Триумф и трагедия. Политический портрет И.В.Сталина. Книга 2
Шрифт:
Сталин помнил, что, когда ему принесли специальный выпуск троцкистов, посвященный учреждению IV Интернационала, он обратил внимание, что на первых страницах помещены три портрета: Льва Седова (старшего сына Троцкого), Эрвина Вольфа и Рудольфа Клемента. Текст гласил, что все трое стали «жертвами сталинской контрреволюции». Сталин тогда внимательно прочел вступительную статью лидера IV Интернационала «Большой успех», манифест учредительного конгресса «К трудящимся всего мира», доклады, сделанные участниками первого конгресса. Его неизменный синий карандаш подчеркнул слова: «налицо – усиление бюрократических тенденций в советском обществе», «опасность уничтожения всех завоеваний Октябрьской революции», призыв «свершить новую социальную революцию в СССР», «возродить советскую
Сталинская рука обвела еще несколько абзацев в журнале. В одном из них провозглашалось, что в приближающейся войне «военные неудачи советского правительства для русского пролетариата явятся наименьшим злом, открывая путь к революционному восстанию».
«Предатели!» – с холодной ненавистью подумал Сталин.
«Конгресс IV Интернационала, – продолжал читать человек, о котором давно говорили как о единственном наследнике Ленина, – шлет Вам (Троцкому. – Прим. Д.В.) горячий привет. Варварские репрессии, направленные против нашего движения, и в особенности против Вас, не позволили Вам быть среди нас и внести в наше обсуждение свой важный вклад организатора Октябрьского восстания, теоретика перманентной революции, прямого наследника учения Ленина».
Как бы мы ни относились к Троцкому и троцкизму, обычно его критические тирады били в самую точку: «перерождение государственного инструмента рабочего класса в инструмент бюрократического насилия» – одно из достижений сталинизма.
Надо сказать, что «благодаря» Сталину мы до сих пор относимся к троцкизму не как к идеологическому течению, а как к подрывной политической организации. Думаю, что это никогда не соответствовало действительности в полной мере. Незадолго до своего окончательного фиаско Троцкий 21 сентября 1927 года написал в Москве статью «Приложение к вопросу о происхождении легенды о «троцкизме». Опубликовать ее он, естественно, не смог, но она сохранилась в его архивном фонде. В статье он пишет, что Зиновьев и Каменев «для прикрытия собственного отступления перед Сталиным стали прибегать к пугалу троцкизма», что «легенда о троцкизме – аппаратный заговор против Троцкого», что «в этой кляузной работе наибольшей производительностью отличается Бухарин». В конце статьи Троцкий проницательно резюмирует: «С идеями шутить нельзя: они имеют свойство зацепляться за классовые реальности и жить дальше самостоятельной жизнью».
Так оно, собственно, и получилось: идеи Троцкого «зацепились», с одной стороны, за последовательную линию на неприятие Сталина и его системы, а с другой – за радикальную, левацкую приверженность марксизму. Эта «зацепка» составляет содержание троцкизма.
Знакомство с документами Реввоенсовета Республики, что стало возможно не так давно, показывает: в них немного материалов, свидетельствующих о личной переписке Сталина и Троцкого. А если эти документы и встречаются, то они – сухи, часто безличны, без элементарных обращений. Неприязнь этих людей была сильной уже в годы гражданской войны. Вот выдержки из двух писем-докладов Сталина Троцкому, направленных в Реввоенсовет в 1918 году:
«Троцкому
Копия Ленину
Так как времени мало, пишу коротко и по пунктам.
1. Мы все с вами ошиблись, объявив отдельную казачью мобилизацию (мы опоздали в сравнении с Красновым)…
6. Царицын превращается в базу снаряжения, вооружения военных действий и пр. Такой вялый военрук, как Снесарев, тут не пригодится. Нет ли у Вас других кандидатов?
7. Двери штабов почему-то открыты для членов французских миссий. Заявляю, что если они (французы) попадут в мои лапы – не выпущу.
Царицын, 12 июля 1918 года.
Народный комиссар Сталин» .
