Тринадцатый Койот
Шрифт:
Хайрам посмотрел на своего лидера. "Кто это?"
"Джессамин Бессмертная. Она говорила о другом волчонке здесь. Не просто о волчонке, а о койоте. Один из клана Джаспера. Один из нас."
"Черт." Хайрам нахмурил брови. "Этого просто не может быть, босс".
"Я говорю тебе, что это так. Я чувствую его присутствие внизу".
Они вели лошадей так, чтобы не рисковать упасть, - тропа была слишком тонкой и извилистой на краю горного склона. Хайрам не знал, почему Гленн не позволил им пойти по легкой тропе в Хоупс-Хилл, той самой, по которой поднялся грабитель могил. Позади них остальная стая распевала "Бедного старого раба", южную негритянскую песню, слова которой знал только Уэб. Для такого отморозка у него был высокий, красивый голос. Это напомнило Хайраму о том времени, когда он был хористом, о чем он предпочел бы забыть, но он позволил мужчинам насладиться этим, решив, что они заслужили это долгим, изнурительным походом. Позади них тащились их рабы, включая бормочущее туловище гробовщика в маленькой тележке.
"Как это возможно?" спросил Хирам у своего босса. "Как может быть еще один из нас?"
"Думаю, твоя догадка не хуже моей".
"Может, кто-то из парней подсунул ребенка Койота какой-нибудь шлюхе".
"Джессамин не это имела в виду. Она имела в виду не новый помет щенков, а Койота, такого же, как ты или я".
"Но ведь нас пятеро - единственные оставшиеся Койоты, босс".
Вожак стаи выплюнул табак на край обрыва. "Может, и нет".
"Ты думаешь, один из наших парней не умер во время последнего боя Джаспера?"
"Они единственные, чью смерть я не видел своими глазами. Я видел, как падали мои люди, когда мы сражались с индейцами, угоняли лошадей, грабили банки или что-то еще. Но Джаспер, Лерой, Корбин и Лютер - мы ведь не видели, как они умирали?"
"Нет. Мы были в том старом борделе".
"Точно. Теперь мы знаем, что Джаспер умер, потому что я держу его сердце, и мы видели его могилу. У нас есть его кости. Другие, хотя... "
"Да ладно, босс, они бы вернулись на базу, если бы были живы."
"Джессамин говорила только об одном. Я думаю, что в последнем бою Джаспера выжил только один человек".
Хайрам поджал губы, внимательно следя за своими шагами, пока тропа все больше сужалась. Он думал о своих старых друзьях, как будто мог проанализировать их и выяснить, кто из них выжил.
"Может быть, они были под замком", - сказал он. "Может быть, этого выжившего не убили, а поймали и бросили в тюрьму. А может, он был ранен, и ему пришлось где-то затаиться и прятаться".
Гленн прищурился. "А может, он передумал".
"О чём?"
"О том, чтобы стать одним из нас. О том, чтобы скакать с Койотами".
Хайрам хмыкнул. "Я не могу поверить, что это не касается никого из наших павших братьев".
"Мертвые имеют свойство возвышаться в памяти тех, кого они оставили. Мы возводим наших мертвых братьев на пьедестал, некоторые из которых они не заслуживают. Корбин был очень хорошим солдатом для этой стаи. Он убил бы собственную бабушку, если бы это понравилось Джасперу. Он никогда бы не отказался от братства Койотов. Но Лерой и Лютер, ну, я не знаю. Насколько я помню, этих двоих иногда ослабляла их собственная совесть".
Хайрам фыркнул. "Я не припоминаю. Не в этом смысле."
"Черт, они были злобными сукиными детьми и не были желторотыми, но они приходили к тому, что начинали чувствовать вину за некоторые вещи, которые они делали, и за то, что их братья все еще делали. Думаю, это особенно относится к Лютеру Бирну".
Хайрам посмотрел на запад, на небо, затянутое грозовыми тучами. Было время, когда он думал, что Бирну суждено подняться по служебной лестнице раньше, чем ему. Если бы он выжил в битве и вернулся на базу, то наверняка стал бы правой рукой Глена.
"Я думал, что между нами двое воров", - сказал Хайрам.
"Мы и были ворами". Гленн усмехнулся. "Но ты прав. Я сам познакомил его с Джаспером, и как только он напился крови Джаспера, я научил Лютера всему, что нужно знать о волчьем роде. Мы были одного возраста, мы выросли из мальчиков в мужчин бок о бок, в Койотов, достойных своего клейма. Тогда мы были молодыми кровями. Кажется, что это было так давно, и в то же время как будто вчера".
Хайрам отодвинулся, не привыкший к тому, что Гленн проявляет сентиментальность.
"Но видишь ли, - продолжал Гленн, - я продвигался по служебной лестнице быстрее него и стал правой рукой Джаспера. После этого отношения между мной и Лютером Бирном изменились. Это не было дурной кровью, просто... по-другому, я не знаю. Но я знаю одно - какой бы Койот ни был на свободе, он не одинокий волк, по крайней мере, теперь".
"Что ты говоришь?"
Грохотал гром над головой, внизу трещали скалы.
"Я говорю, что сердце Джаспера говорит мне о многом, понимаешь? Оно говорит со мной, как его призрак, хотя я не всегда могу разобрать его слова. Но он говорит мне, что если мы пойдем по тропе прямо к Холму Надежды, то попадем в ловушку, которую нам подстроил этот Койот. Вот почему мы идем по этой малопроходимой тропе, а не по быстрому пути в город".
"Черт. Засада? Откуда они вообще знают, что мы идем?"
"Койот может почувствовать сердце Джаспера, как и мы".
"Черт возьми, если это Лютер, Лерой или кто другой, то какого черта они хотят устроить нам диверсию, если только... "
Он посмотрел на Гленна, когда эта мысль поразила его, злая, жесткая и тяжелая.
"Если только", сказал Гленн, "наш брат не выступил против нас".
"Зачем ему это делать?"
"Сила. Сила, стоящая за самой черной из черных магий. Старина Джаспер что-то задумал, видишь? В Холме Надежды есть что-то, за чем стоит охотиться. Вот почему он взял их с собой на поиски. То, что Джаспер чувствовал тогда, я чувствую сейчас. Ты знаешь, что я всегда чувствовал присутствие магии лучше, чем другие в нашей стае. Кроме Джаспера, есть только один человек, который так же остро реагировал на ее зов, как я, и этот человек - Лютер Бирн".
Они спустились с горы длинным путем - люди-волки, упыри и белые рабы, марширующие в мрачном параде, над ними кружили вороны в черном декадансе, а серые грозовые тучи следовали за ними, куда бы мужчины ни направлялись. Время от времени они останавливались, чтобы Гленн мог проверить воздух, а когда мужчины жаловались на голод, они снимали цепи с одной из девушек из салуна, вырезали стейки из ее бедер и ягодиц и ели их сырыми, причем Хайрам жевал отрезанные уши девушки и наслаждался вкусом, пока плоть была еще теплой. Издевательства еще больше ослабили девушку и оставили ее в состоянии травмы, но все же Койоты заставили ее идти в путь, вместо того чтобы положить в повозку с гробовщиком.