеве Англии и группе аристократов использовать Гаагу как базу для набора войск и сбора денег для короля. Неразумные амбиции Фридриха Генриха довели его до того, что испанцы попытались склонить принца к заключению частного мира, предложив семье некоторые весьма ценные земли [1345] .
1342
Prinsterer, II, iv, p. 272.
1343
Huygens, Memoires, p. 90.
1344
Prinsterer, IV, p. 159.
1345
Geest, Amalia van Solms en de Nederlanshepolitiek. Baarn, 1909. p. 21.
Фридрих Генрих говорил по-французски как на родном языке, его мать была француженкой, он женил сына на принцессе, наполовину французского происхождения, а Амалия получала из Франции бесчисленные подарки [1346] . Все это наводило подозрительных голландских бюргеров на мысль о том, что дом Оранских пользуется поддержкой Франции. На этот счет не имелось никаких свидетельств, кроме, может быть, одного: правительство Франции, монархии, не очень расположенной к республиканскому строю, удостоило принца Оранского титула «Altesse» [1347] , [1348] и относилось к нему так, как будто он был самим сеймом, а не статхаудером шести из семи провинций.
1346
Dohna, Memoires. Konigsberg, 1898, p. 31.
1347
Aitzema, 11, р. 417.
1348
«Высочество» (фр.).
Религиозные трения тоже тянули голландцев больше к Испании, а не к Франции. Проблема веротерпимости для католиков в республике всегда была камнем преткновения на мирных переговорах, но испанцы по крайней мере не скрытничали. В последние годы голландцы стали подозревать французов в том, что они тоже замышляют добиться у себя религиозной чистоты, но делают это тайно и бесчестно. Во Франции один кардинал-католик сменил другого, и оба они, руководствуясь какими-то потаенными мотивами, вступили в альянс с протестантскими державами. Католики Соединенных провинций только усилили подозрения протестантского большинства, когда обратились к французской королеве с призывом встать на их защиту [1349] .
1349
Waddington, La Republique des Provinces Unies, pp. 382—385.
Один из французских послов, направлявшихся в Мюнстер, остановился в Гааге. Клод д'Аво был человеком достаточно разумным, превосходно показал себя в контактах с немцами и шведами в Гамбурге, но он плохо знал голландцев. Гордый своими дипломатическими успехами, презирающий тупых голландцев и уверенный в себе настолько, что не счел нужным посоветоваться с коллегой Абелем Сервьеном, лучше разбиравшимся в ситуации, посол решил выступить перед голландским сеймом и 3 марта 1644 года заявил: король Франции всегда считал желательным, чтобы в провинциях терпимо относились к католикам [1350] .
1350
Le Clerc.p. 193.
Его речь вызвала такую бурю негодования, что могла перевернуть утлое суденышко французско-голландского альянса. Только дополнительные разъяснения и заверения в том, что в намерениях французского правительства нет никакого злого умысла, помогли на время снять напряженность, но проблема оставалась и висела дамокловым мечом над переговорами в Мюнстере, угрожая разразиться новым конфликтом [1351] .
Французскую дипломатию поджидала еще одна трудность. Престарелый папа Урбан VIII умер в 1644 году, и его заменил Иннокентий X. Маффео Барберини симпатизировал Франции, Джамбаттиста Памфили был ее противником. Нельзя сказать, что он был страстным поклонником Испании. В историю папства Иннокентий вписал только свое имя. Всегда унылый, нервозный и преисполненный благих намерений, он не был ни плохим, ни хорошим папой. Вообще его с большой натяжкой можно было бы назвать папой римским. Потомки знают о нем не по его делам, а потому, что его портрет написал Веласкес. Он жил в Ватикане, играл в шары в саду, подписывал буллы и исполнял время от времени обязанности святого отца, но вся его политическая и личная жизнь была оккупирована амбициозной невесткой, которая использовала его положение и в достижении своих целей, и в разрешении личных конфликтов. Что касается исполнения роли святого отца, то, как заметил один недоброжелатель, даже дети убегали от него: «tant il etait effroyable a voir» [1352] . [1353]
1351
Cheruel, pp. 656, 690.
1352
Relazioni Veneziane, Roma, 11, pp. 69—70, 88—89; Coville, Mazarin et Innocent X, p. 30.
1353
«Так страшно на него смотреть» (фр.).
Избрание Иннокентия, которое сразу же объявили simoniaca [1354] , [1355] лишило французское правительство очень ценной подпоры. Французский католический средний класс не возражал против фантастического протестантского альянса Швеции, Республики Соединенных провинций, Гессен-Касселя, Хайльброннской лиги, созданного на деньги католического «казначея» — Франции, только потому, что его благословил папа римский. Кроме того, Урбан успел послать на мирный конгресс в Мюнстер в качестве представителя Ватикана своего человека — Фабио Киджи. Мазарини опасался, что теперь Иннокентий отзовет Киджи и направит вместо него какого-нибудь испанского или купленного Испанией нунция [1356] . Однако ему не стоило беспокоиться: Иннокентий не относился к числу деятельных людей, и Киджи остался в Мюнстере. Его больше должна была тревожить Италия, где политика нового папы привела к разрыву дипломатических отношений между Парижем и Ватиканом и шумной ссоре на Итальянском полуострове [1357] . Эти новые катаклизмы раздражали и дорого обходились, но они в конечном счете не слишком повлияли на мирный конгресс в Вестфалии.
1354
Brosch, Geschichte des Kirchenstaates. Gotha, 1880, I, p. 410.
1355
Продажа и покупка церковных привилегий — индульгенций, дарований и т.д. — Примеч. пер.
1356
Bougeant, III. pp. 107-108.
1357
Более подробно о проблемах см. Coville, Mazarin et Innocent X.