Трое из Жана-Парижа
Шрифт:
Через пару месяцев после похорон родилась сестренка. Мама рассказывала, что с папой у них имелась шуточная договоренность – девочкам имена дает муж, мальчикам – жена. Папа мечтал о дочках. Так и говорил: «Буду самый счастливый в своем цветнике». Имя Назгуль тоже он заготовил. Нежный цветочек Назик его и вовсе не застала, но в какой-то мере спасла маму, которая возле гроба упала в обморок. Врач примчавшейся скорой ругался, когда приводил в чувство. «Себя не жалеешь, ребенка пожалей!» Айша ничегошеньки не помнила. Эту историю узнала много позже. Жизнь распорядилась так, что остался цветник Жумабаевых выживать в степном городке самостоятельно, а
Через некоторое время мама снова влюбилась. Как весна, нежно, но властно, заполняет мир после невыносимо долгой зимы, так и новое чувство наполнило ее, подсвечивая каждый жест, каждое слово каким-то удивительным светом. Она вышла замуж, когда Айша уже училась в первом классе. Соседки на лавочке судачили, не особенно понижая голос, что везет некоторым – урвала хитрая татарка красавца, да еще и повесила на него двоих чужих детей.
Дядя Рашид при ближайшем рассмотрении оказался не таким уж счастливым билетом. К падчерицам относился равнодушно. Гораздо больше любил гульбища с приятелями. И животных, поэтому в квартире невзначай появлялись разномастные приблудыши, которых мама не успевала пристраивать в добрые руки. Однажды на пару недель поселился ежик, жутковато шуршащий по ночам. Но когда в трехлитровой банке отчим принес скорпионов, мама взбунтовалась. Так что эти погостевали недолго, всего пару дней.
Частенько Айша, возвращаясь из школы, смотрела на окна и гадала, что там ждет. Снова друзья дяди Рашида сидят в тесной кухне? На самодельных скамейках помещалось сразу пять человек – всего-то надо притащить пару досок и положить на табуреты. На столе – внушительная сковорода жареной картошки с луком. Гвалт и хохот, бренчание гитары. Вокруг плафона струится сизый дым, на балконе скулит очередной щенок. Или дома все-таки мамочка, значит, тихо и спокойно. Уже в подъезде встречает чесночно-мясной запах котлеток, а не дурацких сигарет.
Если дома дядя Рашид с компанией, значит, маму опять задержали в столовой, сестренка у няньки-старушки, что живет в соседнем подъезде. В кухню протиснуться не получится, а если и повезет, то вряд ли там найдется еда. Разве что соскрести со дна сковородки остатки подгоревшей картошки. Следовательно, назвать дядю Рашида большой удачей язык не поворачивался.
Мама выставила его вон, когда Назик подхватила лишай. Так что любителю живности и гулянок рекомендовали найти бродячий цирк и устроиться туда на работу – хоть дрессировщиком, хоть клоуном.
– Зоопарк в квартире, иначе не назовешь, – жаловалась мама соседке тете Марине, которая пришла за солью и осталась на чашку чая.
Айша крутилась рядом. Тотчас представила, где и как разместить животных. На балконе можно держать крохотную лошадку, по утрам расчесывать ей гриву и кормить морковкой. А в ванной – крокодила. Только маленького и беззубого, а то покусает. Даже скорпионам нашлось бы местечко. Если за ними следить, то пусть живут. Главное, чтобы не уползли. Иначе придет кирдык, так объяснял дядя Рашид.
– Это же весело, мамочка! В городе нет зоопарка, а у нас будет!
– Так, сколько раз я говорила не встревать, когда взрослые беседуют.
– Коммунистическая партия не позволяет ущемлять детей.
Соседка поперхнулась чаем и закашлялась.
Мама развернула Айшу за плечи и вытолкнула из кухни:
– Через пять минут приду проверить уроки. Если они не сделаны…
– Наступит кирдык!
Тетя Марина странно хрюкнула и
– Газету «Правда» читает, представляешь? Расстелит на паласе и ползает по ней. Оттуда цитаты.
После ухода дяди Рашида зажили спокойно, даже в какой-то мере скучно. Ни патлатых хриплоголосых гитаристов, ни шлепающих ночами по линолеуму ежиков, ни синеватой дымки, обнимающей плафон. Теперь по дороге из школы можно было не гадать, что ждет дома.
Мама все также работала поваром. Крахмалила халаты и колпаки, рисовала на глазах длиннющие стрелки и уходила в столовую. Замуж она больше не вышла, так что жил цветник сам по себе, неприхотливой клумбой на степных землях. Со временем образ незадачливого любителя животных в памяти потускнел. Айша повесила в комнате папин портрет в рамочке и по вечерам пересказывала Назику факты его биографии, добавляя с каждым разом все больше красок.
Оранжевый томик Ахматовой она доставала, когда сестренка засыпала. Книга, как по волшебству, распахивалась сама на определенном стихотворении, с головой выдавая, что оно любимое.
«Слава тебе, безысходная боль!
Умер вчера сероглазый король»
Безысходность. Какое страшное слово. Вот что чувствовала мама тогда, у гроба. А в животе, ничего не подозревая, бултыхалась Назик.
– Я жила, как за каменной стеной, – рассказывала мама. – Не знала даже, где платить за квартиру. Навести уют, приготовить вкусный ужин, ждать мужа с работы – так безоблачно протекала семейная жизнь. Когда он погиб, я решила, что мои девочки ни в чем не будут нуждаться.
В самом дальнем уголке сердца Айша хранила малюсенькую тайну. О ней не знал никто. Как и почему возникла теория, что папа жив, она не помнила. Книги ли были тому виной, бурная ли фантазия – не имело значения. Главное, что жизнь подсвечивалась теплым секретным огоньком, поэтому она не собиралась с этой мыслью расставаться. Папа не умер, просто уехал. Пусть даже бросил, значит, имелись на то причины. Зато он где-то жив и здоров, наверняка имеет семью. Ходит по земле, улыбается и вспоминает свой цветник. Могила на кладбище с безучастным мраморным памятником? Да мало ли, взрослые на многое способны, в детективах и не такое творят, чтобы замести следы. С этими размышлениями становилось легко. Он есть, не здесь, но где-то абсолютно точно. И может когда-нибудь они встретятся, наступит такой момент. Айша ни словечка не скажет ему в упрек, только обнимет или возьмет за руку, и будет держать долго-долго. Ей никогда не приходило в голову ластиться к дяде Рашиду. Зачем, если есть свой папа?
«Татарская же у нее фамилия, и у меня от мамы татарская кровь. Вот почему стихи так ложатся на сердце». Айша разглядывала профиль Ахматовой на черно-белом рисунке потертого томика и непременно перед сном загадывала: «У меня тоже будет муж каменной стеной, как папа. И никогда-никогда никакой безысходности!»
5. Альма-матер по имени «Шесятлет»
– Слышали, Коробко родила? – вездесущая Олька выдала новость.