Триумф великого комбинатора, или Возвращение Остапа Бендера
Шрифт:
– Хорошо. Я вас заставлю говорить! Вы у меня петь будете!.. Гражданин Ключников, вы имели знакомство c гражданином Суржанским?
– Ираклием Давыдовичем?
– Ираклием Давыдовичем, мать его!
– Да, я его знаю!
– А знаешь ли ты, нэпман поганый, что твой дружок расстрелян?
– Я...
– А вот и его показания...
Ключников взял листок.
– Можешь, подлюка, не читать. Я тебе, жидомор, так все скажу. Суржанский был обвинен во вредительстве. Он предал идеалы революции. Готовил диверсию – разрушение пивного ларька на Центральной площади.
– Это
– Взрывать? Ты, сказал взрывать? Так. Понятно! Вот, вы и признались, Петр Тимофеевич. Понимаешь ли ты, тварь, что, если мы расстреляли, как собаку, ответработника исполкома, то c тобой мы вообще возиться не будем?! Жилы порвем!
И тут Петр Тимофеевич понял, что вся его жизнь висит на волоске.
«А ты как думал? От органов ничего не утаишь!» – усмехнулся про себя капитан и подмигнул Свистопляскину.
«Расколются!» – улыбнулся начальник ОГПУ.
– Хорошо. Я буду говорить.
– Кто подтолкнул Фицнера к написанию опровержения?
– Я никогда его раньше не видел, – начал Ключников. – Вы же знаете, Альберт Карлович, я за Советы. А потом Суржанский приходит. До этого этот партиец в Дом печати ходил. К Фицнеру. Результат – статья. Еще немного – и я банкрот. Тогда Ираклий мне этикетки предлагает. Я же не знал, что он все по нотам разыграл? Нет, не знал. Я купился. Потом он сам заявляется. Органами представился. Наколобродил, то есть. Я на него сентябрем смотрю, сердце запрыгало, упало. Я и угодил промеж косяка и двери. Тайник находит. Нелегкая угораздила. Потом назвался. Чтоб ему пусто было. Душу – нараспашку. Увиваться начал. Головомойку мне устроил. Дело предложил. Тогда и вышла эта статья под вторым номером. Непричастен я. Этот Бендер сам ходил к Фицнеру.
– Роман Брониславович, вы что-нибудь поняли? Я – тоже. Вот что, гражданин, еще раз и помедленее.
И тогда Петр Тимофеевич рассказал органам еще раз и помедленнее все что знал: и о визите молодого человека, и о сейфе, и о «Немхерес», и о «Немхересплюс», и о том, что перевод на десять миллионов отправлен в Москву на счет Внешторга.
На лице Ишаченко проявилось замешательство. Свистопляскин судорожно задергал обеими щечками. C минуту чекисты глядели на нэпмана весьма смутно. Трижды произнесенное Ключниковым слово «Внешторг» ставило следствие в тупик: каждый последний чекист знал, что «Внешторг» и «центр» – один черт – органы.
– Значит, вы получаете деньги из Москвы, – голос капитана стал несколько мягче, – а затем их опять отправляете в Москву? Зачем?
– "Немхересплюс" – это промежуточное звено, – растроганно ответил нэпман.
– Не понимаю. Еще раз.
– Я же объясняю, что деньги из Миира должны были поступить в наш банк на расчетный счет акционерного общества «Немхерес». Общество это должно было построить Немешаевске завод по производству высококачественного хереса. Нужны пайщики. Пайщиков нашли в Москве.
– Так, дальше.
– Перевод подделывается. К «Немхерес» приписывается «плюс» – получается «Немхересплюс». Деньги падают на счет «Немхересплюс». А это уже моя контора, то есть не государственная – что хочу, то и ворочу. Я оформляю перевод и отправляю его во Внешторг. В банке для Внешторга имеется спецсчет. Деньги падают на спецсчет, после чего уходят в Женеву.
– К буржуям?
– Так точно, к ним.
– Начинаю понимать. Вы понимаете, Роман Брониславович?
Начальник взглядом приказал Ишаченко, чтобы арестованных увели.
– Что будем делать, Альберт? – хрипло спросил Свистопляскин.
– А что такое?
– Ты понимаешь, что все это значит? C одной стороны, мы должны задержать этот перевод, а c другой... Внешторг... Внешторг... Понимаешь, чем пахнет?
– Понимаю, Роман Брониславович.
– А я нет! Мы арестовываем счет этого «плюса» и, тем самым, черт его знает, сорвем какую-нибудь операцию республиканского управления. Тут c кондачка решать не стоит.
– Понимаю, Роман Брониславович.
– Нужны детали, Альберт. Де-та-ли! Но в любом случае этих двоих надо убрать. Выжать из них все – и убрать. Не было их – и все! Ключников и Фицнер слишком мелкие фигуры. За ними стоит очень большой человек. Кто этот человек? Наш сотрудник или бандит? Твоя версия?
– Бандит, товарищ начальник.
– Так думаешь или считаешь?
– Не могу знать, но думаю так.
– Ладно вытягивай детали. По какому пути идти – знаешь.
Капитан щелкнул пальцами. Ввели арестованных.
– Фицнер, – шаблонно отчеканил Ишаченко, – что хочешь добавить к показаниям Ключникова?
– Хочу добавить?.. – простонал репортер. – Добавлю, Альберт Карлович. Обязательно добавлю... Именно этот гражданин... Бен...бен...дер представился мне сот...сот...рудником ОГПУ. Это он зас...зас...тавил меня написать так наз...назы...ы...ваемое передовое опровержение.
– Как ты понял, что он сотрудник ГПУ?
– Удостоверение предъявил.
– Фамилия какая там была?
Фицнер закрыл лицо руками.
– Он был очень убедителен. Я не стал проверять.
Капитан брезгливо покачал головой.
– Вредитель советскому народу Ключников, где сейчас может быть вредитель-расхититель Бендер?
– Скорее всего, гражданин начальник, в Москве. – Петр Тимофеевич поджал под себя ноги – его крючило. – От него сегодня приезжал курьер.
Капитан c минуту постоял молча.
– Курьер? Какой курьер?
– Мы встретились c ним в банке, – промямлил нэпман.
– Фамилия! – обрадовался Альберт Карлович. – Приметы!
– Не могу знать ни фамилии, ни примет!.. По виду человек лет сорока, лицо красное, но не пьющее, желтые брови, на пшеницу смахивающие, усы такие, знаете, английские, складки ефрейторские щеки и шею пересекают... Ах, да! Скорее всего, он сейчас на вокзале...
Капитан вызвал конвоира.
Вошел веселый лейтенант со вздернутым носом.
– Лейтенант, вот приметы. Обшманайте весь город, особенно – вокзал. Даю час. Сверимся... – Капитан взглянул на свои котлы. Котлы показывали шесть c копейками. – Не найдете – лично расстреляю. Задача ясна?