Тринадцатая рота (Часть 1)

Бораненков Николай Егорович

– Господин староста! От имени президента БЕИПСА, от себя лично и всех моих спутников выражаю вам глубокое соболезнование по поводу гибели вашего любимого брата Стефана Гниды.
– Он печально поклонился, вздохнул, но сейчас же выпрямился, и в утреннем воздухе зазвенел металлом его возвышенно-приподнятый голос: - Гниды нет. Но вы ведь тоже Гнида, подхватили знамя брата, идете по его стопам. Да и нелепо бы думать иначе. Так уж природа сотворила мир. Орлы остаются орлами, жабы - жабами. Что у вас, господин староста, к нам еще? Наша помощь в чем-либо

нужна?

– А как же, как же, ваше сиятельство. Затем и бежал, затем и поджидал. Покойный братец мне о вас рассказывал, велел обратиться за помощью к вам. Вы люди, к новым властям близкие, пообтертые, знаете, к кому как подъехать, кого чем угостить. Ах как они были довольны завтраком Стефана! Я случайно, возвращаясь из волости, на этот завтрак попал. Самый главный начальник уплетал пироги со сметаной, аж за ухом трещало, сметана по мундиру текла, а он только оторвется от кувшина на минутку, крякнет "зер гут" и опять голову в кувшин, "зер гут!". А потом что-то ему не понравилось. Но что? За что б-б-братца з-з-застрелил, убей г-г-гром не пойму. Хожу вот и трясусь, как з-з-заяц.

– Да-а, - подтвердил Гуляйбабка.
– Трясет вас крепенько. Эка челюсть выстукивает дробь.

– Нет сил, ваше б-б-благородие. Нет сил. 3-з-завтра прибывает полк к-к-карателей. Третью ночь не сплю, ломаю головушку, к-к-как их получше в-в-встретить.

– Полк карателей, говорите?

– Так точно, оне-с. Облавка будет на полесских п-п-артизан. Один батальон двинет в край леса с севера, другой - от-от-отсель, с юга.

Гуляйбабка взглянул на Трущобина:

– Господин советник президента! Вы слыхали?

– Да, да. Слыхал, - поклонился Трущобин.
– Прибывает полк карателей. Но, позвольте, господин Гнида, где вы намерены разместить этот полк? Село-то дотла сожжено.

– Не все-с. Не все-с, - поспешил объяснить Гнида.
– Господа хорошие жгли только по моему списочку - хаты коммунистиков, партизан... В яру, почитай, все хаты целы. Подготовочка к встрече идет. Все честь по чести. Полики моются, топятся б-баньки. Вверенная мне по-полиция г-го-нит г-горилку.

– Да перестаньте же трястись, господин Гнида, - вышел из терпения Гуляйбабка.
– Эка вас разобрало! Удержу нет. Челюсть выстукивает черт те что. Извольте придержать ее, что ль.

– Рад бы... рад бы с собой совладать, но не м-могу. Страх обуял. Жить... Жить я хочу. Я не жил еще, б-белого свету не в-видел. Все в тюрьмах да в кар-карцерах.

Гуляйбабка взглянул на часы:

– Господин Гнида, своей трясучкой вы держите нас ровно пятнадцать минут. Говорите коротко и ясно, что вам надо.

– Об одном. Об одном прошу: расскажите, посоветуйте, как лучше встретить их... господ карателей. Век буду благодарен. Б-будьте л-любезны. Богом молю.

Гуляйбабка обернулся к свите.

– Ну как? Поможем, господа?

– Надо помочь. Чего же!
– живо отозвалась свита.
– Вполне заслуживает помощи БЕИПСА.

– В таком случае, кхи-м, - крякнул в кулак Гуляйбабка.
–

Вам, Степан Гнида, один вопрос.

– Слушаюсь!
– звякнул каблуками староста.

– У вас жирные гуси есть? Весь полк карателей жирной гусятиной сможете накормить? Староста вытянулся в струнку:

– Гусей-с нет. Гусей-с первая же цепь господ освободителей поела. А вот гусиные, куриные яички еще остались. На черный день берегу.

Гуляйбабка схватил Гниду за воротник белой рубахи, с силой тряхнул его:

– Ты что, сволочь?! Как смел?! Неумытая рожа! Неотесанная свинья! Кого вздумал яичным желтком кормить? Доблестных солдат фюрера? Его карающий меч? Брат проглотил пулю, и тебе захотелось?

– Пом-м-ми-милуйте, по-пощадите, - захрипел, приседая, Гнида.
– Все выложу, все сделаю, что... что только скажете. Ни... ничего-шеньки не... не утаю-с.

– Я те утаю, скотина! Кишки выверну наизнанку, - тряс, словно дерево, обомлевшего старосту Гуляйбабка.
– Фюрер ходил восемь лет, поджав живот, питаясь эрзацем, копя марки на войну, на освобождение тебя, идиота, а ты... так-то вздумал фюрера отблагодарить, скотина! Тухлую яичницу хочешь ему подсунуть?! А ну, говори: хочешь или нет? Ну!

– Помилуйте. Пощадите. В мыслях того не имею. К Гуляйбабке подошел Волович:

– Ваше превосходительство! Отпустите его. Он ошибку исправит. Заменит гусей чем-нибудь.

– Чем заменит? Картошкой? Кислыми щами? Пусть жрет их сам. Проголодавшимся войскам фюрера нужны жиры, жиры и только жиры!

– Есть жиры. Будут жиры. Я гусей салом за-за-заменю.

– Салом, говорите?

– Точно так! В селе много сала. Есть залеглое, есть свежее. Колхозные свиньи остались. Могу забить штук семь.

– Тощие?

– Никак нет. Откормленные. Пудов по двенадцать. Гуляйбабка отпустил Гниду, потряс кулаком перед его сдвинутым вправо носом:

– Ну смотри у меня! Чтоб ни одной тощей. Чтоб сплошное сало жареное, вареное и побольше браги. Сало и брага. Сам доктор Геббельс восклицал: "Нам нужны обильные завтраки, ужины, обеды!" Вы понимаете, обильные!

– Так точно! Все понял. Все вразумел, - часто моргая, отвечал Гнида.

– Я рад, что вы не круглый олух царя небесного, - сказал примирительно Гуляйбабка.
– Благодарите аллаха, что вам встретились такие добрые советчики. Жизнь вам обеспечена. Наевшись жирной свинины, каратели вас пальцем не тронут.

– Спасибо! Спасибонько вам. Об одном забочусь. Последний брат я. Фамилию сохранить.

– Не волнуйтесь. Пока жив фюрер, никто вашей фамильной чести не тронет. Вы как были Гнидой, так Гнидой и останетесь.

– Спасибо. Спасибочко вам.

– Одним спасибом сыт не будешь, - отозвался с передка Прохор.
– За спасибо только целует колодец бадью да поп попадью. Овса бы коням раздобыл!

– Что овес? Тьфу овес!
– вскочил староста.
– Да Гнида ваших коней пышками, пирогами... Добро пожаловать. Прошу! Прошу вас, милушки мои.