Тринадцатый сын Сатаны

Стародымов Николай Александрович

Впрочем, сейчас нужно не об этом. Сейчас нужно определиться с этим делом об убийстве. На чем сосредоточить основные действия. Перво-наперво, необходимо охватить как можно больше людей, с которыми контактировал Василий. Особо обращать внимания на то, кого и как он мог обидеть или обойти в делах. Это важно. Нужно определить, кто из сильных мира сего стоит за его спиной…

Короче говоря, коль уж на данный момент нет ни одного реального подозреваемого, нужно проводить весь большой комплекс следственных мероприятий, фильтровать сотни и сотни людей, в надежде, что из отдельных разрозненных фрагментов что-то-таки вырисуется.

Второе: нужно обязательно посоветоваться с опытными следователями и с сыщиками — глядишь, кто-то и вспомнит аналогичное убийство, когда пуля исчезла столь таинственным способом.

Третье —

карточка. Конечно же, нельзя напрочь отвергать версию, что это какой-то случайный предмет, который не имеет к убийству никакого отношения. Например, это атрибут некой новой карточной игры… Или, так сказать, плод детского творчества, хотя, конечно, очень маловероятно, что некий младенец начал бы размалевывать карточку, предварительно натянув перчатки… Опять же нужно посоветоваться… Впрочем, допускал Вадим, вряд ли именно этот предмет окажется в расследовании неким чрезвычайно важным пунктом.

Что и говорить, слишком много непонятного в этом деле. И самое непонятное, состоит в том, что такое непростое дело поручили именно ему, человеку, на счету которого нет ни одного раскрытого дела.

…Вадим почувствовал, что его снова потянуло в сон. Он опять прошелся взглядом по редким освещенным окнам дома напротив. Ничего интересного не разглядел. И отправился досыпать.

Индикатор — Крутицкий — Тоха

Непосредственный начальник Вострецова, Сергей Ингибаров, в кабинете руководителей любого ранга всегда садился на стул или в кресло только после того, как его пригласят это сделать. Равно как, скажем, и закуривал, и наливал себе воды, и брал с гостеприимно стоящего блюдечка конфетку или печенье… В этом отнюдь не проявлялось какое-то подчеркнутое самоуничижение — лишь естественное, на его взгляд, стремление подчиненного всегда выдерживать дистанцию, не давать повода для того, чтобы кто-то из вышестоящих попытался обойтись с ним запанибрата. Обычно он строжайше придерживался подобных, раз и навсегда установленных для себя, правил. Точно так же держал на расстоянии и подчиненных. И никогда не имел оснований для того, чтобы усомниться в правильности своего поведения.

Так было и теперь. Он вошел в кабинет к своему начальнику и замер у двери.

— Проходи, Сергей, садись!

Так уж повелось, что к Сергею Ингибарову в конторе все всегда обращались только по имени. Отчество у него было для русского языка труднопроизносимое, Реисович, на нем с непривычки, да и не только с непривычки, многие спотыкались, а потому Ингибарова практически все сотрудники именовали исключительно по имени. Он не возражал и недовольства по этому поводу не высказывал. Вся разница только в том и состояла, что коллеги равного уровня или непосредственные начальники называли его на «ты», а подчиненные на «вы». Более высокие руководители, как то у нас повелось издревле, к нему, как и к любому другому человеку, обращались в зависимости от настроения.

Так что начальственное кажущееся панибратство Ингибарова ничуть не задело.

— Сергей, у меня к тебе имеется серьезное дело, — сразу взял быка за рога начальник отдела, дождавшись, пока Индикатор усядется.

Это было понятно без подобного вступления. Потому что обычно «дела» попадали в руки Сергею установленным порядком. А вот так, непосредственно в кабинете шефа, да еще один на один… Нет, уже одно это о чем-то говорило. Во всяком случае, для слишком чуткого ко всем подобным частностям Индикатора.

— Я слушаю вас, Игорь Дмитриевич!

Шеф, Игорь Дмитриевич Крутицкий, выглядел едва ли не смущенным. Что, опять-таки, в свою очередь, было непривычным. Впрочем, понимал подчиненный, шеф вполне мог иной раз при необходимости и роль сыграть, так что в искренность его смущения он не слишком-то верил.

— Понимаешь, Сергей… — начал шеф вполне в русле размышлений Ингибарова. — Как бы тебе это сказать… Я говорю с тобой вполне откровенно, без задних мыслей, а это, сам знаешь, иногда бывает труднее, чем что-либо скрывая… Так вот, Сергей, ко мне вчера обратился с некой просьбой весьма высокопоставленный человек. Он меня и попросил об одном деле… Как бы это сказать поделикатнее…

Сергей из этих междометий пока ничего конкретного не понимал. Но его не случайно называли за глаза Индикатором. Он и в самом деле мог бы выступать в роли измерительного прибора.

