Тринадцать полнолуний
Шрифт:
— Золотые слова, коллега. Генри, примите всё так, как есть. Хвалю вашу способность к рассуждениям, — Шалтир пожал Генри руку, — оставим размышления на потом. А теперь, можно дать пищу и нашим истощённым трудной дорогой, энергиям. Друзья мои, предлагаю вам отправиться в путешествие по удивительной, волшебной дороге, которая приведёт наши жизненные энергии на заряжающий отдых в двенадцатом доме, — Шалтир закатил глаза, мимикой наслаждения показывая своим спутникам, насколько прекрасно это действо. — А что это, двенадцатый дом? — Генри не понимал, о чём говорят его учителя.
— У него нет ни крыши, ни стен, ни пола, ни окон. Вот он, оглянитесь. Всё это великолепие, мир вокруг нас, раствориться в нём — великое блаженство. Я действительно знаю, что в этом доме вы будете в абсолютной безопасности
— Коллега, всё так же, как всегда? Можно выбрать по нынешнему настроению? — нетерпеливо произнёс Юлиан, с наслаждением отпивая глоточек вина из своего бокала.
— Конечно, на ваше усмотрение. Я чувствую, слышу и впитываю звон музыки ветра, нежно несущего моё существо. Во мне неи ни какого сопротивления, нет страха перед неизвестностью, я свободен и абсолютно счастлив. Испокон веков люди смотрят на небо, внимательно вглядываясь в звёзды и задают себе вопрос: «что там?». Ещё мгновенье и тайна вечности будет мне открыта. Будда был прав, путь к нирване лежит в сознании какждого из нас. Генри, хочу сказать вам, перемещение в физических телах — ещё не самое удивительное в нашем этом путешествии. Сейчас я возьму на себе очень ответственную роль и с помощью старинного, можно сказать, древнейшего способа, доставшегося исключительно честным путём, я помогу вам расщепить биологическую оболочку на атомы и раствориться в одной из природных стихий. Когда разум свободен, тело не нужно. Миллионы лет назад, этот способ, найденный одним из величайших людей всех времён и народов, как обычно бывает с гениальными открытиями, наделал много бед роду людскому. Во все времена, рядом с гениальными людьми, способными на великие открытия, как рыбы-прилипалы находились завистливые люди. Сначала, они рукоплещут таланту, а потом начинают завидовать. Талант никогда не был предприимчивым, и поэтому стоящие рядом «почитатели» берут всё в свои липкие руки. Когда ты живёшь в «свете» и щедро делишься, отдаёшь этот свет, у тебя даже мысли не возникает, что кто-то может позавидовать тебе, достигшему радуги. Человек, о котором я говорил, поделился своей находкой с теми, кто обратил это чудо во зло. Он страшно поплатился за это и не только физическим телом, а что самое ужасное, своим собственным духовным началом. В летописях времён и в Космическом Банке информация о нём стёрта навсегда.
— Скажите, Шалтир, но вы-то как-то узнали об этом? — задал Генри вопрос.
Шалтир улыбнулся, но ничего не ответил. Он вышел из пещеры, сел в позу лотоса на прибрежный песок, нисколько не сомневаясь, что его спутники сделают тоже самое без приглашения.
— Друзья мои, кому какая стихия больше всего по душе? — не открывая глаз, спросил Шалтир.
— Коллега, как вы, надеюсь, помните, мне всегда безумно нравился огонь, — Юлиан потёр руки и зажмурился, — Он одновременно и созидатель и разрушитель. Языки пламени были всегда усладой моему взору. Вот строки:
Я в пламени огня вселенский вижу свет,на всякий мой вопрос я там найду ответ,и мне ответит даль космических глубин,что вечный странник я, что мирозданья сын.— Я понял вас. А вы, Генри, что из проявлений природы вам по душе? — не поворачиваясь к Генри, спросил Шалтир.
