Трое (Из огня и крови)

Фоллетт Кен

Оживление на палубе стихло, и «Копарелли» вырубил двигатель. Шесть или семь матросов спустились по трапу, смеясь и перекрикиваясь, и направились в город.

– Проследи, в каком пабе они бросят якорь, Ник, – дал указание Ростов. Бунин вылез из машины и последовал за моряками.

Тюрин проводил его взглядом. Он решительно не мог разделить радостного возбуждения Ростова по поводу того, что операция успешно развивается. Они снова не имели представления, куда делся Дикштейн – хотя и не потеряли окончательно его следы. Ростов принял решение дать ему свободно действовать: он боялся, что слежка за Дикштейном спугнет его.

– Мы будем следить за «Копарелли», – сказал он, – и Дикштейн сам выйдет на нас.

Ясиф Хассан было заспорил с ним, но Ростов одержал верх. Тюрин, который абсолютно не испытывал желания принимать участие в обсуждении стратегических вопросов, подумал, что Ростов прав, хотя у него и нет больших оснований быть столь уверенным.

– Первым делом надо подружиться с командой, – прервал Ростов размышления Тюрина. – Ты радист. Ты получил небольшую травму на борту своего последнего судна «Рождественская роза» – сломал руку – и тебя оставили тут в Кардиффе до полного выздоровления. От хозяина судна ты получил приличную компенсацию. Ты неплохо проводил время, пока у тебя были деньги. Осторожно намекни, что хотел бы найти себе работу, когда деньги подойдут к концу. Ты должен выяснить две вещи: кто у них радист и когда собирается отходить судно.

– Ясно, – кивнул Тюрин, хотя до ясности было далеко. Вот как, например, взять и просто «подружиться» с командой?

Подсознательно он поежился, шевельнув широкими плечами. Или он выполнит задание или же ему придется представить убедительные доказательства, почему он не смог его выполнить. Он мог лишь пообещать приложить все усилия.

Вернулся Бунин.

– Перелезай-ка назад, – велел Ростов, – пусть Ник правит. – Тюрин вылез, придержав дверцу для Ника.

Когда машина отъехала от порта, Ростов повернулся с переднего сидения переговорить с Тюриным.

– Тут сотня фунтов, – сказал он, протягивая ему пачку банкнот. – Можешь не скупиться.

Бунин остановил машину у небольшой припортовой таверны на углу. На вывеске, хлопавшей под ветром, читалось «Лучшее пиво». За непрозрачными стеклами виднелись желтоватые огоньки светильников. Хуже этого места сегодня и не придумать, пришло в голову Тюрину.

– Какой национальности команда? – неожиданно спросил он.

– Шведы, – ответил Бунин.

По своим поддельным документам Тюрин был австрийцем.

– На каком же языке мне с ними разговаривать?

– Все шведы говорят по-английски, – объяснил ему Ростов. Настало краткое молчание. – Еще есть вопросы? – спросил Ростов. – Я хотел бы заняться Хассаном прежде, чем он наделает очередных глупостей.

– Вопросов не имею, – сказал Тюрин, открывая дверцу машины.

– Во сколько бы ты ни пришел вечером в гостиницу, переговори со мной, – наказал Ростов.

– Ясное дело.

– Удачи.

Захлопнув дверцу. Тюрин перешел дорогу, направляясь в паб.

Это был убогий маленький кабачок, с деревянными скамейками вдоль стен и пластиковыми столами, прикрепленными к полу. Четверо из компании моряков играли в стрелки в углу, а пятый стоял у бара, заказывая для всех выпивку.

Бармен кивнул Тюрину. Тот попросил у него пинту легкого светлого, большое виски и сандвич с ветчиной.

Моряк у столика повернулся и вежливо кивнул. Тюрин улыбнулся:

– Только что отшвартовались?

– Да. Пришли на «Копарелли».

– Я с «Рождественской розы», – сообщил Тюрин. – Они оставили меня здесь.

– Повезло.

– Сломал себе руку.

– Ах вот как? – улыбнулся швед. – Так ты можешь держать стакан в другой.

– Что меня и устраивает. Дай-ка я поставлю тебе выпить. Что предпочитаешь?

Прошло два дня, и они по-прежнему пили. В составе собутыльников произошли некоторые изменения, потому что кое-кто пошел стоять вахту и на берег сошли другие; был небольшой период времени между четырьмя утра и открытием заведения, когда нигде в городе, законным или незаконным образом, нельзя приобрести выпивку, но все остальное время представляло собой бесконечное шатание по кабакам. Тюрин уже и подзабыл, как пьют моряки. Он мучился жутким похмельем. Правда, он радовался, что еще не пришлось идти к шлюхам: шведы проявляли интерес к женщинам, но только не к проституткам. Тюрину никак не удалось бы убедить жену, что он подхватил венерическую болезнь на службе матушке-России. Другим пороком шведов была отчаянная склонность к азартным играм. Тюрин спустил в покер едва ли не пятьдесят фунтов из выданных ему КГБ. Он настолько тесно сошелся с командой «Копарелли», что часам к двум ночи его пригласили даже на борт. Там он повалился спать на грузовой палубе, и его оставили в покое до восьми склянок.

Но этот вечер уже не будет походить на предыдущий. «Копарелли» уходит в море с утренним приливом: к полуночи и команда судна, и все ее офицеры должны быть на борту. Было десять минут двенадцатого. Хозяин кабачка ходил по помещению, собирая стаканы и вытряхивая пепельницы. Тюрин играл в домино с Ларсом, радистом судна. Сыграв несколько партий, они перешли к выстраиванию костяшек, пока те не падали при неосторожном движении. Ларс был крепко пьян, а Тюрин еще кое-что соображал. Его до испарины пугала мысль о том, что должно будет произойти в ближайшие несколько минут.

Остальные члены команды уже покинули заведение. Тюрин и Ларс тоже поднялись. Тюрин обнял Ларса за плечи, и, пошатываясь, они бок о бок выбрались на улицу.

Ночной воздух был сыр и холоден. Тюрин поежился. Теперь ему предстояло держаться поближе к Ларсу. Надеюсь, что Ник точно рассчитает время, подумал он. И надеюсь, что машина не поломается. И еще: остается надеяться лишь на Бога, что Ларс не погибнет.

Они прошли мимо темно-синего «Форд-Капри 2000», который с потушенными фарами стоял на обочине. На мгновение вспыхнул свет в салоне, и Тюрин увидел лицо водителя. Это был Ник Бунин. Вытащив из кармана мятую белую фуражку, Тюрин натянул ее на голову: сигнал, по которому Бунин будет ориентироваться. Когда моряки прошли мимо, машина снялась с места и двинулась в противоположном направлении. Еще рано.

– У меня есть невеста, – сказал Ларс. О нет, только не начинай о ней.

– И она, – хихикнул Ларс, – жутко горячая баба.

– Ты собираешься жениться на ней? – Тюрин настойчиво пялился в темноту перед собой и, прислушиваясь, продолжал болтать с Парсом только, чтобы держаться поближе к нему.

– Чего ради? – Ларс осклабился.

– Она верна тебе?

– Еще бы, а то я перережу ей горло.

– А я думал, что Швеция придерживается свободной любви, – Тюрин сказал первое, что пришло ему в голову.