Тринадцать полнолуний

Рок Эра

— Милош, что, что это?! — кричала Кася, заметалась, не зная куда спрятаться.

Милош стоял молча, сжав кулаки. Ветер сбивал их с ног, валил на землю. Бегала Кася, кидаясь то в ту, то в другую сторону. Но нигде не было спасения.

— Ну что ты стоишь, бежать надо, очнись Милош! — закричала истошно девушка, начала тормошить его. — Некуда нам бежать с тобой, то кара божья идёт, а от неё не спрячешься, — тихо сказал Милош и взял Касю за плечи, тряхнул, — остановись, смирись с тем, что за дело наше смерть принять должны.

— Нет, ни хочу, ни

хочу я умирать, молода я ещё, что бы погибать так! — билась в его руках, вырывалась, кричала Кася, — это ты во всём виноват, ты!

— Обоих нас вина здесь, на меня одного не перекладывай, — прищурил глаза Милош.

— Нет, нет, ты меня толкнул на это!! — срываясь на визг, крикнула Кася и вдруг заулыбалась, потом тихонько хохотнула, и, помолчав немного, залилась безумным истеричным смехом, катаясь по земле.

А Милош, отпустив свою хохотавшую подругу, поднял глаза на небо и крикнул:

— Знаю, господи, нет мне прощения, в твоей я власти.

Яркий свет с небес, вспыхнул ослепляющим пламенем. Схватился за глаза Милош, шатнулся из стороны в сторону, упал на колени, рядом собезумевшей Касей.

А ничего не подозревающие односельчане мирно спали в своих домах, не видя света с небес, не чувствуя дрожи земли. Только край солнца выглянул из-за горизонта, вышла Степанида на крыльцо своей избы. Собралась управляться по хозяйству и увидела тонкую струйку дыма, поднимающуюся там, где Марылина хата стоит. «Что это они печь затопили, вроде тепло ещё? А может, что-то варит наш ведун, какой-нибудь отвар готовит?» подумала она. Но какое-то смутное подозрение закралось в душу. Вышла за забор, оттуда видно было марылину избу.

— Ой, лишенько, да что же это? Люди, просыпайтесь, беда у нас!! — побежала по селу, стуча в окна.

Выскакивали люди, кто в чём был, бежали туда, куда Степанида всех собирала. Захолодели сердца от той картины, что их взору открылась. Тлели угольки на том месте, где хата стояла. Тонкие струйки дыма поднимались к небу и таяли в синеве. Сумасшедшая Кася, с взъерошенными, висящими седыми космами-волосами бродила босой по пеплу и тихо напевала что-то. Не далеко от пожарища, сидел на земле Милош, окровавленными руками лицо закрывал.

— Господи, люди, беда! Сгорело всё! Зенек, Марыля, где же они? Неужто, сгорели вместе с домом? — закричала Степанида, оборачиваясь на односельчан.

— А может, в лесу они? Кто их знает, может, собирают чтонибудь? — подал голоскто-то.

— Так утро только, что же по ночам собирать можно? Если только косили сено, да ночевать в лесу остались? — Василь, как всегда, был самым рассудительным. — Да нет, видела я, как Марыля, вечером дома была, корову поить ходила, — Бася всегда больше всех знала.

— Ой, беда, значит, дома они были, кто в ночь в лес пойдёт? Искать их надо, люди. Дети, вы всё-таки, в лес бегите, покликайте их. А мы давайте тут искать, если беда всё же, хоть что-нибудь, найдём, — Степанида перекрестилась.

— А что же Каська, как чумная ходит, как она тут оказалась? — Груня огляделавсех.

— Касенька, доченька, что с тобой, — подбежала Василиса, припозднилась и разговора не слышала, — люди, да что это с ней? Милая моя, донечка, что сделалось?

Бросилась к дочери, обняла её. Кася стояла, смотрела куда-то в даль и улыбалась:

— Ночь и свет,свет и ночь,может, я чья-то дочь.Птицей в небо улечу,буду жить там, как хочу,а в огне сгорит печаль,дым уносит ветер вдаль.

Посмотрела, не узнавая, на женщину, в чьих объятьях была, повела, морщась, плечами, чтобы высвободиться:

— Пицам в небе хо-ро-шо, курлы, курлы.

Расправила, как птица крылья в полёте, свои руки, испачканные сажей, попрыгала по углям, захохотала и побежала по полю к лесу. Развевались по ветру её, бывшие как вороново крыло, а теперь седые спутанные волосы. Люди, молча смотрели ей в след.

— Никак с ума сошла, бедная, — перекрестилась Бася, — да что же здесь было? Василиса, бедная моя, — кинулась она, к еле стоявшей на ногах, Василисе, обняла, а та без слёз стояла, руки, как плети висели:

— Доню, доненьку моя, бедная, да что же я стою? Доченька, — и побежала вслед за своей безумным дитяткой..

— А Милош-то, тоже здесь был, может он знает, — вспомнили об ещё одном присутствующем.

— Сыночку, родненький мой, в крови рученьки все, что, что ты? — мать Милоша оторвала его руки от лица, — боже, силы небесные.

Страшное зрелище было. Всё лицо и руки были в крови, но глаз не было вовсе. Пустые глазницы чернели, на когда-то красивом лице первого парня на селе.

— Марыля, Марыленька моя, желанная, голубка моя, — шептали его спёкшиеся губы.

Оцепенели все, не в силах понять, что же произошло.

— Да что же это? Столько горя? Марыля, Зенек, Кася, Милош, беда-то какая в один день, — в полголоса говорили все.

Бабы плакали, а мужики бродили по пепелищу. Ничего не нашли. — Батюшка, отец святой, если погибли они, что ж, и похоронить их мы не сможем? — повернулись все к батюшке, стоявшему поодаль, — может, хоть над пепелищем заупокойную прочитаете?

— Над живыми не читают. А не нашли вы ничего, потому что не было их здесь, уберёг их господь от гибели.

Посудили-порядили, поверили батюшкиным словам.

— А что же с Милошем и Касей?

— Это тоже одному богу известно, — перекрестился, — ненависть, негодование, злоба и отчаяниеот безысходности сделали их души чёрными и кара господа себя ждать не заставила.

— Все вы знаете, что любил Милош Марылю любовью безответной, да бродил как чумной. Может, увидел ночью пожар, прибежал спасать, да огнём глаза опалил, а тут Кася подоспела, что про меж них было, нам знать не дано. Увидела его, умом тронулась. Вот беда, так беда, — предположил Василь.