Тринадцатая реальность
Шрифт:
– Рослая девушка? – спросила Александра.
– Такая же малышка, как и вы, – засмеялся я, – только покрепче, потому что занималась спортом. У нее старший брат увлекался боксом, ну и ее научил. Она очень решительная и настойчивая девушка, другие работать корреспондентами не идут.
– Она красивая?
– Очень. У нее ваши глаза, но немного скуластое лицо, волосы она обрезает по плечи и оставляет челку. Красоту девушек трудно описывать словами, получается набор примет, как в полицейском протоколе. А когда посмотришь сам, заглянешь в глаза...
– А я красивая?
– А то вы сами этого не знаете, – ответил я, недовольный поворотом разговора. – У вас, как и у моей невесты, есть все, что привлекает мужчин, но первой я встретил ее.
Послышавшийся
– Прощайте, князь, – сказала девушка. – Спасибо за то, что проводили. Поспешите домой, уже поздно, а вам еще долго добираться.
– Вы к нам еще придете? – спросил я.
– Нет, – отрицательно покачала головой Александра. – Вы заняты, поэтому ничего хорошего из наших встреч не выйдет. Если у вас почему-то не сложится с Верой, вы знаете, где меня искать.
Она повернулась и быстро ушла. Ушел и я, думая о том, какой у меня сегодня был содержательный день. Надо же было Олегу мне ее подсунуть! Ладно, завтра будет встреча с Верой, а эти воспоминания со временем потускнеют. Мало ли на свете красивых и умных девушек, так что, на каждую западать? Я не стал ждать следующего трамвая, на котором нужно было проехать всего одну остановку. Переложил пистолет из внутреннего кармана пиджака в боковой и быстрым шагом пошел в сторону дома. Шагать предстояло с полчаса, поэтому я на время отставил в сторону сердечные дела и принялся думать о завтрашнем дне. Мне не слишком нравилось отношение редактора и мои перспективы работы в издательстве. Скорее всего, меня еще долго будут держать даже не на вторых ролях, а на подхвате. Редактора я понимал, сам бы на его месте поступил точно так же. Чтобы что-то сказать людям, мало с отличием закончить гимназию и быть симпатичным парнем и князем. Первое впечатление у него обо мне уже сложилось, и теперь его нужно было ломать, и я придумал, как это сделать. Завтра же напишу большую статью о вреде наркотиков и о тех, кому выгодно травить русский народ. Не о заказчиках – такое никто не напечатает, а о придурках-депутатах. Если все аргументировать так, чтобы не смогли придраться, наш цензор должен пропустить. И суну этим мерзавцам палку в колеса, и буду иметь в активе публикацию на важную тему. Цензура может зарубить статью за крамолу, оскорбление императорской семьи и государственные секреты, ну и за нападки на европейских кукловодов, а ничего этого у меня не будет. Только перед работой нужно будет поговорить с отцом. Мне надо было знать, кто в Думе проталкивает дурь, и как лучше построить статью, чтобы не подставить отца. Пока я добирался до дома, успел вспомнить все, что знал о героине и морфии, и прикинуть, что и как буду писать. Как я и думал, родители еще не спали.
– Зря вы не спите, – сказал я встретившему меня в коридоре отцу. – Мне теперь из-за вас нигде нельзя задерживаться?
– Ты еще мальчишка, – недовольно ответил он. – И твой пистолет меня не сильно успокаивает. Ты не станешь стрелять, пока на тебя не нападут, а потом может быть поздно. Был бы ты хоть сильным парнем...
– Буду, – пообещал я. – С завтрашнего дня и займусь. Надо только будет купить гантели.
– Да ну? – удивился он. – Что-то в лесу сдохло. Но я рад, если ты действительно будешь заниматься.
– Мне будет нужна твоя помощь, – сказал я. – Не в спортивных занятиях и не сегодня. Сможешь завтра с утра рассказать мне все о законе по легализации наркотиков? И мне нужен твой совет, как это преподать, чтобы не связали с тобой.
