Тригг и Командор
Шрифт:
— Я уже приготовился. Наверное, лучшим решением будет попросить их не петь сегодня, дабы не приземлять высокий полет моей фантазии…
— Тут я с вами полностью согласен, Тригг. Фантазия всегда бежит впереди реальности, и довольно далеко впереди. Не нужно ее задерживать и приземлять конкретикой.
От себя же могу заверить, что таких густых басов и таких насыщенных меццо-сопрано вы не найдете ни в Вене, ни в Милане. Можете совершенно спокойно и с чистым сердцем рассказать об этом вашим близким.
Но… мы заговорились. Может быть, приступим к завтраку? Сегодня в честь
— С удовольствием все это отведаю, господин барон, только мне нужно еще пару минут, чтобы прийти в себя и отдышаться после увиденного…
— Простите меня, что столь необдуманно подверг вас такому испытанию. Я забыл предупредить, что без подготовки нельзя смотреть курляндским цыганкам в глаза. Хотите, я попрошу их надеть черные очки?
— Боюсь, что это не сильно поможет…
— Тогда давайте сегодня просто отобедаем вдвоем. Я извинюсь перед дамами и объясню ситуацию. Они поймут, не первый раз, слава богу…
Тем не менее, одной проблемой у вас стало меньше, дорогой Тригг. Вы теперь избавлены от патрулирования светского променада на Английской набережной. Заметьте, что ни одна из цыганских дам и бровью не повела при виде вас.
И уж тем более не повысила голос даже на полтона.
— Я до сих пор пребываю в изумлении от увиденного. Поверить не могу… Дайте перевести дух…
Барон подошел к регенту хора и что-то тихо сказал ему на ухо. Тот мягко улыбнулся и понимающе кивнул. Тут же последовала команда: «Разойдись!» При произнесении последней буквы этой команды на пирсе не осталось даже следов на песке. Как будто и не было никого…
Второй завтрак.
— Знаете, барон, а ведь жареный камыш по вкусу очень похож на колумбийский батат. Он тоже из рода пасленовых?
— Я как-то никогда не думал об этом. Ботаническими исследованиями занят мой добрый садовник Мюллер. Это новый псевдоним известного глобального философа Пахома Никонова, моего ординарца. Под простой немецкой фамилией он публикуется в научных журналах Европы… Вам, наверное, будет интересно обсудить с ним прошлогодний урожай пасленовых и бобовых… А еще он может такие вещи рассказать про какую-нибудь сложноцветную завязь в лепестках горчичных орхидей, что вы забудете обо всех противоречиях между Платоном и Сократом.
— Ну, это как-нибудь в другой раз. Я пока нахожусь под впечатлением от женской части цыганского хора. Увиденное сегодня всколыхнуло в душе целый пласт уже, казалось, забытых воспоминаний.
— Вот не ожидал. Неужели вы не имели успеха у женщин?
— Тут дело не в «успехе» или в «неуспехе». После той злосчастной победы над кентаврами процессы распада коснулись и этой сферы…
— Вот как? И тут успели нагадить! Что же такое стряслось? Они, наверное, одурманили вас грибными отварами на основе балканских мухоморов и корней черного саксаула…
Помнится, во время второй Турецкой кампании под Адрианополем ротмистром Растеряевым и его людьми было поймано около дюжины вражеских лазутчиков.
И все как один — евнухи из гарема Осман-паши. Этот подлый Осман, видя неизбежность сдачи города, решил обезопасить свой гарем, причем совершенно бесчестным способом. Он приказал своим кастрированным нукерам тайно подсыпать в наши полковые бражные бурдюки особый зловредный порошок коварного действия. Называется он казбебуш.
Этим казбебушем в султанских покоях поят местных сантехников, если им предстоит работа по профилактике или починке водопроводных труб на женской половине дворца.
Благо все лазутчики были вовремя изловлены и выпороты так, чтобы другим неповадно было. И, хотя благодаря бдительному ротмистру никто из гусар и казаков не пострадал, тем не менее, не все прошло так гладко, как хотелось бы.
Фельдъегерь Гиацинтов из штаба корпуса случайно обнаружил валявшийся у дороги целый мешок с казбебушем. Решив, что это дорогой турецкий табак, он набил им себе целую трубку и выкурил ее в ожидании ужина.
Весь следующий день Гиацинтов не выходил из палатки, а после взятия города даже не поехал прикоснуться ни к одной из его достопримечательностей… В себя пришел он только через пару недель, когда к нам в лагерь приехала артель румынских модисток для пошива новых доломанов.
Мы все тогда очень переживали за боевой дух фельдъегеря …
— Эх, барон, если бы все было так просто. Если кто-то один отравил, то кто-то другой и вылечить сможет… Тут дело в другом. Вы когда-нибудь слышали о женской эмансипации?
— Это что-то французское, вероятно.
— Да, именно… «Эмансипэ» — это завершающий компонент к знаменитой убийственной триаде — либерте-эгалите-фратерните — Свобода-Равенство-Братство. Без него все эти людоедские лозунги все же имели бы шанс на наполнение вполне приличным содержанием. Вы ведь помните Французскую революцию, во время которой и появились все эти смысловые перевертыши? Это ведь было совсем недавно…
Свобода от совести, Равенство на эшафоте и Братство на кладбище… Только приход Бонапарта к власти избавил французов от завершающего и смертельного удара эмансипацией.
К сожалению, в Атлантиде все было гораздо трагичнее.
— Вы не говорили о каких-либо революциях на вашей родине…
— Их и не было. Все было гораздо более разрушительно. Сейчас я уже понимаю, что все эти призывы свободы, равенства и братства в основном били только по нервам и эмоциям.
Эмансипация ударила по самому главному — по основному инстинкту…
— То есть вы хотите сказать, что именно с нее и начались все безобразия?
— Трудно сказать, с чего все началось, но я уверен, что это была самая масштабная диверсия против здравого смысла во всей центральной Атлантике. Во всяком случае, другого ответа я найти не могу. Да и нет никаких других гипотез, кроме этой.
Я провел собственное расследование и обнаружил совершенно определенные закономерности, точно подтверждающие именно такое предположение. Я ведь когда-то изучал травматологию и, как специалист, сразу поставил медицинский диагноз этому явлению: сотрясение мозгов, причем всех сразу…