Тридцатилетняя война
Шрифт:
Но в Мюнстере и Оснабрюке, хотя вокруг свирепствовал голод, продуктов хватало всем и никто никуда не спешил. Полгода ушло на то, чтобы решить, кому и где сидеть, кому входить в комнаты первым. Французские послы оспаривали первенство со шведами, Бранденбургом [1370] и испанцами, ссорились с делегатами Ганзейского союза [1371] , венецианским посредником [1372] и друг с другом [1373] . За старшинство боролись делегаты Бранденбурга и Майнца [1374] , венецианский медиатор и епископ Оснабрюка [1375] . Лонгвиль, французский посол, отказывался входить в зал, требуя себе титул «Altesse» [1376] , и в продолжение всего конгресса так и не встретился с испанским послом, ссылаясь на то, что не соблюдены все формальности [1377] . Папский нунций установил для себя помост в главной церкви, французы попросили
1370
LeClerc, II, pp. 22,25.
1371
Meiern, Acta Pacis, I, pp. 363-368, 393.
1372
Bougeant, II, p. 411.
1373
Meiern, Acta Pacis, I, p. 382; LeClerc, 11, p. 123.
1374
Gartner, V, p. 5.
1375
Bougeant, III, p. 256.
1376
Meiern, Acta Pacis, 1, pp. 424, 495—496.
1377
Fiedler, p. 315.
1378
Bougeant, II, p. 416.
1379
Prestage, Diplomatic Relations, p. 18.
1380
Bougeant, III, p. 247.
1381
LeClerc, II, p. 4.
1382
Ogier. p. 88.
Мешали конгрессу и продолжавшиеся военные действия. Прекращение огня способствовало бы скорейшему завершению переговоров, но война шла, и дипломаты в Мюнстере и Оснабрюке, внимательно следя за военным противоборством, сознательно затягивали решение проблем в надежде получить определенные преимущества на полях сражений. Французы, располагавшие большими ресурсами и менее обремененные экономическими и социальными заботами, вообще были настроены на то, чтобы вести переговоры до бесконечности, лишь бы не потерять завоеванное. Их главный посол Лонгвиль развел вокруг своего жилища в Мюнстере сад и затребовал к себе жену, словно демонстрируя, что он устроился здесь надолго. В то же время Мазарини наставлял командующих удвоить свои усилия на фронтах [1383] .
1383
Cheruei, II, pp. 306-307; Le Clerc, III, pp. 136-137.
Французские послы не блистали талантами. Клод де Меем, маркиз д'Аво, обладал некоторыми способностями, но был чересчур самонадеян, о чем свидетельствовали и его безапелляционные поучения голландцев в отношении католиков. Высокомерный и обидчивый, он не ладил с другими делегатами, и прежде всего со своим коллегой Сервьеном. «Надо быть ангелом, чтобы найти средство для излечения всех ваших пороков», — написал Сервьен в пылу гнева [1384] . Абель Сервьен, маркиз де Сабле, очевидно, был менее тщеславен, хотя из его писем — и отношений с коллегой в особенности — следует, что он тоже отличался немалым самомнением. Он был правой рукой Мазарини, и д'Аво одновременно и завидовал ему, и боялся его [1385] , а Сервьен ничего не делал для того, чтобы избавить его от этих неприятных ощущений. Не в пример д'Аво, Сервьен умел находить общий язык с другими делегатами и в этом смысле был в большей мере дипломатом, однако в кризисные моменты они зачастую не могли понять друг друга и вместе, и по отдельности проигрывали. Третьего посла, герцога де Лонгвиля, прислали лишь для придания лоска делегации, а заодно и выручили из беды во Франции [1386] .
1384
Ibid., I, p. 102.
1385
Fiedler, p. 300; Correspondencia diplomatica de los plenipotenciarios Espanoles en el congresso de Munster, 1643—1648. Madrid, 1884, II, p. 344.
1386
Bougeant, IV, pp. 61—62.
Похожий антагонизм существовал и между шведскими послами. Главным среди них был Юхан Оксеншерна. Его единственное достоинство состояло в том, что он приходился сыном Акселю Оксеншерне. Это был крупный, краснолицый, чопорный и легковозбудимый человек, большой любитель выпить и приударить за женщинами [1387] . Он требовал, чтобы его будили, приглашали на обед и подавали сигнал готовиться ко сну фанфарами, которые слышно было по всему Оснабрюку [1388] . Его подчиненный Юхан Адлер Сальвиус оказался одним из немногих относительно способных дипломатов. Он отличался ясным умом, сметливостью, решительностью и приятным чувством юмора. Оксеншерна, как говорили, был настроен против мирных договоренностей, поскольку они умалили бы престиж и его самого, и отца. Сальвиус же имел от королевы инструкции не позволять Оксеншерне без необходимости препятствовать переговорам. Королева желала только мира, и ее не интересовали мнения и возражения ни младшего, ни старшего Оксеншерны [1389] . Таким образом, Сальвиус оказался в таких же отношениях с Оксеншерной, в каких Сервьен был с маркизом д'Аво. Оба они занимали подчиненное положение, но располагали более важными личными контактами с власть имущими у себя дома.
