Трое спешат на войну. Пепе – маленький кубинец(Повести)
Шрифт:
Мать всегда сушила сухари. Наверное, потому, что она пережила голод в гражданскую войну. Сухари она складывала в мешочек. Если их накапливалось много, часть из них мать отдавала молочнице…
Ребята сидят и грызут сухари, а поезд мчится. О чем в такую минуту разговаривать? Я подмигнул Галке. Она далеко от меня, у другой стены вагона, вместе с девчонками, но мы с ней можем за версту друг друга увидеть.
Мне уже давно нравится Галка. Еще с прошлой зимы. Она знает это. Я писал ей стихи:
Белая береза, лунный свет. Под окном хожу я, А тебя все нет.Однажды она вручила мне записку: «Передавай стихи незаметно, чтобы девчонки не видели. Г.»
Я прыгал от радости. Значит, ей стихи мои понравились. Я написал огромную оду, которая начиналась так:
Вся земля кругом прекрасна, Когда любишь не напрасно.Когда началась война, дядя Коля, управдом, назначил нас вместе дежурить на крыше — зажигалки тушить.
Мы сидим на крыше. Лучи прожекторов как стрелы пробивают ночное небо. Откуда-то издалека несется ровный тяжелый гул моторов немецких бомбардировщиков. Ухают зенитки на Пресненской заставе. Крыша содрогается от каждого залпа.
Я молил бога, чтобы фашист сбросил зажигалку на наш дом! Я бы показал Галке, на что способен. Но самолеты были далеко.
Я пододвинулся к Галке. Мой локоть прикоснулся к ее локтю. Теперь я думал об одном: чтобы Галка не оттолкнула мою руку. Я уже не слышал, как немецкий самолет летел над нами, как он сбросил бомбу.
Взрывная волна ударила нас, я обнял Галку, и мы полетели по крыше, ничего не соображая, но крепко держась друг за друга.
Умный человек был управдом. Во-первых, он назначил нас вместе дежурить, во-вторых, еще до войны вокруг крыши железный барьер сделал. Мы больно ударились о барьер. Но если бы его не было, лететь бы нам с пятого этажа до самой земли.
Галка держалась за висок. У меня болело колено. Мы отодвинулись от края крыши.
— Болит? — спросил я.
Галка качнула головой и показала на висок. Я приблизился, чтобы разглядеть ушиб. Но в полутьме мне ничего не было видно, зато я ощутил запах ее волос.
Я обнял Галку и поцеловал в губы.
— Нахал, — сказала она и оттолкнула меня.
Лицо мое горело. Это был мой первый в жизни поцелуй.
Я проводил Галку домой, а потом бродил до рассвета по затихшим пресненским переулкам и сочинял новую оду о любви.
Через несколько дней мы опять дежурили вместе. Я читал Галке новые стихи. Она лежала на теплом железе, закинув руки за голову, и задумчиво смотрела на темное небо, пересеченное белыми лучами прожекторов Потом я склонился над Галкой и опять почувствовал запах ее волос. Я поцеловал Галку. Рука моя нечаянно коснулась ее груди.
А зенитки, не жалея снарядов, били по фрицу. И от каждого залпа вздрагивала крыша…
Это было совсем недавно, всего месяц назад. Я взглянул на Галку, она на меня.
Галка спустилась с верхних нар, наполнила кипятком кружку и села около меня. Нет, я не могу смотреть в ее глаза, не могу видеть ее туго заплетенную косу.
— Может, сухариком угостишь? — весело сказала Галка.
Я пошарил в мешке и нашел кусок халы.
Я вспомнил, что мы ели эту халу, когда отец уже ушел на фронт, но хлеб продавали без карточек. В булочной не было батонов, я купил халу и килограмм черного.
— Сейчас бы очутиться на крыше нашего дома, — сказал я.
— А на Луну не хочешь?
— На крышу!
— Я хочу домой, к маме, — сказала Галка. — Она бы сделала что-нибудь вкусненькое. Она даже из ничего может приготовить вкусное блюдо. Когда вернемся, попробуешь.
— Как же ты меня представишь?
— Скажу, что ты мой друг.
— Не поверит!
— Почему же?
— Я не умею с девчонками дружить. Это у меня на лице написано.
Галка засмеялась:
— Значит, ты мне не друг?
— Я люблю тебя! — шепнул я.
Я увидел, как зарделись румянцем ее щеки. Мне стало радостно. Я взял Галку за локоть, но она легонько оттолкнула меня и еле слышно произнесла:
— Не надо! Увидят!
— Пусть!
Галка отрицательно покачала головой, но в глазах ее была покорность, и я положил свою руку на ее.
В этот самый момент к нам пододвинулся Вовка.
— Я угощу Галочку печеньем, — сказал он и протянул коробку.
Интеллигентный парень! Только не вовремя в разговор встревает.
Галка взяла печенье.
У Вовки, наверное, и сухарей-то дома нет — одно печенье. У него дома все не так, как у нас. Нам с братишкой мать нажарит на завтрак картошки с мясом. А Вовке на тарелке подают бутерброды с колбасой и сыром, чашку кофе и яблоко. У меня бы с такого завтрака через час живот подтянуло.
— Здорово, что мы вместе едем, — сказала Галка.
— Конечно, это прекрасно, — поддакнул Вовка.
— Вы знаете, мальчики, — воскликнула Галка, — когда мы жили во дворе, то как-то и не замечали друг друга. «Здравствуй, Вовка, Женя или Миша, и до свидания». А теперь все как родные…
— Особенно вы с Колей, — произнес Вовка.
— Тебе-то какое дело? — огрызнулся я.
— Я хотел сказать, что это очень хорошо! — начал оправдываться Вовка и поправил свои внушительные очки.
Галка жевала печенье. В глазах ее были искорки смеха. Она сказала:
— Наш Коля как вулкан. Его чуть тронь — он начинает кипеть и клубы пара пускать.
Галка заливисто смеялась.
Вдруг впереди что-то громыхнуло, вагон качнулся. Заскрипели тормоза, и мы полетели к стенке, толкая друг друга и обливая кипятком.