Триумвират

Корнелий Луций

Гомункулов доставили через час. Три штуки в отличном состоянии. Похожими образцами я успешно пользовался на Севере. Здоровые, костлявые дылды с неправильными пропорциями, бледной кожей и огромной физической силой. Монстропехота. Деньги Ириним тоже прислал. Десять талантов золотом. В рамках моих текущих масштабов это немного, но все равно приятно.

А ночью над Терпаной взметнулись языки пламени. Еще до общего выжигания притона сгорела местная штаб-квартира ножей. Пламя было такой силы, что каменное трехэтажное здание потрескалось и рухнуло. Внутри не осталось ничего кроме пепла. Никто из обитателей не выжил. Антавий Меликс решил не оставлять свидетелей.

Глава 10

Дурные знамения

Во

многих культурах огонь считается символом очищения и обновления. Жертвенные дары сжигают, чтобы вместе с дымом они достигли божеств на небесах. По той же причине складывают погребальные костры. Чем сильнее уважение к покойному, тем больше дров. Костер из Трепаны вышел что надо. Любой вождь бы гордился.

Когда наш флот покидал бухту, то столб дыма поднимался на сотни метров к небесам. Тесная застройка пиратского городка отлично помогала огню распространяться. На каменистых пляжах за этим зрелищем наблюдали амнистированные жители, которых теперь ждет поиск нового дома или восстановление старого. Хотя пиратский вертеп мы выжгли, но стены и удобная бухта остались. Как новая сорная трава вырастает на пепелище, так и Трепана рано или поздно возродится, если Империя окончательно не займет эти земли. Но учитывая шаддинскую опасность, сил для этого пока нет.

После сожжения Терпаны мы продолжили свое путешествие вдоль острова Малый Змей.

Леса на берегу постепенно сменились солеными болотами, где могли выживать только некоторые особо привычные к этому растения. Унылый, однообразный пейзаж лишь изредка разбавляли отдельные рыбацкие лачуги. Чаще всего заброшенные. Даже сложно сказать, бежали их хозяева от нас или после начала разгула пиратской армии Гастоса. Чуть дальше на севере располагался небольшой городок под названием Солончак. Это было скорее рыбацкое, чем пиратское поселение. Основными промыслами местных являлись заготовка соленой трески и сбор соляной корки, выступающей на поверхности болот в засушливые дни. Фальвус предложил этот город не выжигать, если жители проявят благоразумие. К Солончаку направились несколько быстрых кораблей с целью понять позицию местных относительно выбора между имперским владычеством и пиратским разгулом. Мы цепанули городок самым краешком зоны контроля, чуть сместившись с основного маршрута.

В отличие от Трепаны Солончак окружала достаточно невысокая стена из примитивно обтесанных и подогнанных друг к другу серых камней. За ней стоял пяток деревянных сторожевых вышек, направленых в сторону моря. Бухта Солончака отличалась мелководьем и плохо подходила для любых кораблей крупнее униремы. Сами местные рассекали в основном на легких парусных лодках. Первого взгляда на городок хватало, чтобы понять его различие с Трепаной. Солончак состоял из довольно однообразных лачуг с глиняными стенами и травяными крышами. Лишь вокруг центральной площади стояло несколько крупных строений из камня. Думаю, что храмы и место проживание знати. У стен города стояли многочисленные жерди для сушки рыбы, увешанные недавним уловом. Вдоль сушилок бродили дети с длинными палками, которыми они гоняли чаек и время от времени дубасили друг друга. За ними следил хромоногий старик с самой длинной палкой, которой он гонял слишком уж увлеченных фехтованием детей. У всех них была очень белая кожа. Особенно на ногах ниже колен. То были последствия постоянного контакта с соленой водой.

По итогам горожане приняли нашу инспекцию и дали прибывшим возможность удостовериться, что в Солончаке не скрываются пираты. После чего местные выразили покорность Империи. Покорность, разумеется, выражалась в денежном эквиваленте. Ответным жестом Фальвус выписал им бумажку, где от моего имени объявлял местных друзьями Империи. Наверное, жители Солончака положили ее где-нибудь рядом с такой же бумажкой от Гастоса, Ксериона и всех мимопроплывающих опасных личностей, от которых лучше откупиться.

По дороге к нашей новой цели я спросил вечером Арамию насчет фразы, которой Антавий Меликс так напугал магистра Ножей.

— В четыреста тридцать пятом году после победы на Неридией состоялось важное заседание Витенагемота. — начала свой рассказ колдунья. — Я тогда еще даже не родилась, а госпожа Телура не любила говорить на эту тему, но кое-что мне удалось узнать.