Причем, и это главное, прибора, который можно при необходимости подрегулировать в любую сторону, в зависимости от того, как потребуется руководству. И в этом Ингибаров не видел для себя чего-то унизительного. В конце концов, иногда признавался Сергей в порыве откровенности, которые у него случались очень нечасто, начальник тоже человек, он тоже имеет право на то, чтобы иметь личные проблемы, помочь устранить которые могут только близкие люди; а кто у начальника более близкий человек, чем верный и преданный ему подчиненный? Особенно подчиненный, который, что в подобной ситуации является определяющим, не рвется на его, начальника, место… Именно такие подчиненные самые верные, самые преданные, самые надежные — если их только не подводить, не подставлять, не обижать без причины. Да он за тебя, дурака, глотку кому угодно перегрызет!

Плохо только, что далеко не все начальники это понимают. На верных и преданных они обычно наваливают массу дополнительной работы, нередко не считая нужным компенсировать эту дополнительную нагрузку чем-то конкретным, чем постепенно и отталкивают их от себя.

Впрочем, Индикатор и в самом деле не собирался подкапываться под своего шефа. Во всяком случае пока. Потому что сейчас, когда неведомо, как повернется политическая ситуация в перспективе, как в ближайшей, так и в дальнейшей, считал он, лучше отсидеться в замах. Права практически те же, а ответственность кардинально разная. Банальный пример из ботаники или из физики: каждый объект должен склонятся в непогоду в строгом соответствии с законом физики — а именно в зависимости от силы порыва ветра. Потому что с точки зрения земного мирозданья, скажем для примера, и эвкалипт, и лишайник выполняют роль примерно одинаковую, а вот с точки зрения личной при грозе их судьба слишком часто оказывается различной.

…Все это Игорь Дмитриевич хорошо знал и понимал. Потому и вызвал к себе именно Индикатора. Начальник прекрасно понимал: в столь щекотливом деле именно он может оказаться лучшим помощником.

— Вы бы прямо сказали, что случилось и что нужно сделать, — темное скуластое лицо Сергея не выражало никаких эмоций. — А там, может быть, вместе что-нибудь и придумали бы…

А случилось вот что.

Накануне, на исходе дня, вдруг, совершенно неожиданно, к Игорю Дмитриевичу прямо на работу заявился ни кто иной, как Антон Валерьевич, которого некогда (как же безнадежно далеко по времени это было!) называли Антошка или Антишок. Правда, нынче к нему, а точнее не к нему лично, а к его капиталам и депутатскому значку, обращаться следует не по детскому прозвищу, а исключительно по имени-отчеству. Это когда-то давным-давно, когда они вместе к девчатам в студенческое общежитие на третий этаж через окно залезали, были они просто Игорек и Антишок. И потом, чуть позднее, когда за стаканчиком противного портвешка «777» кляли советскую власть и рассказывали политические анекдоты про Брежнева и КГБ («Идет радиопередача „Спрашивайте — отвечаем“; вопрос: „Кто придумывает политические анекдоты?“; ответ: „Тот же вопрос интересует товарища Андропова из Москвы…“» Ха-ха-ха!), тоже были друзьями-неразлейвода. Зато потом, когда началась перестройка, перекрасившаяся в демократию, которая, в свою очередь, превратилась неизвестно во что, их пути-дороженьки очень быстро и очень далеко разошлись. Сейчас Антон Валерьевич очень богатый и весьма уважаемый человек, имеющий в прошлом (да и в настоящем, уж кому, как не Игорю Дмитриевичу это знать!) темные делишки. Ну а сам Игорь… Короче говоря, Игорь так и застрял в начальниках средней руки на следственной работе.

И вот теперь он мучительно думал, как бы умудриться сделать так, чтобы и выполнить просьбу старинного приятеля, который нынче набрал такую силу — и в то же время не подставиться этому азиату с непроницаемым лицом, который, хрен его мусульманскую душу знает, какие планы вынашивает в отношение своей карьеры.

… — Здорово, старик! — благодушно и благожелательно пробасил Антон, переступая порог кабинета.

Игоря Дмитриевича уже известили от дежурного по управлению о высоком госте, который вдруг решил лично и без предупреждения его посетить. И теперь, радостно поднимаясь ему навстречу, он торопливо перебирал мысли, по какой же причине тот к нему заявился. Одно не вызывало сомнения: встреча не могла оказаться просто случайной.