1387
Fiedler, pp. 310-311.
1388
Bougeant, III, p. 67.
1389
Fiedler, p. 394; Chanut, I, pp. 26, 28, 83.
Испанский посол граф Гусман де Пеньяранда тоже не относился к разряду людей, одаренных интеллектом. Он имел привлекательную и элегантную внешность, хорошие манеры, но был чрезвычайно горделив, импульсивен и лжив [1390] . Он превосходно владел известной испанской привычкой копаться в деталях и не видеть сути проблем. Если испанская дипломатия и добилась каких-то успехов в Мюнстере, то только лишь благодаря усилиям его подчиненного Антуана Брюна [1391] , литератора и гуманиста, представителя класса государственных деятелей, обладающих организаторскими талантами, практицизмом и готовностью к компромиссам.
1390
Fiedler, p. 334; Wicquefort, L'Ambassadeur. The Hague, 1681, p. 208.
1391
Ibid., pp. 296—297; См. также: Truchis de Varennes, Un diplomate Franc-Comtois. Dole, 1932.
От Соединенных провинций приехали Адриан Пау (Голландия) и Ян ван Кнёйт (Зеландия). Отношения между ними тоже были непростые, но внешне это никак не проявлялось. Пау представлял испанскую партию мира, Кнёйт — партию оранжистов, тяготевшую к Франции. Оба были знающими свое дело дипломатами, Пау — особенно. Говорили, будто бы только ему удалось провести Ришелье [1392] . Ни один из голландцев не внушал доверия, они ни разу не сказали лишнего слова. И французы и шведы относились к ним с подозрением, но находили подтверждение своим сомнениям, когда уже было поздно что-то исправить.
1392
F. de Dohna, Memoires, p. 35.
Посредниками или, по современным понятиям, председателями на конгрессе были папский нунций Фабио Киджи и венецианский посол Альвизе Контарини. Влияния примирителей вполне хватало для того, чтобы любой мог усомниться в их непредвзятости, но явно недоставало для достижения практических результатов. Киджи был в целом покладистее и стремился сглаживать острые углы. Контарини, напротив, отличался трудным характером и моментально взрывался, если ему возражали [1393] .
1393
Le Clerc, III, p. 96.
В остальной массе делегатов, собравшихся в Мюнстере и Оснабрюке — всего сто тридцать пять человек [1394] , — выделялась каста теологов, писателей и философов. Что касается самих участников переговоров, то они, за исключением Пау, Брюна и Сальвиуса, ничем особенно не блистали, кроме добродушного либо злостного и эгоистичного тупоумия. Даже тот успех, которого к концу конгресса добилась французская дипломатия, в большей мере объяснялся наивной простотой Пеньяранды и военными победами Тюренна.
1394
Meiern, Acta Pacis, I, p. 9.
Нельзя не упомянуть еще одного делегата, возможно, и не обладавшего выдающимися качествами дипломата, но демонстрировавшего незаурядную выдержку, упорство и тактичность, — имперского посла Траутмансдорфа, прибывшего, правда, в Мюнстер только в конце ноября 1645 года. До его приезда интересы императора отстаивал Исаак Фольмер, действующий адвокат и правительственный чиновник, которого французы игнорировали, считая, что его ранг не соответствует уровню и назначению переговоров. Предвидя такую ситуацию, император прислал еще и приветливого и любезного графа Цоганна Нассауского в качестве декоративного придатка к делегации. Французы, однако, заявили, что они не будут принимать во внимание имперскую делегацию до тех пор, пока в ней не появится человек, чей ранг и квалификация будут достаточно высокими и пригодными для решения задач, стоящих перед конгрессом [1395] . Поэтому до приезда Траутмансдорфа, то есть в продолжение одиннадцати месяцев после официальной церемонии открытия конгресса, делегаты занимались всего лишь обсуждением малозначительных предварительных деталей, относящихся к процедуре его проведения.
1395
Bougeant, III, pp. 25—26.
3
Делегаты заседали уже почти год, когда вдруг обнаружилось, что у них нет четко обозначенной subjecta belligerantia [1396] . Соответственно начались дебаты по вопросам, которые уже давно надо было прояснить: из-за чего и ради чего идет война, какие проблемы должна разрешить мирная конференция [1397] . В упрощенном варианте обозначились четыре основные темы: претензии имперских сословий, условия амнистирования мятежников, удовлетворение притязаний союзников, компенсация потери прав собственности и владений. Первая тема касалась практически всех основных причин возникновения и продолжения войны: проблема Донаувёрта, ждущая своего решения с 1608 года; наследование Клеве-Юлиха; законные права рейхсхофрата; конституционные права императора; положение кальвинистов; распределение земель между католическими и протестантскими правителями.
1396
Вопросы, относящиеся к причинам и целям войны (лат.)
1397
Meiern, Acta Pacis, II, p. 75.