Трио

Сыч Евгений Юрьевич

– Я тебе, мое головобогое, голову и бога оторву, - пообещал он возмущенному осьминогу.

Осьминог молча выгибал щупальца, на которых присоски сидели густо, как пуговицы на ширинке.

– К "оборву" рифма, стало быть, "в траву", - размышлял У.
– А какая тут трава на берегу? Песок да галька. Я вас приглашаю, - он проткнул осьминога острой палкой - и из того брызнули густые чернила, - к себе на обед.

Остальные ловушки У трогать не стал.

– Если забрались, пускай посидят, - привычно сам с собой думал У, забираясь на кручу.
– Пускай пользуются жилплощадью за мой, стало быть, счет. Пока

не понадобятся. А как же иначе? Дашь на дашь.

Дома у него оказались гости. На пне-табуретке сидел сынок, ненаглядный и единственный. Размахивая могучими ручищами, он жарко толковал что-то женщине. Та слушала чуть насмешливо, но заинтересованно.

– Пришел?
– спросил У.

Сын осекся, посмотрел на У исподлобья, нехотя подтвердил:

– Пришел.

– Опять побили?
– приветливо поинтересовался У.

– А ты бы не отказался, чтобы тебя побили?
– ушел от прямого ответа сын.

– Да я бы со всей душой, - охотно согласился У.
– А тебе как-то ни к чему. Не к лицу. Разбойник все-таки. Битый разбойник - это противоестественно, ты не находишь?

– Не разбойник, а экстремист, - поправил сын.

– Тем более, - со вкусом сказал У, - тем более.

Он посмотрел на сына внимательнее и вздохнул.

– Похудел ты, - сообщил печально.
– Я вот осьминога принес, сейчас жарить будем.

Сын поднялся.

– У меня тень поблизости, - деловито сказал он.
– Я сейчас выпить принесу.

– Скажи пожалуйста, - восхитился У, - а я никого не заметил.

Сына звали Я.

Сварили рис, зажарили осьминога, выпили.

Женщина тоже выпила, чему У втайне удивился, по его соображениям такие женщины пить не должны, да и обстановочка не располагала. Правда, до этого он ей не предлагал ни разу, не водилось в его пещере спиртных напитков, не положено отшельнику по штату. Мог бы найти, конечно, если б захотелось, если б знать.

Стали есть.

– Продали, суки, - не удержался, заговорил снова Я. Ругался сын вообще многовато, впрочем, без особого зла.
– Все продали.

– Тебя?
– У покачал головой и ухватил кусочек осьминога.

– Себя они продали, - горько, со слезой сказал сын.

– Так ты бы объяснил им, - посоветовал У.

– Я им еще объясню, - пообещал Я.
– Как есть все объясню.

– Ну-ну, - не поверил У.

– Как же это - всем объяснить?
– не поверила женщина.

– Просто, - уверенно сказал Я.
– Когда за гланды берут, все все понимают, хоть на иностранных языках.

– Кого же за гланды брать? Всех - сил не хватит.

– Ничего, я привычный, - успокоил Я.

– Но что-то не очень получается, видимо, - посочувствовала женщина.

– Нет, - поправил У, - тут такая особенность: хуже всего ему приходится, когда у него все получается. А сейчас еще ничего, сейчас его, видать, просто побили.

– Ненадолго, - сказал сын, будто пригрозил кому-то.

– Жалко, что ненадолго. Ты бы отдохнул, вовсе не помешает. Быть может, до чего хорошего додумался бы.

– А что тут думать, - оборвал сын.
– Все ломать надо, а не думать. Ты вон сколько думаешь - и до чего додумался? А я знаю: без резни не обойтись.

– Ну вот, зарезал бы ты меня, - опять вмешалась женщина.
– Его бы зарезал, - она кивнула на У. ("Пьянеет быстро", - подумал У с неудовольствием).
– Ну, и что бы изменилось?

Тут У и Я вместе

засмеялись.

– Его зарежешь, наверное, - пояснил сквозь смех сын.
– А что, попробуем?

– Попробуем, - согласился У и встал.

Сын быстро схватил, как смахнул со стола, нож и ударил отца в живот. "А!" - вскрикнула женщина. У скользящим танцевальным движением ушел влево и, поддев левой рукой кулак с ножом, поднял его вверх. Перехватил правой за рукав, наладил сына в угол, через бедро. "Ох и шустрый растет мальчик, - восхитился про себя.
– Ох и шустрый!".

Сын поднялся, широко улыбнулся, перебросил нож в левую руку и снова двинулся на У. Тот ждал его, но женщина закричала, бросилась между ними, заслонив отшельника спиной.

– Ты что кричишь?
– удивился Я.
– Его же невозможно убить. Он тебе что, не объяснил? Шутим мы, балуемся.

Женщина подышала, поискала слова. Нашла.

– Балуйтесь, пожалуйста, без меня, - сказала и пошла вон. Показала: Мне ваши шутки вон где!

У повернулся, попытался задержать ее, но тут сын ударил его ножом в спину, и У упал.

Бред

Снится: стою у раздачи, и повар плюхает в протягиваемые котелки густое и пряное варево жизни. По диетам - тому из этого котла, этому из того. А я прошу добавки, но он сверяется со списком, что в памяти у него, и качает отрицательно головой. "Проходи, - говорит, - тебе не положено". Может быть, я и выпросил бы еще немножко, но оттолкнула меня очередь. Всем ведь надо, все голодные. И отошел я, сжимая котелок в руках и осторожно ступая по жирному, заляпанному кухонному полу, чтоб не расплескать. Половник - за все про все. Но котелок-то, пожалуй, два половника вместит и еще место останется! Зачем же такие котелки делают?
– спросил я, помню, того, который оказался рядом. "Да ведь котелки - на двоих", - пояснил сердобольный, внимательно отнесшийся ко мне человек. "Значит, - подумал я тогда, - если бы дали мне варева на двоих, пришлось бы искать второго, с кем разделить его, и есть из одного котелка? Ну, да все равно у меня здесь одна порция, на двоих не хватит". Съел, нет ли - не помню, это уж из других снов. Вспоминаю только звук, с каким ложка о дно скребется: то ли кончается порция, то ли гущу пытаюсь со дна достать. Гуща - она на дне.

У пришел в себя. Удар был хорош, очень хорош. Главное - точен. "Научился бить мальчик. Опыт появляется". Очень хотелось полежать. У шло на пользу, когда его убивали, но отлеживаться приходилось дольше. Через силу он поднялся, подождал, пока остановится мелькающий вокруг мир, включил слух. Женщина все еще сопротивлялась. "Долго, однако, - подумал У.
– Или я так быстро поднялся. С чего бы?" Послушал еще: нет, вроде не притворяется, и, решившись, подошел. Похлопал сына по крутому плечу и, как только начал Я оборачиваться, ударил его ладонью по шее.

– Пошли, - сказал У женщине.

– Куда?

– Впрочем, можете оставаться, - передумал У, - он быстро в себя придет. Его ведь тоже убить не так просто. Только я пойду тогда.

– Пошли, - согласилась женщина.

Когда У вернулся, сын сидел на лежанке и машинально потирал шею.

– А где она?
– спросил.

– Спрятал. В глубинке. Там ее никто не найдет, - на всякий случай добавил У.

– Да нужна она!
– рассердился сын.
– Так бы сразу и сказал, что твоя. Я разве против.