Триумф и трагедия. Политический портрет И.В.Сталина. Книга 2
Шрифт:
Сталинград в памяти Верховного остался тем далеким Царицыном, что сыграл столь важную роль в его судьбе. Похоже, после Царицына Ленин поверил в способность Сталина оперативно решать проблемы, возникавшие в связи с развертыванием вооруженной борьбы на фронтах. После Царицына еще больше поверил в себя и Сталин. Сегодня Сталинград стал для него, как и для всего народа, символом противостояния новому отчаянному натиску врага.
А события тем временем развивались по восходящей. Июль, август, сентябрь, октябрь знаменовали нарастание напряжения, достигшего кульминации в ноябре 1942 года. Но даже тогда, когда судьба Сталинграда еще висела на волоске, A.M. Василевский поручил группе генштабистов в составе А.А. Грызлова,
– Разбудишь через два часа…
Когда однажды Поскребышев, пожалев погрузившегося в глубокий сон смертельно уставшего человека, разбудил на полчаса позже указанного срока, Сталин, взглянув на часы, негромко выругал помощника:
– Филантроп тоже нашелся! Пусть мне позвонит Василевский. Быстро! Филантроп лысый…
Круглое лицо Поскребышева, переходящее в обширную лысину, как всегда, внешне ничего не выражало. Помощник издал какой-то негромкий звук, похожий на «слушаюсь», и тут же исчез за дверью.
Позвонил Василевский, который два дня как прилетел из Сталинграда. Сталин, сухо поздоровавшись, сразу же спросил: введены ли в бой 1-я гвардейская, 24-я и 66-я армии, подвезли ли боеприпасы, которых к сентябрю в Сталинграде почти совсем не оказалось… Василевский доложил обстановку, сложившуюся к вечеру 3 сентября: одно из гитлеровских танковых соединений прорвалось в пригороды Сталинграда… Сталин не выдержал и зло перебил Василевского:
– Они что, не понимают там, что если сдадим Сталинград, то юг страны будет отрезан от центра и мы едва ли сможем его защитить? Там понимают или нет, что это катастрофа не только Сталинграда?! Потерять главную водную дорогу, а вскоре и нефть?!
Василевский переждал поток возмущенных излияний Верховного и спокойно, но с внутренним напряжением в голосе продолжал:
– Все, что есть под Сталинградом боеспособного, мы подтягиваем к угрожаемым участкам. Думаю, что шансы отстоять город еще не потеряны.
Через несколько минут Сталин вновь позвонил Василевскому. Того не оказалось на месте. У аппарата был генерал-майор Боков. Последовало распоряжение Сталина немедленно найти в Сталинграде Жукова, который незадолго до этого, 26 августа, решением Ставки был назначен заместителем Верховного Главнокомандующего, и передать ему следующее распоряжение. Сталин, помолчав с минуту, продиктовал:
«Особо важно.
Генералу армии тов. Жукову
Положение со Сталинградом ухудшилось. Противник находится в трех верстах от Сталинграда. Сталинград могут взять сегодня или завтра, если северная группа не окажет немедленной помощи. Потребуйте от командующих войсками, стоящих к северу и северо-западу от Сталинграда, немедленно ударить по противнику и прийти на помощь к сталинградцам. Недопустимо никакое промедление. Промедление теперь равносильно преступлению. Всю авиацию бросьте на помощь Сталинграду. В самом Сталинграде авиации осталось очень мало.
Получение и принятые меры сообщить незамедлительно.
И. Сталин
3.9.42 г. 22.30. Передано по телефону товарищем Сталиным.
Боков».
Жуков вскоре ответил, что утром 24-я, 1-я гвардейская и 66-я армии начнут наступление. Идет подготовка. Сталин отреагировал коротко:
«Жукову, Маленкову, Василевскому
Ответ получил. Жду от вас дальнейшего форсирования удара, дабы не допустить падения Сталинграда.
И.
4.9.42 г. 2 часа 25 мин. Передано по телефону тов. Сталиным. Боков».
Сталин через каждые два-три часа требовал сводку из Сталинграда, несколько раз разговаривал с Жуковым, Василевским, которого он вновь направил туда. Переговоры с Маленковым его мало удовлетворяли. Человек, абсолютно беспомощный в военных делах, похоже, был направлен Сталиным как соглядатай, способный лишь напоминать о требованиях Верховного и собирать информацию о работе штабов. В части Маленков выезжал раз или два; все остальное время находился в каком-либо штабе в специальном кабинете, изредка вызывая к себе политработников, руководителей особых отделов. Военачальники держались с Маленковым вежливо, но, понимая его роль на фронте, по своей инициативе в разговор с ним не вступали.
5, 6 и 7 сентября Жуков организовал несколько атак с севера. Но, слабо подкрепленные артиллерией и авиацией, они не дали заметного положительного результата. Сталин настаивал на продолжении атак, требовал полнее использовать авиации (напомню, это было у Сталина постоянным, «дежурным» требованием), другие средства.
«Генералу армии Жукову
6 сентября получите 2 полка истребителей. Один из Камышина, один с Воронежского фронта… Вы должны иметь в виду, что Ваши права не ограничены насчет переброски сил авиационных и всяких других со Сталинградского, Юго-Восточного фронтов на север, и наоборот. Вы имеете все права маневрировать по части сосредоточения сил. Три тысячи снарядов Н-20 уже направлены к Вам.
И. Сталин.
2 часа 35 мин. 6.9.42 г. Передано по телефону тов. Сталиным. Боков».
Жуков вынужден был доложить вскоре по телефону, что теми силами, которыми располагает Сталинградский фронт, прорвать коридор и соединиться с войсками Юго-Восточного фронта в городе ему не удается. Фронт обороны немецких войск значительно укрепился за счет вновь подошедших частей из-под Сталинграда. Дальнейшие атаки теми же силами и в той же группировке будут бесцельны, и войска неизбежно понесут большие потери. Сталин выслушал и вызвал Жукова и Василевского в Москву.
Именно здесь, посидев вдвоем над картой, посоветовавшись с работниками Генштаба, Жуков и Василевский пришли к выводу, что нужно упорной обороной измотать противника и одновременно исподволь начать подготовку к большому контрнаступлению силами фронтов. Уже тогда оба военачальника решили, что основные удары должны быть нанесены по флангам немецкой группировки, которые прикрывали менее боеспособные румынские войска. Так родился замысел, с которым они пришли к Верховному вечером 13 сентября. Замысел, которому после материализации суждено стать классикой Второй мировой войны, одним из самых блестящих примеров в мировой истории военного искусства. Это было озарение. Но оно посетило не Сталина, а быстро растущих военачальников. Вначале Сталин не проявил особого интереса к этой идее, заметив, что сейчас главное – удержать Сталинград, не допустить немцев дальше, в сторону Камышина. Похоже, Сталин или не оценил дерзкого замысла, или счел его в сложившейся обстановке малореальным. Все внимание Верховного было приковано к оборонительным боям в Сталинграде. В мышлении Сталина, я уже не раз отмечал, прогностические способности явно отставали от способностей сиюминутного, текущего анализа. Озарение, как проявление оригинальной идеи, основанной на постижении скрытых от внешнего обозрения закономерностей и тенденций бытия, Сталину было незнакомо. Он чаще шел к какому-то решению путем постепенных шагов, где интуиция не имела особого значения. Однако Сталин, постепенно поняв идею, своей волей, приказами и директивами сделал ее собственной. И внутренне, и по форме – «сталинским мудрым решением».