Тринадцатая Дара. Книга 1. Пристани
Шрифт:
От души побегала по перрону – номера на вагонах у нас принято маскировать, чтоб пассажирам было веселее. Добрый голос дежурной по вокзалу отделил провожающих от отъезжающих, и город медленно уплыл в темноту.
2. ПОНЕДЕЛЬНИК/вторник
Вагон затих. Пассажиры угомонились и дружно засопели. Я сидела, вжавшись спиной в угол, подобрав под себя ноги, и старательно считала пробегающие мимо фонари. На седьмой сотне поняла, что хочу кофе. Достала из рюкзака необходимое и, покачиваясь, побрела за кипятком. Пышущий жаром титан поблескивал в густых сумерках. Крутой кипяток тонкой струйкой зажурчал в чашку. Успокаивающе стучали колеса, запах кофе осторожно поплыл по вагону. От двери, ведущей в тамбур, отделилась невысокая тень. Я прищурилась, всматриваясь в сумрак. Маленький человек, чуть выше метра, неторопливо подошел, почесал короткую густую бороду и тихо пробасил, глядя снизу вверх ярко-синими светящимися очами:
– А табачком ты не богата? – и застенчиво улыбнулся.
– Эмн… Что? – в голове звонко стукнуло.
– Я спрашиваю, табак у тебя есть? А то я дорогой поиздержался малость, – и человек горестно вздохнул.
– Есть. Сигареты. С ментолом. А… вы кто?
– Хорошо, – с чувством выдохнул мужичок. – И мне кипяточку плесни, будь ласкова, – он протянул полулитровую алюминиевую кружку с вмятиной на боку. – Я-то? Я – гном.
– Кто-о-о?!
– Кипятку налей, а? И не кричи, не кричи. Ведь ничто страшного не вон чего, да?
Я, внутренне повизгивая от нереальности происходящего, подставила емкость под краник титана.
– Благодарствую, – теплой волосатой рукой он ловко перехватил у меня кружку. – А теперь пойдем-ка в тамбур, там тихо, там и поговорим.
– Угу. В тамбур. Тихо. Поговорим. А об чем же, сударь, мы с вами говорить станем? – я постепенно приходила в себя.
– А об чем захочешь. Вот про ночной звонок, например. Про куда ты едешь, опять же. И, самое главное, про зачем тебя туда несет.
В голове опять стукнуло. Гном (мама дорогая!) понюхал пар над кружкой и, покряхтев, сказал:
– Сахарком поделись, – и звучно хлебнул.
– А мёду хотите? – неожиданно спросила я.
– Обязательно. Мёд – это совсем хорошо.
– Ну, тогда пойдем на место. Зовут вас как?
– Кодя. А полностью Никодим Ашотович.
– О, Господи… «Шехерезада Степанна».
– Не смешно. Папенька мой с-под Еревана был, доброго Неба ему, – Кодя приложил руку к сердцу и повернулся в профиль. – Он меня и носом таким наградил. Всем носам нос.
Нос был знатный. Крупный, с горбинкой, породистый такой армянский нос.
Кодя осторожно поставил на столик кружку, уселся на полку, поерзал, достал из кармана меховой безрукавки десертную ложку и с надеждой посмотрел на меня.
– Может быть, вы есть хотите?
– Хочу, – просто сказал он. – Два дни жевнуть не случалось.
Куриная нога, два соленых огурца и бутерброд с сыром перекочевали из рюкзака на стол, а потом в Кодин желудок. Ел он дивно: аккуратно, без малейшей торопливости и намека на жадность. Я хлебала кофе и косилась на гнома.
– Сколь же я тебя по городу искал, это ж страшенное дело, – громким шепотом сказал он, дожевывая кусок сыра. – Отродясь столько людей сразу не видал. Домового сыскать у вас еще можно. А в Москве, верно, и спросить-то некого будет. Рассказывали, рассказывали…
– Кодя, вы хотели что-то рассказать про звонок и про поездку. Это вы должны были встретить меня на вокзале?
– Обязательно я. Но решил подстраховаться, прямо от пенат проводить. А то как же можно поручиться за доставку? Охо-хо, чего же ты мне все вычешь, а? Смущаюсь я сильно.
– Кодя…
– Да, да, – гном покивал, вздохнул, извлек из кармана трубку и сказал: – Пойдем в тамбур.
Табак из двух распотрошенных сигарет был забит в трубку, чиркнула спичка, Кодя выпустил клуб дыма. Я щелкнула зажигалкой.
– Ну дык вот, пых-пых, – начал гном. – Ты ж не совсем дура, знаешь, что не только люди на свете живут, – я кивнула, автоматически соглашаясь со своей неполной дуростью. – Ну вот, пых… Есть места, где грань между мирами очень тонкая. Легко перейти. Про равновесие я тебе рассказывать не стану, тут ты сама можешь много чего рассказать. А бывает, что равновесие нарушается. Или зла много, или, напротив, – добра перевес сильный. И то, и другое опасно. И что характерно, одинаково опасно. Уж как с темными-то боролись! Вот, думали, добро победит и настанет полное счастье и рахат-лукум вместо хлебной корочки. А того не заметили, что добро жесточать стало. Души лишилось добро. Перекосило его как бы… От ведь как! Но этому уж много веков, давно было. Или вот, например, с добром, со светом, значит, бороться надумали. И…
– Кодя. Ты вот это все к чему? Развлечь меня решил или так, «мысью по древу» метнуться?
– Избави Небо! Ни в коем разе! – Мужчиночка истово прижал руки к груди.
– Тогда переходи к делу.
– Угу. К делу. А вот не знаю я, как к нему перейти.
– В чем суть вопроса? Кому, куда и зачем меня надо?
Гном перестал сладко улыбаться и изображать застенчивого сказочного героя. Глаза стали холодными, острыми, лицо осунулось и побледнело. И голос стал другим.
– У нас пропадают дети. Это первая проблема. Есть и вторая. Мы не можем выйти в межмирье. Двери, ведущие в полость, перестали открываться…
Меня прибило к полу тамбура. Гном молча смотрел на меня больными глазами.
– Я понимаю тебя, – прошептала я оторопело, – я понимаю, о чем ты говоришь. И я знаю, что такое полость.
– Ну а чего не понять-то? Ты всегда это знала. Прапрабабка твоя из наших мест родом. Или ты не…?
Помотав отрицательно головой, я попыталась встать. Ноги дрожали и подкашивались, в голове шумело и тикало.
– Чего ты так взволновалась? Ты ж не единственная такая. Наши женщины иногда уходят в ваш… гм… в человечий мир.
– То есть, такие, как я еще есть?
– Ну, в общем – да.
– Тогда почему именно я?
Кодя опять замялся, уткнул глаза в пол и что-то забормотал.
– Что? Я тебя не слышу.
Он поднял на меня глаза, сложил брови домиком и бухнул:
– Потому что ты городская сумасшедшая.
– Вот так вот, – мне стало смешно. Надо быть действительно сумасшедшей, чтобы разговаривать с галлюцинацией. Ну, конечно! Это все иллюзия. Нет никакого Коди. И вообще! Я сейчас сплю на своей полке… Нет! Никаких полок. В своей постели! И никуда я не еду. Все это – сон, сон, морок! У меня температура, я брежу.