Триумвиры
Шрифт:
Ударив коня, он пригнулся к его шее и помчался назад, чувствуя, что задыхается от ужаса. Сзади звенели стрелы, ударяясь в лорику, конь ржал, очевидно, раненный, а он гнал его, подбодряя криками, колотя в бока бронзовыми башмаками.
Дорогу преградил парфянский наездник. Публий увидел на мгновение быстрые узенькие глазки на коричневом лице, блестящий меч. Он налетел на него, ударил со всего плеча по голове и помчался дальше. Оглядываясь, видел скакавших наездников, навьюченных верблюдов на горизонте, к которым подъезжали парфяне, и понял: «Вьюки полны запасных стрел… Нужно отступать, отступать…»
Ворвавшись в лагерь, он, задыхаясь, спешился. Хотел побеседовать с отцом, но полководец, разгоряченный боем, не дав ему вымолвить ни слова, приказал взять тысячу галльских и триста римских всадников, пятьсот стрелков и восемь когорт и приготовиться к наступлению.
— С этими силами ты нападешь на варваров и разобьешь их.
Публий собирался обратить внимание отца на необыкновенную подвижность парфов, неутомимость в боях и хорошее вооружение, но Красс, боясь возражений сына, похлопал его по плечу:
— Я уверен, что боги помогут тебе отличиться!
Сын молча наклонил голову. Марк Красс был проконсул, знавший военное дело, триумвир и сенатор, и смел ли он, Публий, ослушаться знаменитого мужа и отца? Никогда! Лучше смерть, чем даже простое возражение.
— Приказание вождя — закон, — твердо выговорил он и, вскочив на коня, помчался к войскам.
Опять неприятель отступал перед римскими когортами, и опять они шли вперед, палимые солнцем, изнемогая от зноя и жажды. Вдали, в тучах пыли, маячили парфянские наездники, быстрые, неутомимые, неуловимые.
Пуская издали стрелы, они выкрикивали оскорбления на испорченном латинском языке, визжали и хохотали.
Войско шло. Впереди стлался низкорослый кустарник, кругом — пустыня. Публий остановил когорты. И вдруг наездники выскочили из-за бугров, которые он принял за песчаные холмики; они мчались с гиканием и свистом, окружая римлян.
— Воины, — крикнул Публий, и голос его осекся, — смело в бой! Хитрый и трусливый враг должен быть уничтожен!
Слова его заглушил дикий вой.
Подозвав гонцов, Публий приказал им мчаться к отцу за помощью, а сам, построив когорты, решил обороняться, пока не прибудут подкрепления.
Теперь парфяне не отступали: они издали окружали римлян и вдруг обрушились на них несокрушимой лавиною. Страшная резня происходила на глазах Публия. Он не мог хладнокровно смотреть на гибель бойцов и бросился в гущу боя, увлекая за собой галльских всадников.
Галлы столкнулись с парфянами с яростным воплем. Оии опрокинули врага и погнали, поражая длинными копьями, снося головы мечами.
Думая о близкой победе, Публий мчался рядом с бородатым галлом, который легко, точно сбивая палкой листья с кустов, сносил головы. И вдруг справа, слева, сзади, спереди появились новые наездники. Остановив коней, они не преследовали римлян, а спокойно ожидали приближения их, натянув луки.
Обернувшись к всадникам, Публий приказал спешиться, — надеялся продержаться, укрываясь за лошадьми. Но парфяне, очевидно, поняли его замысел.
— О-ла-ла-ла-ла-ла! — прокатился гортанный крик, и кольцо сомкнулось с поразительной быстротой. Галл, скакавший рядом с Публием, упал с пронзенной грудью. Публий пытался пробиться с несколькими смельчаками сквозь гущу варваров, но они, узнав начальника по одежде, окружили его.
Защищался с яростным мужеством, удесятерившим силы, рубил и колол, но лошади, сталкиваясь, мешали движениям и, брыкаясь, возбуждали его коня.
— О, всемогущий Юпитер! — со стоном воскликнул Публий. — Спаси легионы и вождя!
Низкорослый парф ударил его мечом по шее. Публий обернулся, в ушах прокатилось: «О-ла-ла-ла-ла», это был клич наездников — больше он ничего не слышал.
Мягко свалился на землю. Парф спешился и, захохотав, отрубил ему голову и воткнул на копье.
Между тем Красс, считая битву оконченной, занял холм и стал ждать возвращения Публия.
Время шло. Солнце приближалось к закату. Он начал беспокоиться, пеняя Кассию его осторожность. Но с виду был спокоен.
Вдали показалось облачко пыли, оно приближалось, увеличиваясь. Несколько всадников подъехали к проконсулу, и старший из них, спешившись, сказал, задыхаясь:
— Вождь! Легат Публий Красс просит подкреплений!..
Красное лицо полководца внезапно побледнело. Подозвав Кассия, он приказал выступить всему войску.
— Быстрее! — кричал старик, дрожа от нетерпения и страха за сына. — О боги, спасите его, — шептал он, садясь на коня, — о боги…
Легионы тронулись в путь. Не успели они пройти несколько стадиев, как впереди взвился столб пыли, дикие крики сменились воем — на них мчался парфянский отряд. Наездник, скакавший впереди, выехал бесстрашно вперед и, оскалив зубы, взмахнул копьем. Красс остолбенел: голова сына, единственного, любимого, лежала в пыли у его ног: сведенный судорогою рот, окровавленный лоб, прядь слипшихся волос…
Полураскрыв рот, полководец тяжело дышал, хватая губами воздух, как рыба, выброшенная на берег, и серые глаза его темнели.
Легионарии с ужасом переглядывались. Одни тяжело вздохнул, другой прошептал имя Юпитера.
Полководец очнулся, взял себя в руки. Медленно проезжая по рядам воинов, он сказал:
— Римляне, смерть сына касается только отца. Публий Красс исполнил свой долг и пал смертью храброго. Исполните же и вы свой долг — долг воинов и римлян, сражающихся за дорогое отечество, и отразите приступ коварных варваров.