Тринадцатая Дара. Книга 1. Пристани
Шрифт:
– Обязательно. Спишь и бредишь. И подовчёр я тебя не караулил, и никто тебе не звонил, и меду твоего я не ел.
– Мысли, значит, читаешь, да?
– Мы не грамотные, – пробубнил гном. – Читать не обучены. Громко думаешь, вот и слышу.
С этими словами он подошел ближе и пребольно ущипнул меня повыше колена. Я взвизгнула.
– Обалдел?
– А вдруг проснешься, – Кодя постучал трубкой о подошву калоши, надетой поверх валенка.
Я задумчиво терла коленку и рассматривала гнома. Тень от него есть.
– Потому что куришь много. – Гном прислонился спиной к стене и клевал носом.
– Кодя, ты ж спать хочешь. Пойдем, я тебя уложу на свое место. Отдохни до утра. А мне подумать надо.
– Не-а. Ты меня спроси об чем хочешь, да я пойду.
– Куда пойдешь?
– Куда надо. Есть тут места всякие, спится там хорошо, – он туманно улыбнулся и зевнул.
– Кто ночью со мной говорил?
– Ты.
– Нет. Потом, после меня?
– Об чем ты? – гном озадаченно поскреб бороду.
– Когда Дара отключилась, я не сразу положила трубку… и услышала кое-что. Сначала было тихо, а потом шаги такие, как копытцами: цок-цок… и шепот.
– И что тебе сказали?
– Просили помочь, и обещали помощь.
– Копытца, говоришь? По каменному полу?
– Да, да!
– Слушай, Капа… А ты чего-нибудь хочешь?
– В каком смысле?
– Ну, чего-то такого, без чего жить не в радость… а?
– Да.
– Чего?
– Не скажу.
– Ну и ладно. – Он задумчиво вытянул губы трубочкой и подышал. – Похоже, у марвинов тоже пропал ребенок.
– У марвинов? А кто это?
– Народ такой. Вроде ваших фавнов, – я хмыкнула: «ваших». Конечно, у нас этих фавнов просто завались, как гуталину на фабрике. – Очень скрытно живут, ни с кем не общаются, ни в ком не нуждаются. Говорят, что они могут выполнить заветное желание любого живого существа. Найти их сложно. Живут в лесу, а к лесу не подойти.
– Как это?
– Да вот так. Идешь сутки, трое, месяц – и все на одном месте. Лес как был в трех километрах, так и остался. Но кто-то проходил. Только те, кто вернулись от марвинов, ничего не рассказывают.
– Почему?
– Дают слово молчать, и молчат. Если захотят нарушить слово, то молчат до конца своих дней. Марвины отбирают у них речь. Нет, не понимаю. Если с тобой говорил марвин, если они решили с тобой говорить, то, похоже, дела наши еще хуже, чем я думал… Так что ли?
– Кодя, а кто послал тебя за мной и почему все-таки за мной? И не надо про сумасшествие, ладно?
– Ну, об этом не сейчас. Сложно это все и путано. Ты сможешь увидеть того, кто тебя позвал. Если захочешь…
– Это точно?
– Да.
– Ну, хорошо. Но почему – я?
– Твоя прапрабабка была Дарой. И ты – Дара.
Тамбур поплыл перед глазами в медленном неотвратимом кружении. Колокольчики гремели где-то в затылке: дара-дара-дара-дара… Пересиливая навалившуюся дурноту, я спросила:
– Ты же специально приехал за мной, да? Не стал ждать, пока я доберусь до Москвы, примчался… Зачем?
– А если бы ты наутро передумала ехать? Или помешал бы кто.
– Кто мог помешать?
– Эх, молодежь. Третьего дня вечером с работы своей шла, помнишь?
– Ну, помню.
– Присядь-ка…
– Чего?
– На корточки сядь, оглоблюшка. Глаз твоих не вижу!
Я молча присела. Гном заглянул мне в глаза, что-то пробормотал, помесил руками воздух перед лицом и сказал:
– Смотри.
Я уже собралась открыть рот и спросить: «Куда», как увидела: вот я перешла дорогу, завернула за угол «Сотового базара», вот наперерез двинулся мужчина. Я ускорила шаг. Фонарь. Голос справа: «Эй, парень, а спички есть?» – ну да, джинсы, куртка, капюшон, рюкзак, рост – вполне. Было такое. И что?
– А вот что, – тихо сказал Кодя.
Дальше события развернулись иначе, нежели в реальности. Я остановилась, сказала, что у меня только зажигалка и полезла в карман куртки. Мужчина подошел ближе. Я протянула зажигалку. И в этот момент что-то прохладное остро вошло в правый бок. Потом горячее и липкое потекло по бедру, по ноге.
– Не-не-не! Кодя, не так все было!
– Обязательно не так. Он шел медленнее, а ты успела дойти до дороги. А там были люди. Помнишь?
– Да. Парочка обнималась около такси.
– Ага. А парнишка из той парочки знатно дерется.
– Кодя, ты это про что? Я тебя не понимаю.
– Про что, про что… В больницу ты загремела бы на пару месяцев. Вот про что. А время-то бежит, мчится прямо-таки. Понятно, про что?
– Угу. А за что он меня?
– Да ни за что. Период ремиссии закончился. Сезонное обострение.
– Чего? – вот это гном грамотно изложил.
– Ну, на голову он болящий.
– И что с ним теперь будет?
– А ничего. У него теперь случится отвращение к железу. Ножик в руки взять не сможет. Хлеб ломать станет. Поняла?
– Ага. Или, к примеру, струной резать… – на этом связная речь меня покинула.
– Ну, ладно, пошел я спать. До встречи. И ночи тебе покойной.
И Кодя растворился, как и не было. Только в тамбуре стало заметно теплее…
3.
Лежать не получалось. Ноги подтягивало к животу, хотелось закрыть голову руками и свернуться в тугой комок. Но при моем росте исполнить такой акробатический этюд на узкой полке крайне затруднительно. Промаявшись минут тридцать, я плюнула и села. Остывший кофе был кстати… Хорошо, что блокнот и карандаш всегда под рукой.