Тринадцатая редакция
Шрифт:
Однако бывают исключения. Скажем, к своему учителю – если он всё ещё жив, разумеется, – можно без опаски обратиться за советом или помощью, он не откажет, если только не полный отморозок, но к полному отморозку только другой полный отморозок обратится за помощью, а такие кадры как раз способны найти общий язык. Да и какая от полного отморозка может быть помощь? Не пришиб в процессе обучения – уже, считай, сделал в три раза больше, чем мог бы. По шемоборским поверьям, которые ни опровергнуть, ни подтвердить никто пока не смог, после смерти учителя вся его сила, опыт и умения переходят к последнему ученику. А вместе с ними – и ответственность за старших товарищей, некогда воспитанных этим самым учителем. То есть, конечно, никто не следит за тем, чтобы эти традиции выполнялись, и при желании младший ученик может грубо указать всем прочим на дверь – и никто его в этом не упрекнёт, но шемоборы всё-таки тоже люди, и многих из них очень поддерживает эта иллюзия доверительных, почти родственных отношений между главным наследником учителя и остальным «семейством».
Именно поэтому Анна-Лиза решила обратиться за советом к Дмитрию Олеговичу, совсем как раньше обращалась к старине Эрикссону. В последнее время ей всё чаще попадаются такие чокнутые носители, с которыми разве что профессор из университета разберётся. Вот раньше-то, учитель сказывал, у людей были простые потребности – поесть, попить, поспать в уютном защищённом гнезде, найти свою любовь, притащить в уютное гнездо, детей родить, внуков дождаться. А нынешние совсем обалдели – порой о таком мечтают, что только держись. Анна-Лиза держится, но недоумевает: чего им ещё надо, этим придуркам? Всё у тебя есть – живи да радуйся. Но они не радуются, а только ещё пуще кручинятся. Вот по поводу одного такого клиента она и решила посоветоваться с «младшим любимым братишкой».
У Дмитрия Олеговича не осталось никаких близких родственников, и он ничего не имеет против такой вызывающе самостоятельной, суровой и воинственной сестрицы, которая к тому же даёт о себе знать достаточно редко. У Анны-Лизы близких родственников – в том числе родных братьев – в избытке, но их она давно уже вычеркнула из своего сердца.
Эта удивительная девушка родилась на хуторе невдалеке от города Локка, на самом севере Финляндии. Когда она появилась на свет, столетняя бабка-приживалка, которой в таких делах все почему-то доверяли, постановила: ребёнок получился хилый. И то сказать – младенец весил всего-то четыре кило, что в других семьях, может быть, и считается хорошим показателем, но только не у Корхоненов, нет. Здесь все старшие дети рождались крупными, упитанными и весили не менее пяти с половиной килограммов.
С самого детства Анне-Лизе доставалось: она была слишком слабой по корхоненовским меркам, слишком маленькой, да ещё и девчонкой в придачу. Не то чтобы братья специально изводили её, вовсе нет. Просто они не были к ней снисходительны, не считали, что младшим сёстрам полагается какая-то скидка только за то, что они – младшие сёстры, вот и всё. «Ну, ничего, – мстительно думала Анна-Лиза, когда её в очередной раз не принимали в компанию или, ещё того хуже, принимали только для того, чтобы с хохотом прогнать прочь, – скоро мои духи вам покажут!» Откуда взялись эти «духи», когда она придумала их и из каких сказок выудила – Анна-Лиза не помнила. Ей казалось, что невидимые покровители всегда были рядом с ней, всегда её поддерживали, а в случае чего – мстили её обидчикам. Она так привыкла утешать себя этой мыслью, что списывала на духов все неприятности своих братьев. Юхан ногу подвернул – духи постарались. Тимо ножик потерял – духи молодцы. Ярри разлил краску в коридоре и крепко за это получил – а не надо было духов злить и Анне-Лизе в кровать живую лягушку сажать! В школе духи тоже заступались за девочку, наказывая её недоброжелателей – и учителей, и учеников, но почему-то всё никак не желали показываться ей на глаза.
– Не бойтесь меня, духи, – шептала она иногда, углубившись подальше в лес, – я хорошая, умная, взрослая, давайте знакомиться.
