Тринадцать часов
Шрифт:
— Мадам, обстоятельства преступления… явно указывают на то, что убийца был хорошо знаком с положением дел в доме Адама.
Мишель Малерб не отвела взгляд. Глаза у нее были светло-карие. Деккеру показалось, что она излучает чувственность — возможно, дело в том, что он только что узнал от Наташи.
— Не совсем понимаю, на что вы намекаете.
— Убийцы, например, были в курсе, что его жена…
Мишель сочувственно улыбнулась:
— Инспектор, к сожалению, состояние дорогой Александры известно всем. Особенно в наших кругах.
— Барнард рассказывал
Она едва не задохнулась от возмущения:
— Адам и в мыслях не мог бы допустить ничего подобного!
Деккер молча ждал.
— Да, недобросовестные журналисты пытаются представить нас циниками, которым абсолютно наплевать на все. Но мы не такие, инспектор! Многие из нас до сих пор поддерживают отношения с Алексой, регулярно пытаются с ней общаться в надежде на то, что она… поправится. Она чудесный человек.
— Вы тоже… поддерживаете с ней отношения?
Мишель кивнула. Деккер понял: пора переходить к главному.
— Насколько я понял, с Адамом Барнардом вас связывала не просто дружба?
Мишель смерила его разочарованным взглядом.
— Номер моего адвоката я оставлю у Наташи, — сказала она, вставая. Выйдя в коридор, она тихо притворила за собой дверь.
Деккер смотрел ей вслед, презирая самого себя. Что теперь делать? Если честно, он понятия не имел.
Медсестра из отделения скорой помощи сказала Грисселу, что ему придется просить разрешения у главврача. Он попросил сестру позвонить ему.
— Не ему, а ей, — уточнила сестра.
— Мне плевать, женщина главврач или мужчина! — закричал Гриссел. — Главное, звоните скорее!
Медсестра набрала номер, что-то прошептала в трубку, отключилась и, воспрянув духом, сообщила: сейчас главврач на собрании.
— Послушайте, — сказал Гриссел. — Сейчас у вас в операционной находится сотрудница полиции с двумя огнестрельными ранениями, и я не знаю, выживет ли она. Похищена девятнадцатилетняя американка; те люди, что похитили ее, сегодня утром перерезали горло ее подруге на Лонг-стрит. А этот… — Он с трудом подавил порыв назвать раненого гадом или похуже. Ткнув пальцем в сторону операционной, он произнес: — А этот тип — мой единственный шанс найти девушку до того, как ее убьют. И вот что я вам скажу. Если с ней что-нибудь случится из-за того, что вы чините препятствия правосудию, ночевать вы сегодня будете в самой грязной, самой переполненной камере, какую мне удастся отыскать во всей провинции. Надеюсь, вы хорошо меня поняли.
Подавив возмущение и широко раскрыв глаза, медсестра схватила трубку и набрала тот же номер.
— Джули, пожалуйста, передай доктору Меринос: пусть срочно спускается в отделение скорой помощи, — сказала она.
У ворот спецстоянки молодой автоинспектор в новенькой форме раскрыл пухлую зеленую папку, суетливо пролистал ее, заложил ладонью нужную страницу и пробежал пальцем по списку.
— Да, данное транспортное средство выписывал именно я, ровно в двенадцать тридцать четыре. Вот… — Он пролистал страницу и повернул папку, чтобы Вуси было видно: — Вот расписка, с подписью и печатью.
— Чья подпись на расписке?
— Вам придется спросить в администрации.
— Где у вас администрация?
— Вон там. В здании, где проводится регистрация транспортных средств. Поднимайтесь на второй этаж.
— Спасибо. А расписку можно захватить с собой?
Автоинспектор покачал головой:
— Тут я вам не помощник. Расписка остается здесь.
Сначала Вуси показалось, что автоинспектор его разыгрывает. Но на лице молодого парня не было и следа улыбки.
— Вы серьезно?
— За данную папку отвечаю я. Таковы правила.
— Мистер…
— Называйте меня «инспектор».
— Инспектор, мы расследуем убийство и похищение, и у нас почти не остается времени!
— В администрации есть копия расписки. Сообщите им номер дела, и все.
Вуси на миг задумался: почему автоинспектор не сказал ему об этом сразу? Он вытащил блокнот, раскрыл, щелкнул ручкой:
— Будьте добры, продиктуйте номер.
Матт Яуберт натянул резиновые перчатки, нагнулся над распахнутой дверцей «корсы» Мбали Калени и подобрал с коврика стреляные гильзы. Переписал цифры к себе в блокнот. Он слышал, как по асфальту у него за спиной шаркают Толстый и Тонкий; они обводили мелом места, где лежали другие гильзы, и рядом с каждым местом ставили пластмассовые треугольнички с номерами. Они работали молча.
Яуберт выпрямился и не без труда влез в салон, опираясь о подголовник и руль. На переднем пассажирском сиденье лежала большая черная сумка Калени, на ней — большой блокнот с отогнутыми страницами. На верхней странице застыли капли крови. На ней было что-то нацарапано.
Яуберт осторожно подтянул к себе блокнот и разогнулся. Вынул из нагрудного кармана очки для чтения, надел на кончик носа. На закапанной кровью странице красовались три буквы, выведенные крупно, дрожащей рукой: «ДЖЕ».
Он подозвал к себе Джимми, высокого и костлявого эксперта.
— Мне нужен пакет для сбора улик.
— Сейчас принесу, — охотно вызвался Джимми. И почему сослуживцы жалуются на Тонкого и Толстого? У Яуберта с ними всегда было полное взаимопонимание.
Что такое «дже»? Может, это по-зулусски? Непонятно.
Джимми принес прозрачный пакет на «молнии» и раскрыл его. Яуберт положил в пакет блокнот так, чтобы верхняя страница с буквами оказалась на виду. Джимми застегнул пакет.
— Спасибо, Джимми.
— На здоровье, шеф.
Яуберт снова влез в салон и заглянул под водительское сиденье. Там валялась ручка, а больше ничего.
Он достал из кармана свою ручку и с ее помощью выудил ручку Мбали. Поднял ее с пола и внимательно рассмотрел. Голубая, «Монблан-Старуокер». На колпачке два окровавленных отпечатка пальцев.
Яуберт вылез из машины и направился к экспертам, размышляя по пути о найденных уликах. Кровь на блокноте не обязательно что-то означает. А вот кровавые отпечатки на ручке — совсем наоборот. Мбали Калени написала буквы «ДЖЕ» после того, как ее ранили.