Трое из Жана-Парижа
Шрифт:
Последней каплей стало то, что отбившегося от рук мальца поймали на воровстве баранок. Налетам шустрых и вечно голодных местных пацанов подвергались и яблоневые сады, где их поджидали заряженные солью ружья, и хлебозавод, на котором работали жители всех близлежащих домов. Оттуда так и манило стащить еще теплую буханку или мягкие сладковатые баранки, чтобы потом, сидя на крыше гаража и болтая ногами, вонзать зубы в хлебный мякиш вприкуску с яблоком и слушать, как внутри плещется кураж.
Сторож, бровастый дедок свирепого вида, схватил его лишь потому, что у Андрюхи выпал из кармана нож, и он замешкался, подбирая сокровище. Крепко приложив пару раз по шее, вредный хрыч поволок
– Убери, Элла, не будь дурой. Увозить надо пацана подальше, иначе плохо кончит.
Посмотрел на прохвоста, который украдкой жевал баранку, вздохнул и вышел.
Мама с прорвавшимися наконец рыданиями принялась остервенело охаживать Андрея полотенцем, схватила даже скалку, но стукнуть не решилась. Ночью он слышал горестные всхлипывания и шепоток, то ли жаловалась кому-то, то ли молилась. Было совестно. Хотелось как-то успокоить, но что тут скажешь? Утром поклялся – никогда больше не станет воровать. Она слушала внимательно, склонив набок голову. «Только бы не плакала», – глядя на опухшее лицо, думал он.
За окном протяжно засвистели – пацаны вызывали к гаражам, им не терпелось узнать, как он выкрутился. Те, кому удалось удрать с хлебозавода, видели, что Андрея сцапали и потащили домой. Притаились до утра, затихли, а с наступлением нового дня замаячили под окнами, шепотом пересказывая детали тем, кто за баранками не ходил.
Мать подняла сухие глаза. Сказала решительно, отметая возможные уговоры и протесты.
– Я созвонилась с бабушкой, ты уезжаешь в Жанатас.
Нож отправился в мусорный бак.
3. Подкидыш королевской семьи
Ольга всегда считала свою персону чуточку лучше других. Самую малость, но лучше. В детстве воображала себя подкидышем, которого королевская семья оставила на попечение нынешним родителям. Откуда в степях Казахстана могла появиться венценосная чета с орущим свертком – этим вопросом она не задавалась.
Если предки ругали, маленькая Олечка, глотая слезы, думала: «Вот вернутся за мной и покажут вам!» С годами мысль угасла, но сожаление нет-нет да возникало. Ах, как было бы славно, если бы в их обитую коричневым дерматином дверь однажды постучал кто-то и сказал: «Собирайся, дорогая, твое время пришло». В подростковом возрасте уже, понятное дело, не верила в сказки, но чувство легкого превосходства над другими никуда не исчезло.
Например, едут они в автобусах в пионерский лагерь «Жулдыз» – Олечка занимает лучшее место у окна, чтобы прокатиться с ветерком. Песни поют по дороге, знакомятся. Пока у шлагбаума идет суетливая выгрузка, Оля ускользает от всех и несется к разноцветным домикам. Самая хорошая койка, рядом с откидной отдушиной и подальше от двери, достается ей, потому что она чуточку лучше остальных. Что значит – нечестно? Кто успел, тот и съел, шустрее надо ноги передвигать.
Папа звал ее принцессой. В детстве было даже немного жаль его. «Вернутся за мной настоящие родители, как же он без меня?»
Красивый и кудрявый, похожий на киноактера Игоря Костолевского, он приходил с работы, и все вокруг, спокойное и размеренное, менялось. Мама лучисто улыбалась, дома становилось светлее и просторнее, словно в распахнутое окно врывался свежий ветер. Папа намывал руки и утробно вещал из ванной, что сейчас, вот сейчас он выйдет на охоту, ловить маленьких непослушных девочек. Оля и Аня с визгом бежали прятаться. Он долго ходил по квартире, заглядывал везде, даже в выдвижные ящики серванта, но найти их никак не мог. Девчонки переминались с ноги на ногу за шторами и тоненько хихикали в предвкушении. Наконец с победным криком он их обнаруживал, сгребал мощными ручищами и носился по квартире, сшибая стулья. Мама смеялась и ругалась понарошку, что они разнесут весь дом. А девчонки обезьянами висели на его плечах и хохотали до звона в ушах.
Папа умер, когда она училась в пятом классе. В гробу лежал незнакомцем – строгим и некрасивым.
– Такой молодой. Инфаркт. Еще жить бы и жить.
Шепоток за спиной иглой вонзался Ольге в темечко. Она обернулась, но люди стояли молча с одинаково скорбными лицами. Ей захотелось набрать побольше воздуха и кричать, кричать, кричать, что всех она обменяла бы на него, живого. Стоящая рядом мама бросила на нее быстрый взгляд и сжала руку, сдерживая готовую вырваться наружу истерику. И Оля покорно сникла.
Новый мамин избранник по имени Сергей, интеллигентного вида дядька с чеховской бородкой, работал на скорой. Просочился он в семью Исаевых, когда Оля училась уже в десятом классе и к появлению отчима отнеслась снисходительно. Мама переключила свое внимание, кокетливо смеялась и подкрашивала губы морковного цвета помадой, так что его присутствие было только на руку. Но, к сожалению, счастье длилось недолго.
Скорее всего, дядя Сережа и раньше был не дурак выпить, но умудрился сохранить лицо, пока кружил Надежду Петровну в конфетно-букетном вихре. На цыпочках, как известно, долго не устоишь, так что постепенно маска добропорядочности с его лица сползла. Он откупоривал бутылку, как только оседала пыль автобуса, на котором Надежда Петровна покидала город ради курсов повышения квалификации. Начинал болтать сам с собой, копошиться в аптечке. Однажды Оля попыталась выяснить, что у него болит, но он спрятал за спиной лекарства и ответил, глядя исподлобья:
– Я тебя не трогаю, и ты меня не трогай.
И захихикал так демонически. По ночам было особенно страшно, когда отчим в одних трусах бродил по квартире и что-то бубнил. Или надолго запирался в ванной – Оля сначала боялась, что он сделает с собой нечто ужасное, потом плюнула. Только к двери подставляла стул, дабы ненароком к ней не забрел.
Перед маминым приездом брал себя в руки. Брился, мылся, приводил в порядок внешний вид и больную голову.
– Почему ты маме не расскажешь про его выкрутасы, когда она уезжает? – недоумевала Айша.
Оля пожимала плечами.
– Да неплохой в целом мужик. Когда не пьет. Чего ей одной куковать? Я уеду скоро.
Жирной точкой в недоразумении под названием «второй брак Надежды Петровны» стала его поездка на охоту. Вернулся через несколько дней в три часа ночи, ввалился в дом с добычей на плечах. Победно кинул на пол – мама, к счастью, успела отогнуть ковровую дорожку, чтобы та не испачкалась кровью. Выскочившая на шум Оля одеревенела, уткнувшись в несчастные, подернутые мученической пеленой глаза мертвого сайгака.