Но духи довольно долго проверяли её на лояльность. Наконец, время пришло. Во время одной из дальних лыжных прогулок Анна-Лиза встретила на берегу водохранилища странного рыболова, совсем не похожего ни на кого из местных. Он говорил со смешным акцентом, нёс полную околесицу, но из его слов девочка поняла, что перед ней – один из долгожданных невидимых покровителей, готовый со временем научить её всяким премудростям, потому что у неё определённо есть способности.
«Закончишь школу – поезжай в Стокгольм, найдёшь меня там вот по этому адресу», – сказал незнакомец, протягивая Анне-Лизе клочок бумаги с нацарапанными на нём неровными, но разборчивыми буквами. Это был, понятное дело, сам Эрикссон – в очередной раз обманом устроивший себе каникулы и рыбалку в тихом и безлюдном местечке и неожиданно наткнувшийся в этой глуши на настоящий самородок.
Шемоборскую науку Анна-Лиза постигала с азартом и усердием, зато со шведским – так же, как и со всеми остальными языками – у неё были серьёзные трудности. Поэтому, когда у Эрикссона появился младший ученик, Дмитрий Олегович собственной персоной, ему пришлось учиться понимать и учителя, и «старшую сестрёнку». Учителя Эрикссона Анна-Лиза давно уже понимала без слов и, когда он умер, по-настоящему разрыдалась, впервые, кажется, с тех пор, как «духи» начали её защищать.
– Я и не знала, что духи тоже умирают, – на странной смеси финского, шведского и русского сказала она Дмитрию, остававшемуся при старике до его «повышения по службе», как и положено последнему ученику, решившему, согласно поверьям, получить всю земную силу своего учителя.
– Они становятся другими духами, – на том же наречии объяснил Дмитрий Олегович. – И мы когда-нибудь станем такими же.
По-хорошему, безутешную девушку надо было обнять и успокоить – даже самый бессердечный шемобор понимает это, но Анна-Лиза была такой девушкой, которая могла истолковать этот жест превратно и в профилактических целях двинуть доброжелателю кулаком между глаз. А кулаки у неё были пудовые – это ведь только по меркам Корхоненов она по-прежнему оставалась маленькой и слабенькой. Поэтому «младший брат» просто стоял рядом с ней и говорил какие-то утешительные банальности. Было противно и тошно, но такова уж плата за перешедший к нему опыт учителя.
И вот теперь Анне-Лизе снова понадобилась помощь, и она, не дожидаясь случайной встречи с «Димсу» – так уж ей нравилось звать Дмитрий Олеговича, – сама отправилась на поиски.
Джип у Анны-Лизы был что надо – воинственный и основательный, как танк. В золотой цвет она велела покрасить его, чтобы глаз радовался. Припаркованные поодаль обычные джипы испытывали чувство глубокой неполноценности и мечтали только об одном – чтобы добрые хозяева поскорее избавили их от общества этого неправдоподобного сверкающего монстра.
Как только Дмитрий Олегович приблизился, Анна-Лиза сразу же перестала сигналить и даже соизволила выйти наружу. Она ничуть не изменилась со времени их последней встречи – только зачем-то выкрасила волосы в черный цвет. И помаду сменила с ярко-розовой на кроваво-красную.
– Добрых сумерек, Димсу! Ну, знаешь, найти тебя – задача не из простого задачника, но я всё же нашла, – вполне по-русски заявила Анна-Лиза.
– Опа, – остолбенел Дмитрий Олегович. – Ты так соскучилась, что даже выучила русский?
– Мне теперь никакой язык учить не надо. Захочу – и буду говорить, – таинственно пошевелила насурьмленными бровями Анна-Лиза. – Премия мне такая досталась. Добегает до тебя?
– Добегает. Исключительно точно сказано! – ласково улыбнулся её собеседник. Он умел держать удар. Вообще-то премия, о которой идёт речь, – это какая-нибудь замечательная сверхспособность, которую хороший шемобор получает за особые заслуги. Казалось бы – ну сколько уже таких заслуг значится за великолепным Дмитрием Олеговичем, а ему даже не перешло по наследству умение учителя Эрикссона никуда не спешить и вечно быть на шаг впереди всех. И теперь ещё «старшая сестрёнка» опередила его.