Ни «здравствуйте», ни «до свидания», ни обращения по революционной форме, если это официальный доклад. Но неповторимый личностный почерк уже виден: «…если они попадут в мои лапы – не выпущу».
По-прежнему в донесениях явно чувствуется недоверие к военспецам и неприкрытая неприязнь к Троцкому. С годами она превратится в ненависть.
Но в то же время Сталин не мог не
Сталин не возражал против такой «революционной решительности», тем более что Троцкий не раз напоминал о ней. Вот фрагмент из его приказа № 18: «…Предупреждаю: если какая-либо часть отступит самовольно, первым будет расстрелян комиссар части, вторым – командир. Мужественные храбрые солдаты будут награждены по заслугам и поставлены на командные посты. Трусы, шкурники и предатели не уйдут от пули…»
Уже после гражданской войны Сталин однажды просмотрел несколько папок дел того далекого времени, ища компрометирующие материалы на Троцкого. Его внимание привлекли несколько телеграмм Троцкого Раскольникову. Приведу две из них:
«Казань. Военно-Революционный Совет. Раскольникову По Волге шатается много судов с белогвардейцами, грабителями и мешочниками точка Необходимо навести на эту сволочь панику точка Для этого несколько пароходов пойманных преступников подвергнуть суровой расправе на месте точка Oсудите в Военном Революционном Совете точка Примите все необходимые меры. 15.VII.1918 г.
Троцкий »
В другой телеграмме Раскольникову, в частности, говорилось:
«Среди комиссаров есть много ротозеев. При сомнительных командирах ставьте твердых комиссаров с револьверами руках. Поставьте начальников перед выбором: победа или смерть. Не спускать глаз с ненадежных начальников. За дезертирство лица командного состава комиссар отвечает головой. О принятых мерах донести. Телеграмму опубликовать.
28. VI.1918
Троцкий» .
Крамольного здесь Сталин ничего не нашел. Он сам поступал на фронте точно так же, а нередко еще более жестоко. Вообще, сам не замечая, во многих вопросах, характеризующих склонность к радикализму, Сталин был большим троцкистом, чем сам Троцкий.
Сталин отдал столько сил борьбе с Троцким, что после получения известия о смерти своего врага испытывал некое ощущение пустоты, вакуума, который, как он надеялся, со временем «наполнится» удовлетворением. Мысленно Сталин повторил свои слова, сказанные ранее: «Троцкизм, как мелкобуржуазное течение в международном рабочем и коммунистическом движении, стал наростом на здоровых силах, борющихся с буржуазией и милитаризмом». Подобные дефиниции цитировали, заучивали, повторяли. По существу, на борьбе с троцкизмом другими уклонами Сталин стал «теоретиком».
Да, в первые часы после получения долгожданного известия Сталин не испытает удовлетворения. Но позже, осознав, что самого опасного, самого умного, самого настойчивого противника уже нет в живых, Сталин переживет внутренний триумф победителя, перешагнувшего через труп своего врага, руки которого уже не держали оружия… Сталин давно понял, хотя никогда не говорил об этом своим недалеким соратникам: подлинное ощущение безраздельности власти, исключительности своего «я», некой избранности он испытывал, лишь когда перешагивал через трупы реальных и потенциальных соперников. Сталин мог для внутреннего самооправдания (очень скоро оно ему уже будет не нужно!) полагать, что если бы не он уничтожил их, то тогда бы они его. Власть – это выживание. Подлинная масть – та, которая в руках единственного . Любой, кто может засомневаться в его абсолютном праве на безграничную власть, должен быть устранен. Ведь он персонифицирует социализм, то обетованное общество, к которому стремятся миллионы людей! А если сомневаются в нем, значит, сомневаются в социализме! Размышляя о власти и поверженных врагах, Сталин мог подумать: теперь, пожалуй, не осталось ни одного, кто бы близко знал его в «ленинские времена». Похоже, что из того ядра он остался один. А власть требует единственности! Только при достижении этого состояния можно испытать упоение властью. Это дано понять только ему. Это право на уникальность постоянно оспаривал тот, кто теперь навсегда останется в Койоакане под бетонным обелиском с серпом и молотом.