Трое в горах
Шрифт:
– Расскажите, пожалуйста.
– Ну... разве что для вас...
– Голос Кирилла смягчился.
– Итак, по древнегрузинскому мифу, был такой герой по имени Амирани, сын солнца. Он освободил людей от злых дэвов, научил их добывать огонь и обрабатывать металл.
– Амирани?
– переспросила Катя.
– Да, Амирани. Характер у него, видимо, был неважный, он вступил в борьбу с небожителями, и за это боги приковали его к скале - здесь, на Кавказе. Гораздо позднее, в шестом веке до нашей эры, на Кавказское побережье
– Дальше я знаю, - сказала Катя.
– Прометей похитил у богов огонь...
– Перед этим. Катя, он устроил богам еще одну пакость. Прометей, как и Амирани, научил людей счету и письму, врачеванию и мореходству и всяким ремеслам. Тут как раз новые боги победили титанов и потребовали у людей жертвы. Боги - они такие, себя не забывают! И вот Прометей, заботясь о людях, которым жилось нелегко, подсунул богам худшие части жертвенного животного - надо полагать, кишки и всякую там требуху. Кстати, греки и в дальнейшем всегда так поступали. Так вот: боги сильно осерчали и отняли у людей огонь. Тогда-то Прометей похитил огонь с Олимпа и отдал людям. За это боги приковали его в горах Кавказа, и орел каждый день рвал ему печень, а ночью печень восстанавливалась, а днем - снова орел... пока Геракл не убил орла и не освободил Прометея... Вы не спите, Катя?
– Нет, - ответила она, но голос у нее был сонный.
– Расскажите еще...
– Да уж все, в общем. Любопытно, что грузинская легенда с появлением христианства, примерно в пятом веке нашей эры, опять видоизменилась. Амирани стали выставлять нечестивцем, которого лично Христос посадил на цепь. Оно и понятно: народный герой-богоборец был опасен, к лику святых такого не причислишь.
– Кирилл умолк и закурил новую сигарету.
– Одно утешение, - сказал Игорь в Катину сторону, - что мы заперты не где-нибудь в захолустье, а в легендарном месте.
Катя не ответила, она ровно дышала - спала, должно быть.
Некоторое время в пещере было тихо.
– Слушай, Кирилл, - заговорил Игорь, понизив голос до шепота.
– Давай все-таки внесем ясность в положение. Продукты на исходе, за водой ходить опасно. Рано или поздно, ты сам говоришь, завал рухнет, мы не можем его предотвратить... Кроме того, если бы у нас не было карты, мы бы не знали о существовании этого поселка, верно ведь? И мы преспокойно взорвали бы завал.
Он умолк, ожидая ответа. Но ответа не последовало.
– Ты слышишь, Кирилл?
– Давай дальше.
– Да чего ж дальше? По-моему, я сказал достаточно ясно.
– Договаривай до конца.
– Ну, изволь. В общем... я за немедленный взрыв.
Опять молчание.
– Я договорил до конца. Почему ты молчишь?
– Договорил, верно... Ну, а если оползень после взрыва накроет поселок?
– Ты уверен в этом?
– Нет, не уверен.
– Видишь, не уверен... Посмотри на вещи трезво, Кирилл. Мы бессильны помочь поселку. Оползень вот-вот рухнет сам...
– Давай-ка спать, - прервал его Кирилл.
– Пойми, речь идет о жизни и смерти... Ты ученый, кандидат наук. Мы с Катей занимаемся координацией научных работ огромной важности...
– Иначе говоря, - резко сказал Кирилл, - сотня горняков, не имеющих высшего образования, их не по моде одетые жены и сопливые ребятишки не стоят наших трех высокоинтеллектуальных жизней, это ты хочешь сказать?
– Ну, не так, конечно. Зачем обострять?.. Просто я хочу напомнить известную истину, что ценность человека определяется его общественной значимостью.
В пещере стало совсем темно: наверное, луна уплыла за хребет. Чиркнула спичка, осветив на миг лицо Кирилла.
– Общественная значимость, говоришь... Слышу, слышу голос Василия Егорыча.
– Причем тут отец? Оставь его в покое.
– Я бы и рад оставить в покое нашего дорогого родителя, да вот услышал знакомую интонацию.
– Злопамятный ты тип, - раздраженно сказал Игорь.
– Никак не можешь простить отцу ту старую историю. А сам? Чем ты лучше отца? Ты ведь тоже с женой разошелся.
– Разошелся.
– Так какого же дьявола...
– Постой, Игорь. Ты прекрасно знаешь, почему я разошелся...
– Еще бы! Вечно шляешься по экспедициям, к тому же твой миленький неуживчивый характер... Да на ее месте любая бы не выдержала.
– Пусть так, - медленно сказал Кирилл и сделал подряд несколько затяжек.
– Пусть так, - повторил он.
– Не спорю, характер у меня паршивый... Но у Василия-то Егорыча все было по-другому.
– Детали не имеют значения.
– Имеют!
– Чего ты орешь?
– зашипел Игорь и повернулся в сторону Кати.
С минуту они прислушивались к ее ровному дыханию.
– Спит, - прошептал Кирилл.
– Умаялась... Ладно, Игорь, кончаем разговор - все равно ни к чему он не приведет, разлаемся только.
– Ханжа - вот кто ты, - угрюмо проговорил Игорь.
– Сам грешен, а другим ничего не спускаешь.
– Прекрати, Игорь...
– Узколобый ханжа. По-твоему, человек не имеет права уйти от нелюбимой женщины к другой, которую...
– Да не так же было, не так!
– Даже по голосу чувствовалось, что Кирилл мучительно морщится.
– Не накручивай, ради бога, на все это любовь... Просто, когда Василий Егорыч в тридцатые годы шибко пошел в гору, необразованная жена стала его стеснять. В сущности, довольно банальная история о том, как один учился, а вторая штопала ему носки, стряпала и укачивала ребеночка, чтобы он не орал над папиным ухой, потому что папе надо было учиться...
– Сам помнишь?
– спросил Игорь.