– Хочешь написать статью, – догадался он. – А хватит способностей? Ваш редактор, да и цензор, могут такое пропустить только в том случае, если к вам не смогут придраться. Это будет ведро помоев на партию кадетов, а в ней много влиятельных людей. Материал сенсационный, и от такой статьи могла бы быть польза, но не тебе ее писать. Да и захочет ли ваш редактор связываться?
– Давай договоримся так, – сказал я. – Ты мне даешь информацию, а я пишу статью и отдаю ее тебе. Если ты посчитаешь, что написанное можно отдавать в редакцию, я отдам, если нет, то поговорю с кем-нибудь из наших редакционных акул. Если статью напишут они, ее с тобой тем более не свяжут, но мне нужно зарабатывать имя.
– За такую статью можно заработать пулю, – проворчал он. – Ты просто не представляешь, в кого хочешь плюнуть. Успокаивает то, что вряд ли захотят подливать масло в огонь, а тебя, скорее всего, попытаются купить. Ладно, иди ложиться спать. Если хочешь, чтобы я все рассказал, нужно рано встать.
В последние десять лет перед смертью я редко спал ночью больше пяти часов и не испытывал потребности спать дольше, но сон нужен не душе, а телу, а это тело не выспалось и утром зевало так, что была опасность вывихнуть челюсть. Холодная вода помогла, но спать все равно хотелось. Отец мне все рассказал за полчаса, спросив перед рассказом, не хочу ли я что-то записать. Я отказался и не стал делать записи. Все нужные факты прочно улеглись в молодую голову, и в дальнейшем ничего не забылось. Мы быстро позавтракали, и я убежал в редакцию раньше, чем отец ушел на службу. Работа в ней начиналась с девяти, а идти нужно было только четыре квартала, поэтому можно было не торопиться, но мне не терпелось увидеть Веру и приступить к работе над статьей, и трудно было сказать, какое из этих желаний сильнее. Когда я вошел в вестибюль, меня поприветствовал наш вахтер.
– Здравия желаю, ваше сиятельство! Что-то вы сегодня рано.
– Дела, Спиридон Трофимович, – откликнулся я. – Не скажете, Воденикова не появлялась?
– Вера Николаевна должна быть наверху, – ответил он мне в спину.
Взлетев по ступенькам лестницы на второй этаж, я пробежался к большой комнате, в которой основной состав редакции собирался утром на что-то вроде планерки. Вера всегда приходила раньше, чтобы открыть окна и хоть немного проветрить помещение от табачной вони. До сигарет с фильтром здесь еще не додумались, но самых разных папирос хватало, и в редакции курили почти все мужчины. Летом еще можно было проветривать, но я не представлял, как здесь можно дышать зимой. Я терпеть не мог табачного дыма и не собирался этого делать. Пока поработаю, а дальше будет видно. Если к зиме не выделят своей комнаты, уволюсь. Распахнув дверь и увидев, что Вера одна, я схватил ее в охапку и принялся целовать.
– Ну что ты делаешь! – задыхаясь, сказала она, улучив момент, когда я от ее губ перешел к шее. – Прекрати немедленно! Алексей, сейчас все начнут собираться, а я красная, как морковка! Пожалуйста, меня уже ноги не держат! Можно подумать, что мы с тобой год не виделись!
– Никаких отсрочек! – решил я. – Надо быть дураком, чтобы откладывать счастье! Тебя сегодня приглашают к нам на ужин, так что готовься знакомиться с моей семьей, а потом в нее войти. Считай, что я тебе сделал предложение! Ты ведь согласишься или мне прямо сейчас выброситься из окна?
– Конечно, соглашусь! – сказала она, обвив мою шею руками. – Только нужно будет подождать с детьми. Я хочу хоть немного поработать в редакции.
В коридоре раздался шум шагов, и мы разорвали объятия. Открылась дверь, и в комнату вошли двое. Первым, дымя папиросой, шел товарищ редактора Николай Селезнев, за ним с папкой в руках следовал наш спецкор Владимир Мельников.
– Уже здесь? – спросил меня Селезнев. – Завидую я вам, князь! Эх, не был бы я женат! Вера, ты уже достаточно проветрила, закрывай окна.