Триумф и трагедия. Политический портрет И.В.Сталина. Книга 2
Шрифт:
«В могилу сошел человек, чье имя с презрением и проклятием произносят трудящиеся во всем мире, человек, который на протяжении многих лет боролся против дела рабочего класса и его авангарда – большевистской партии… Ближайшие сподвижники Троцкого (на процессах в Москве. – Прим. Д.В.) признались, что и они, и вместе с ними и их шеф Троцкий уже с 1921 года были агентами иностранных разведок, были международными шпионами. Они во главе с Троцким ревностно служили разведкам и Генеральным штабам Англии, Франции, Германии, Японии…
Его убили его же сторонники. С ним покончили те самые террористы, которых он учил убийству из-за угла, предательству и злодеяниям против рабочего класса, против
Сталин еще раз внимательно перечитал статью. Поморщился: все свели к шпионажу. Что же, все эти годы он боролся просто со шпионом? Потом, зачем так откровенно напирать: кто его убил? Как будто убийство совершено в Москве и мы все достоверно знаем. Как все можно смазать несколькими неудачными фразами… Сталин выпустил газету из рук. Ему почему-то вспомнились первые встречи с Троцким.
Тогда, в 1905 году, на V съезде партии в Лондоне, Троцкий его просто не заметил. То, собственно, было не встречей, а случайным контактом двух людей, противоборство которых окрасит взаимной ненавистью всю их жизнь. Сталин был буквально потрясен легкостью, с какой Троцкий в перерыве между заседаниями увлеченно растолковывал группе молодых людей и одной красивой женщине разницу между поэзией и философией. «Поэзия, – красиво жестикулируя, говорил человек с копной темных волос, – обращаясь к капле росы, видит ее великолепие, через которое можно увидеть весь мир. А философия, – продолжал Троцкий, – размазав каплю росы по полотну бытия, ищет определения, дефиниции для влаги в этом мире». Собеседники с восхищением смотрели на Троцкого, едва ли зная (Сталин не знал – это не вызывает сомнения), что эрудит пересказывал своими словами образные рассуждения Л. Фейербаха.
Другая их встреча состоялась зимой 1913 года, между двумя очередными арестами Сталина. Они встретились в Вене, куда Сталин приехал по заданию Ленина, чтобы организовать публикацию материалов совещания большевиков, проходившего в Кракове. Сталин остановился в дешевой гостинице. Вечером, взяв стакан, он спустился в буфет за чаем. Там никого не было, за исключением двух человек, оживленно беседовавших у самовара. Одного из них, худощавого, невысокого, с черными вьющимися волосами, синими глазами в пенсне, Сталин сразу же узнал. Это был Троцкий, эмигрант, часто выступавший в прессе с критическими статьями. Сталин помнил, что он холодно поздоровался, налил чаю. На одну-две минуты в комнате воцарилась тишина. Троцкий испытующе смотрел на Сталина, не зная еще, что этот смуглый, молчаливый человек займет в его жизни такое огромное место… Сталин молча и пристально оглядел Троцкого с ног до головы немигающими, с прищуром глазами и так же молча вышел.
А вот как описывал эту встречу сам Троцкий. Он вместе с меньшевиком Скобелевым пил чай, когда «внезапно вошел человек среднего роста, худой, со смуглым, сероватым лицом со следами оспы… Скобелев объяснил, что то был кавказец Джугашвили, который только что стал членом большевистского ЦК и, кажется, приобрел там некоторый вес». Троцкий почему-то накрепко запомнил эту встречу с будущим противником и то неприятное впечатление, которое Сталин произвел на него. «Бросилась в глаза заурядная внешность кавказца, страшная скованность лица и выражение глубокой враждебности в желтых глазах…» Мог ли предположить Троцкий, что спустя два десятилетия он напишет об этом человеке: «Процесс возвышения Сталина произошел как-то за непроницаемым политическим занавесом. В определенный момент его фигура во всеоружии власти внезапно сошла с кремлевской стены». Никто этому не помешал. Историки сегодня пытаются понять, почему это произошло. Подчеркну еще раз, помешать генсеку должна была не одна личность, а вся партия. Перебирая «альтернативные варианты» – Бухарин, Фрунзе,
После Октября «звезда» Троцкого стремительно поднялась. Его имя многие прямо связывали с успехом Октябрьского вооруженного восстания. Сталина коробило, когда на собраниях, митингах, в печати раздавались здравицы в честь «любимчика» революции. А Троцкого действительно тогда славили…
«Народному Комиссару по Военным делам
тов. Льву Давидовичу Троцкому
В ознаменование именин Великой Октябрьской Пролетарской Революции коммунистическая ячейка Московского военно-аптечного магазина вверенного Вам комиссариата, приветствуя в лице Вас героическую социалистическую Красную Армию, постановила открыть клуб имени нашего дорого вождя Красной Армии тов. Л. Троцкого. Торжественное открытие клуба состоится 9-го см. в 6 1/2 часов вечера (Чистые пруды, 12).
Председатель комячейки (подпись неразборчива)».
Сталин помнит, что когда Троцкий появлялся накануне заседания, то сразу привлекал всеобщее внимание; короткие энергичные фразы лишь подчеркивали популярность человека, как будто непрерывно источающего революционные флюиды. Троцкий сухо кивал Сталину и затевал с кем-нибудь (Шляпниковым, Крестинским, Бухариным, Мураловым) оживленный разговор…
Почему Сталин вспомнил сейчас начало и продолжение истории его отношений с Троцким? Почему об этом человеке всегда так много говорили? Почему, оказавшись за рубежом (сколько таких было!), он по-прежнему оставался в центре внимания? Сегодня идет 1940 год, на пороге – война, а он думает о Троцком…
Сталин понимал, что со смертью Троцкого завершается один из драматических этапов борьбы, начавшейся еще у подножия века. Сначала борьба против Ленина велась по организационным, программным вопросам. Голос Троцкого нередко выделялся в этом нестройном хоре. Когда Троцкий вместе с Аксельродом, Даном, Мартовым, Потресовым основал в Женеве бюро меньшевистской партии, свою особую позицию Лев Давидович изложил в брошюре «Наши политические задачи». Называя Ленина «диктатором», «узурпатором», Троцкий фактически вел свои атаки с социал-демократических позиций.
С переходом на позиции центризма Троцкий, с точки зрения Сталина, до 1917 года неоднократно демонстрировал свою непоследовательность, пытался атаковать партию то справа, то слева. Не случайно, оценивая эти идейные метания, Ленин воскликнул в феврале 1917 года: «Вот так Троцкий!! Всегда верен себе – виляет, жульничает, позирует, как левый, помогает правым, пока можно…» Затем, в годы революции и гражданской войны, наступило время феерического взлета «романтика» революции. Эгоцентризм Троцкого вновь проявился после смерти Ленина, когда он попытался в «Уроках Октября» по-своему интерпретировать историю Октябрьской социалистической революции. Сталин помнил, сколько гнева вызвали у него эти «Уроки». Хотя против многих аргументов Троцкого он не мог найти убедительных контрдоводов.
Ну а насчет антисоветизма, мог думать Сталин, вопрос совершенно ясен. Борясь с ним, Троцкий сосредоточил огонь своих политических стрел не только против него. Практически все, что было создано в стране за двадцать с лишним лет после Октября, по Троцкому, это лишь выражение «термидора». В наиболее полной форме антисталинизм Троцкого выразился в создании в 1938 году IV Интернационала, оказавшегося настолько живучим, насколько и бесплодным. Даже сегодня, в начале 90-х годов, троцкистский Интернационал еще жив.