Тринадцатый сын Сатаны
Шрифт:
А теперь… Теперь ей вдруг стало страшно, что сейчас этот сильный надежный человек вдруг уйдет и она опять останется одна-одинешенька, страшно до ужаса, до дрожи в коленях, до горячих спазмов в животе. Именно так — до горячих, призывных, жадных, жаждущих спазмов в самом низу живота. И она уже сползала с кресла, неосознанно, с женской уловкой, покрепче прижимаясь спиной к обивке, чтобы полы халатика сами собой раздвигались и поднимались повыше. И при этом тянула за собой Сашку.
— Не оставляй меня, — просила Яна между торопливыми короткими поцелуями, ерзая и устраиваясь поудобнее прямо на мохнатом ковре. —
Не оставляй!.. Какое тут оставить?.. Максимчук уже стянул с себя пиджак и отшвырнул в сторону.
Они оказались в нелепом положении — Яна лежала на полу на спине, Сашка стоял рядом на коленях и низко склонился над женщиной, находясь сбоку и со стороны ее головы. Отвечая на жадные поцелуи женщины, он видел белую, с синими прожилками, шею, на которой уже обозначались морщины, которых так боятся стареющие женщины. Дальше был широко распахнувшийся халат. Еще дальше туго затянувшийся узел пояса — единственная деталь, которая мешала Яне окончательно избавиться от одежды. Потому что еще дальше были ее высоко оголенные ноги, которые, уже заранее раздвинутые, судорожно сучили по ковру, словно бы самостоятельно старались вытолкнуть свою хозяйку из постылого халата.
Сашка протянул руку, сунул ее за отворот халата, нащупал крепкую грудь нерожавшей и не кормившей женщины с набухшей горошинкой соска. Яна всем телом вздрогнула от этого прикосновения, едва слышно застонала и прикусила сашкину губу. Этого мне еще не хватало, отпрянул от нее Максимчук. Оправдываться потом и перед женой, и перед Валентиной…
Отпрянул — и тут же решительно, одним рывком, переместился так, чтобы было удобнее наконец навалиться на женщину. И она тут же с готовностью чуть приподнялась, опершись ногами, чтобы мужчине было удобнее избавить ее от единственной детали нижнего белья.
— Что я делаю… — вдруг почти разумно проговорила она. — Что я делаю…
Но остановиться уже не могла. Да и не хотела. Еще и помогла мужчине, когда он-таки навалился на нее.
…Как это прекрасно — такое слияние! Какие прелестные, какие непередаваемо замечательные мгновения переживают двое в подобные минуты — или пусть даже секунды! Это высшее наслаждение, когда два тела на время становятся одним, когда в них вдруг вливается какое-то неземное, космическое блаженство, когда происходит наполнение, насыщение друг другом, когда два тела сотрясаются утоляемой страстью, когда непонятно, кто что кому отдает и кто кому отдается… Какое это чудо, дарованное свыше разделенному на мужчину и женщину человечеству — иметь возможность хоть иногда слиться воедино, составить единое целое…
Вот только со стороны далеко не всегда совокупляющиеся пары выглядят достаточно эстетично.
Именно об этом подумала Яна, когда вдруг, мгновенно, словно проснувшись, или очнувшись из забытья, пришла в себя. В животе медленно отпускало, жар от него медленно поднимался вверх по телу и Яна почувствовала, что стало горячо голове, что она густо покраснела, что ее лоб покрылся испариной, ее зацелованные губы горели, и при этом спину больно давила скатавшаяся складка халата или ковра.
Отвалившийся от нее посторонний мужчина тяжело и одновременно блаженно и удовлетворенно дышал, лежал с прикрытыми глазами рядом тоже на полу. Его рука по-прежнему покоилась под ее халатом, на враз обмякшей груди и ощущать ее,
Увидев его смятые, на лодыжках, брюки, женщина вдруг поняла, что от пояса она обнажена. И тут же торопливо запахнула полы халата.
Александр почувствовал ее движение. И понял, что припадок страсти закончился.
…Потом они сидели. Порознь. Он в кресле — она на диване. Молчали. Попросту не знали, что говорить. Обоим было неловко.
Впрочем, Александр особых угрызений совести не испытывал. Неловкость его положения в первую очередь объяснялась тем, что ЭТО произошло с женщиной, которая, по сути, является его клиенткой. А это уже само по себе грубейшее нарушение правил, как писанных, так и неписанных, потому в первую очередь его беспокоило то, как происшедшее может отразиться на грядущих событиях.
Пауза затягивалась. И Максимчук понял, что нужно брать ситуацию в свои руки. Потому что он старше, потому что мужчина и потому что, судя по всему, он куда опытнее по части адюльтера.
По-прежнему ничего не говоря, он поднялся со своего места, пересел на диван. И обнял, мягко привлекая к себе женщину, которая все это время так ни разу и не подняла на него взгляд. Яна с готовностью подалась к мужчине. Благодарно потерлась щекой о его бок.
— Ты меня осуждаешь? — спросила она тихо.
Ну и сказанула!.. Александр с трудом удержался от того, чтобы хмыкнуть. Фраза прозвучала ненатурально, как в каком-нибудь кино. Впрочем, не исключено, что она и была из кино. Просто женщина не знала, что сказать, а потому и произнесла не то, что надо. С другой стороны, тут же одернул себя Александр, а кто определил, что именно следует говорить в таких случаях?.. В том-то и дело, что никто этого не знает. Правильнее всего сейчас было бы не устраивать всякие разговоры, разборки-терзания, а вообще ничего друг другу не говорить и делать вид, что ничего не произошло. Да только ведь для Яны такой вариант его поведения был бы хуже оскорбления.
— Нет, что ты, — вполне искренне отозвался он. А потом только соврал: — Наоборот, я очень благодарен тебе…
И она снова потерлась о его бок.
Хотя Александр вполне допускал, что она все это делает только потому, что не знает, как себя вести. Он уже хотел было решительно сказать что-то в том духе, что, мол, хватит об этом, давай сделаем вид, что ничего не было… Однако не успел.
— Вот и стала я бл…
Яна произнесла эти слова негромко, спокойно, просто констатирующе… Не было в них какого-то самоосуждения, которое вполне можно было бы ожидать вкупе с содержанием фразы.
Это было ново. Максимчук подобных слов еще не слыхал. Уж они-то явно были не из фильма, они были от души.
— Ну зачем же так, Янушка, — растерянно проговорил Александр.
Она пожала плечами под его могучей лапой.
— Но ведь это так и есть…
Ну что ж, ты сама напросилась…
— Честных женщин вообще не так много на белом свете, — он не был уверен, что это нужно было сказать, просто он хотел как-то успокоить ее совесть. — Рано или поздно большинство из вас оказывается в чужой постели.