Ага.

Похоже Ар-Арамиа давно отличается нездоровым любопытством.

— Рассказывай и, желательно, со всеми подробностями.

— В тот год Витенагемот заседал больше месяца.

— И что же они так долго обсуждали?

— Как я поняла, речь тогда шла о самом устройстве сообщества мастеров Великого Пламени. К тому времени их число уже приумножилось. Раньше совсем небольшое сообщество, а потом уже сотни магистров и ещё больше учеников. Магия перестала быть уделом немногих избранных. Новые перспективы и новые беды ожидали мудрейших представителей нашего искусства.

Когда дело касалось истории, то Арамиа начинала говорить с какой-то немного комичной пафосностью, явно подражая языку ти-шадайских книг, которые штудировала в детстве. Причем этот пафос заметно отличался от стиля изложения имперских историков. У тех было больше или про подвиг типа: «И бесчисленные орды кровожадных варваров, каждый ростом с великана, вдребезги разбились о стальной заслон наших воинов», или про некую обличительную иронию с оттенком желтой прессы мол: «В мрачном городе кровавых алтарей темные жрецы, опившись неразбавленного вина, до потери пульса предавались грязным, мужеложеским оргиям и сношали скот». У ти-шадайцев же все более возвышенно. Великие, мудрые и достойные мужи совершают подвиги без лишних напрягов и хлещущих через край эмоций.

— Как я понимаю, заседание выдалось бурным?

— Магистры никак не могли прийти к согласию. Мне, к величайшему сожалению, неведомы тезисы сторон, но спор их в конце концов перерос в сражение. Едва ли то была битва с солдатами и маневрами, но магистры вызывали друг друга на дуэли. Многие достойные тогда погибли, однако Багровый Круг сумел удержать всех от раскола. Некоторые, слишком запятнавшие себя смертями товарищей, ушли в изгнание.

Так. Ну теперь яснее. Значит этот Меликс, возможно, один из древних раскольников. Как я понимаю, не только гробничников раздражает аморфность Витенагемота и раздрай в среде магов, когда многие из них занимаются довольно сомнительными вещами типа проживания в пиратских притонах.

Разобравшись с Солончаком, мы пока оставили остров Малый Змей в покое и отправились дальше. Путь нашей флотилии лежал мимо острова Нэш, где стояли одноименные руины канртегского города. Место это пользовалось дурной славой даже относительно других частей Терионы. Моему взору стратега открылась голая, безжизненная земля, лишенная всякой растительности. Серо-коричневую сухую почву порывы ветра легко подхватывали и несли вдоль острова пылевыми буранами. За долгие годы многие части побережья остались совсем без грунта. Ветер вымел землю, обнажив гранитные скалы. Местами из сухой почвы выступали кости людей, животных и даже какие-то древние окаменелости. Мрачные предчувствия навевал такой странный пейзаж.

Глазами птиц разведки я оглядел сами руины, находящиеся на противоположном побережье острова. Громадины из черного камня поднимались к облачным небесам, превосходя размерами и имперскую, и даже древнюю шаддинскую архитектуру. Многоступенчатые пирамиды-зиккураты когда-то украшали сады и фонтаны. Бассейны ныне занесло пылью. От деревьев местами остались торчать будто окаменевшие сухие обломки стволов без ветвей. Меж тяжелых, черных громад шести зиккуратов, располагались многочисленные постройки, наполовину погребенные в серых песках. Высокие статуи со строгими, властными лицами сторожили искусственную бухту, обнесенную каменными терассами. Древние властители Канртега чем-то были похожи на шаддинцев. Те же пышные бороды, завитые трубками у мужчин, чем-то схожие одеяния. Однако если приглядеться, то глаз быстро находил элементы, которые шаддинцы никогда бы не добавили на статуи своих царей и мудрецов. Вот в гордой позе, расправив плечи стоит бритый налысо бородач в драгоценном венце, а к ногам его жмутся меньшие фигуры. Сирены, гарпии, какие-то еще полуобнаженные женщины с нечеловеческими чертами и ошейниками. Вот статуя благообразного с орлиным взором старика, чья длинная грива волос спадает назад. В одной руке он держит череп, а в другой жуткого вида зазубренный нож. Вот властного вида женщина, венец которой напоминает сплетенных змей. Она босыми ногами попирает меньшие фигуры пленников, павших ниц. И такое почти в каждой статуе.