Трое сыщиков, не считая женщины
Шрифт:
Вот с тех пор все и пошло наперекосяк. Плетнев в то время служил в миротворческом контингенте в Косове. Узнав о смерти жены, Антон вернулся в Москву. Он был близок к помешательству, знакомые боялись, что руки на себя наложит. Поддерживало его только то, что есть маленький сын, которого нужно растить и оберегать. Однако дал себе клятву, что разыщет убийц Инночки и расправится с ними. У него появилась цель.
На проведение собственного расследования у него ушло немного времени. Он разыскал-таки мерзавцев и убил их. А убив, явился в милицию с повинной. В ту самую милицию, которая
Антон действовал по понятиям, многие силовики в душе одобряли его действия. Правильно сделал, что расправился с этими извергами. Но закон есть закон. Нужно ли говорить, какой срок ему светил при неблагоприятном исходе дела? Однако в прокуратуре многие, в том числе и Турецкий, скорее одобряли его, чем осуждали. Александр Борисович, проникшись симпатией к бывшему спецназовцу и его сынишке, приложил много усилий. Он сделал так, что старший Плетнев очутился на принудительном лечении в психиатрической больнице. К сожалению, не учли другого обстоятельства: отца-психа лишили отцовства.
Вскоре после того в прямом и переносном смысле слова нашумевшего взрыва вышедший из комы Турецкий, подозревавший, что главным исполнителем теракции мог быть кто-то из бывших спецназовцев, перешедшим в наемники, благо они требовались в горячих точках, предложил разыскать Антона. А Меркулов, чтобы помочь Плетневу устроиться в жизни, постарался вернуть ему отцовство и устроил на работу в «Глорию».
Александр Борисович познакомил Антона с остальными сотрудниками «Глории». Относились к нему хорошо, но все же как к подмастерью. Да и немудрено, нельзя же освоить специфику расследований за считанные недели. Но Антон старался, внимательно выслушивал все советы, выполнял любые задания. Александр Борисович и сам, чтобы не сидеть без дела, взялся помогать друзьям из сыскного агентства. И таким образом, Антон был как бы у него под рукой. У того руки чесались провести самостоятельное расследование. Однако Антон терпеливо ждал своего часа, набирался ума-разума.
Неизвестно, сколько бы ему пришлось еще ждать, да очередная (увы, о них что ни день слышишь) напасть подстегнула: сегодня утром он узнал из телевизионных новостей о гибели генерал-лейтенанта Свентицкого.
В свое время, после училища, Плетнев подался в разведывательно-диверсионную группу спецназа, был отправлен в Анголу. Вернувшись на родину, Антон служил на Северном Кавказе, в том числе и под командованием Свентицкого, после чего, уже будучи майором, вместе с ним отправился в Косово. Андрей Владиславович сделал ему много добра. Лет пятнадцать прошло с тех пор, он его хорошо помнил. А когда майор после гибели Инны запил по-черному — был у него и такой период, правда, короткий, — потом оказался в психушке, а сын попал в детский дом, Свентицкий неожиданно опять возник в его жизни. Оказалось, он тоже хорошо помнил своего бывшего бойца.
Поэтому, услышав трагическое известие, Плетнев решил наплевать на всякие условности и направился к заместителю генерального прокурора.
Когда Антон, одуревший от звонков с просьбой оформить пропуск, вошел в кабинет Меркулова, Константин Дмитриевич разговаривал по телефону. Он выразительным жестом пригласил Плетнева сесть.
— Верится с трудом, — сказал заместитель генерального невидимому собеседнику. — Просто такая новость в голове не умещается. Я очень прошу вас, Владимир Михайлович, переслать мне ваше решение по факсу.
— Здорово, — улыбнулся он Антону, положив трубку. — Что-то давненько тебя не было видно. Как Васька-то поживает?
Не дождавшись ответа, он подошел к факсу, откуда пополз лист бумаги. Сосредоточенно прочитав его, Константин Дмитриевич вернулся на свое место. Взглянул на Плетнева:
— Вид у тебя шибко смурной. Давно тебя таким не видел.
— Вы слышали, Андрея Владиславовича Свентицкого убили?
Заместитель генерального дочитал полученную факсограмму, положил ее на стол и нравоучительно сказал Антону:
— Телевизор меньше смотреть надо, радио реже слушать, тогда и паники не будет. Жив Андрей Владиславович, жив. Правда, тяжело ранен, сейчас находится в Склифе. А что ты так всполошился?
— Так ведь это мой боевой генерал, столько вместе пройдено — и на Северном Кавказе, и в Косово.
Слава богу, что выжил. А-то я уже места себе не находил.
— Ты, Антон, не горячись, успокойся. Сейчас мы позвоним и выясним, как бедолага себя чувствует. — Меркулов набрал номер. — Какие новости слышны насчет покушения на Свентицкого?
Выслушав подробное сообщение собеседника и поблагодарив его, Константин Дмитриевич рассказал, что удалось узнать:
— Задержать преступника, или преступников, пока не удалось. Показания дает только водитель генерал-лейтенанта, других свидетелей не нашли. Стрелял в Свентицкого один мужчина, он, разумеется, убежал. Водителю показалось, что по пути к нему присоединился напарник, однако полной уверенности в этом нет. Пули, которые обнаружили в теле генерала, от пистолета Макарова.
— А пистолет бросили?
— В том-то и дело, что нет. То ли по неопытности, то ли по наглости.
— Может, еще по жадности, — хмыкнул Антон. — Все-таки машинка приличных денег стоит.
— Возможен и такой вариант, — согласился Меркулов. — Кстати, все чаще встречается. Что касается состояния Андрея Владиславовича, то оно тяжелое. Как поступил в больницу, так улучшений пока нет.
— Водитель дал словесный портрет?
— Нет. Сначала тот был в строительной каске, к тому же генерал его загораживал от водителя. А после выстрелов тот бежал спиной, лица не было видно.
Только рост — высокий, и сам худощавый. Водитель сразу бросился к генералу — тот дышал, и рванул с ним в госпиталь. Не до погони за стрелявшим ему было, важнее спасти раненого.
— Почему он повез его в госпиталь, а не в ближайшую больницу?
Меркулов одобрительно покачал головой:
— Зришь в корень. Оказалось, случайное совпадение: именно госпиталь был ближе от места преступления.
— Константин Дмитриевич, — решительно сказал Плетнев, — я хочу разобраться в этом деле. Попросите Турецкого, если он будет вести расследование, взять меня в свою бригаду. Чтобы мне действовать на законных основаниях. Иначе я поведу частное расследование.