Тригг и Командор
Шрифт:
Все были абсолютно равноправны друг перед другом и перед вечностью…
После того бунта кентавров все карты здравого смысла настолько перемешались с дешевыми картонными подделками, что процесс разложения быстро прошел точку невозврата…
— Что вы имеете в виду? Ваши соотечественники перестали платить карточные долги или стали уклонятся от честных дуэлей?
— И это тоже, конечно, но то, о чем вы говорите, стало уже лишь следствием главного перелома. Дело в том, что видимая оболочка явления в старые времена не имела никакого значения — важна была только глубокая внутренняя сущность. Теперь
Каждый атлант вынужден был принять для себя важное решение: или полностью перейти на сушу, или окончательно скрыться в водных глубинах.
Те, кто вышел на сушу, уподобились кентаврам — тем самым, с которыми еще недавно сражались.
— Они что, сознательно нарушили присягу?
— Нет, скорее бессознательно. Видите ли, прозрачность атмосферного воздуха в десятки раз выше, чем самой прозрачной воды…
— А какое это имеет отношение к кентаврам?
— Самое прямое. На воздухе очень легко пускать окружающим пыль в глаза, а под водой нет и не может быть никакой пыли. Кроме того, видимость в самых чистых морях мира не превышает и семидесяти метров. Поныряйте как-нибудь на Красном море или около Мальдивских островов и убедитесь сами. А вот на поверхности — совсем другое дело.
Например, вот с этого скользкого волнореза вы легко увидите любой португальский галеон или греческую трирему на расстоянии более пяти верст. Между семьюдесятью метрами и пятью верстами есть разница, не правда ли? Для субъектов, во главу угла ставящих видимость явлений, а не их сущность, жизнь на суше намного предпочтительнее…
Полностью на сушу переселились тогда все позеры и хвастуны без внутреннего стержня. Покрасовались друг перед другом, попозировали разным там Фидиям и Праксителям в эпоху эллинизма, а потом сгинули в небытие, чего и следовало ожидать.
Память о них осталась только в греческой мифологии и в садово-парковой скульптуре.
Кентавры и те, кто пошел за ними, предпочли внешний блеск внутренней мудрости, плоскую поверхность — истинной глубине и дешевую похлебку — свежим морепродуктам.
Настоящие атланты, не прельстившись на блестящую мишуру, ушли глубоко под воду.
— У меня на мызе к обеду всегда только свежие морепродукты. А в Индокитае вы бывали? Осьминоги и креветки там очень хороши.
— За годы странствий я побывал везде. В Индокитае заходил как-то в Тонкинский залив — еще при династии Цинь.
— Это очень интересно — у меня в галерее висит пламенеющий клинок той эпохи.
Мне было бы очень интересно ваше мнение: для каких целей его использовали во времена Цинь Шихуанди — в оборонительном или в наступательном бою?
— Знаете, меня всегда тоже интересовал этот вопрос. Во время войны за бирманское наследство…
С этого места и до конца следующей страницы текст становится нечитаемым из-за все тех же жирных пятен, проступивших со страницы первой.
— …премного благодарен за приглашение … С утра мне придется посетить одно место в шведских территориальных водах, и к полудню я смогу быть уже у вас, дорогой барон!
— Жду вас непременно! К столу будет фаршированная щука.
— Это деликатес…
4. Обед у волнореза
Боевой парусный плот «Неустрашимый», французский повар на русской службе, экскурсы в историю атлантических декабристов и знакомство барона с самим Лейбницем. Кентавры и их тяжелое наследие в Старом, а затем — в Новом свете. Парижская мода в Голштинии и планы на Треллеборг.
К полудню у самого дальнего края волнореза Батарейной бухты людьми фон Юкскюля был пришвартован бамбуковый плот. Тот самый «Неустрашимый», на котором барон когда-то спускался вниз по Меконгу и потом, через Индийский океан — к голландским владениям на Суматре.
Тогда его мореходность и скорость хода в бейдевинд настолько поразила малаккских пиратов, что они даже не решились его преследовать — помахали грозно вдогонку абордажными клевангами и отошли к Джохар-Бару, что за Сингапуром.
На палубе «Неустрашимого» был разостлан ковер из бенгальской коллекции барона, на котором плотным строем стояли ящики с триггер-виски и дубовые бочки со знаменитыми триггервильскими закусками. Посередине, между грот- и фок-мачтами, в плетеном гамаке, полулежал сам хозяин этого флагмана триггервильской эскадры — барон фон Юкскюль с графином триггер-виски «Секешфехервар» [4] в правой руке и с могучей клешней жирного балтийского лобстера — в левой.
На бамбуковых стволах по краю плота вальяжно расположился иностранный визитер командора, точнее две передние конечности триггеозавра и один его боковой плавник.
4
Примечание. «Секешфехервар» — один из сортов триггер-виски, производимый в Австро-Венгрии по триггервильскому патенту.
Выцветший тропический шлем барона защищал голову ящера от полуденного солнца. Изредка, метрах в восьми от волнореза, появлялся зеленый чешуйчатый хвост заграничного гостя — он резко взмывал вперед и вверх, отгоняя от плота наглеющих чаек и крикливых бакланов…
— …Позвольте предложить вам еще ведерко маринованных осьминогов… Скоро подойдет баржа с креветками «болонез» под петергофским соусом, их уже разложили по бочкам, пересыпали петрушкой и тимьяном — пальчики оближете…
— У вас прекрасный повар. Наверное, из французов?
— Так точно. Взяли его в плен под Смоленском в ноябре двенадцатого — когда отсекли от Великой Армии арьергард Лассаля со штабом Бертье…
Вот их кухня нам тогда и досталась — вино, макароны и горячие фрикадельки. Офицеров французских, пьемонтских и неаполитанских разоружили и отправили в штаб корпуса, а поваров отпустили на все четыре стороны.
Но этот вот Мишель вскорости обратно воротился. Сказал, что замерз сильно, потому что он, дескать, из самого Лангедока.
Ну раз так, дали ему тулуп и валенки — с тех пор вот к эскадрону и прилип.