Генри уже ничему не удивлялся, хотя перспектива ращепления физического тела на атомы была нестоль привлекательной для его сознания. «А где уверенность, что эти атомы соберутся потом вместе?» думал он, гладя, как от предвкушения наслаждения Юлиан прямо подскакивал на одном месте.
— Мой милый друг, ваше волнение необоснованно. Неужели вы думаете, законы мироздания могут так подшутить над вами? Смелее, я гарантирую вам возврат в ваше привычное состояние, — на лице Шалтира мелькнула улыбка, — сосредоточьтесь и доверьтесь моему многовековому опыту. Я знаю, что вы, ещё в детстве, много времени проводили возле воды. Мне кажется, именно эта стихия подойдёт вам для отдыха вашей жизненной энергии.
Юлиан подбежал к Генри, схватив за руку, потянул к земле. Он вытаращил глаза, крутил пальцем у виска, сжимая губы в тонкую полоску и тихо, почти беззвучно шептал:
— Вы с ума сошли, юноша! Как вы можете подвергать сомнению? Стыдитесь, стыдитесь, друг мой, разве так можно?
Юлиан плюхнулся на песок и резко дёрнул Генри за руку. Тот, едва удержавшись от падения, высвободил руку и спокойно принял позу лотоса.
— Я готов ввести вас в восхитительное состояние полного блаженства и отрешения от всего, что волнует умы, надо быть лёгким человеком и уходить налегке, Вечность торопит, — произнёс Шалтир каким-то странным, почти неузнаваемым голосом, — слушайте только мой голос и растворитесь в нём без остатка.
Генри закрыл глаза и тут же почувствовал необычайную лёгкость. Гнетущие мысли испарились сами собой, он полностью попал под гипнотическое влияние мантр Шалтира. Этот, гортанно поющий, голос, казалось, проникал прямо в поры тела. Самые низкие звуки до невероятно высоких, на грани срыва, которые только могут издать голосовые связки человека, сменились мелодичными журчанием. Но это был не шум океана, эти звуки тоже произносил Шалтир. И не звуки, в этом нежном рокоте прослеживались как будто слова, целые предложения, это был явно какой-то язык, чьё-то наречие. Но ни к одному, даже самому неизученному оно не принадлежало. Может именно на этом языке и говорит Вселенная, Высший разум?
У Генри к горлу начала подниматься волна воздуха, скопившегося в самых нижних долях лёгких. Она распирала его так, что казалось, сейчас, ещё немного, и воздух начнёт выходить из него через кожу. И тут, когда в горле уже не осталось места, губы расжались, выпустив в небо невероятный по силе и высоте звук, словно сама душа вырвалась на волю из телесной оболочки. И всё исчезло! Исчез, растворился в небесной выси голос Шалтира, исчезло само ощущение тела, земная твердь, воздух, Генри перестал чувствовать самого себя! Лишь крохотное, сжавшееся до миллимикрона в миллиардной степени с минусом, «Я — Генри» осталось от объединения сознания с подсознанием. «Я есть! Я существую! Я живу! Во мне весь мир и я — есть мир! Значит, это и есть энергия души? Ведь я мыслю, а, следовательно, моё „Я“ не исчезает! Как это возможно? Переселение душ — это реальность? Но тогда, мы бы рождались с вековой памятью и не забывали бы ничего из прожитого, а просто пополняли бы свой опыт? Но так ли это? Прав ли я?».
Какое-то внутреннее зрение или фантом этого зрения позволяли Генри одновременно видеть на тысячи километров все четыре стороны света. «Я стал водой, одним из составляющих каплю воды, я прольюсь дождём на землю, испарюсь под солнечным жаром, поднимусь туманом в небо и снова прольюсь дождём. Ах, так вот оно: бесконечный круговорот, смена жизни и смерти, стирание резких граней, переход из одного состояния в другое!». Блаженный покой захлестнул его целиком и, растворившись в этой неге, Генри перестал загружать себя размышлениями.