Трое в новых костюмах
Шрифт:
— Что это ты вдруг? В прежние времена тебе быстро надоедало, когда я принимался разглагольствовать.
— Только если это было не обо мне. И потом, я переменилась. Стала старше. К тому же я много лет общалась с одними дюжими молодцами, которые двух слов связать не умеют. А женщине нужно, чтобы с ней разговаривали, чтоб ее уговаривали. — Она повернула свою прелестную длинную шею и вопросительно посмотрела на Алана. — Только не убеждай меня, что армия тебя испортила и тоже превратила в человека, который не тратит лишних слов, а немедленно приступает к делу.
— Хорошо, не буду. Твой отец смотрит на тебя свирепыми глазами, наверно, думает, что ты пьяна.
Она с ослепительной улыбкой взглянула через стол. А Алану шепнула украдкой:
— Нет, он этого не думает. Беда в том, что он сам сильно накачался. Понимаешь, он так и не оправился после гибели Мориса. А ему, бедняжке, нельзя много пить, у него ужасно высокое давление. От этого он чуть выпьет и начинает всех и вся поносить. Заводится от любой мелочи. Вот, например, мы катались верхом — кажется, вчера, — и он остановился потолковать с одним из младших Кенфордов — неинтересный такой парень, лицо унылое, вытянутое, нос длинный…
— Герберт Кенфорд! — воскликнул Алан с тем восхищением, какое охватывает человека, когда у него на глазах пересекаются два разных мира. — Вместе служили. Мой лучший друг.
— Значит, ты тоже скоро станешь таким же занудой, как твой друг! Надо будет что-то срочно предпринять против этого, милый. Так вот, представь, этот Кенфорд вздумал высказывать собственное мнение, — кажется, что-то такое из области политики, — и папочка сразу пришел в неописуемую ярость. Меня смех разобрал. Но потом уж было не до смеха, на весь день хватило. Он, бедненький, не виноват, просто жизнь такая. Настоящий ад, ведь верно? Скажи «да», Алан.
— Ну, хорошо, да. Гляди, дамы уходят.
— Вот черт, какая скука! Вы уж, мальчики, особенно не засиживайтесь.
Алан смотрел, как она вслед за другими женщинами грациозно выплывает из комнаты, и сердце у него странно сжималось. Он нисколько не был в нее влюблен, это все осталось в далеком прошлом. Но сейчас она была для него видением любви, изящным и нежным образом. Оставшиеся за столом мужчины выглядели безжизненными, как деревянные истуканы. По приглашающему жесту хозяина Алан хмуро пересел поближе, не отказался от еще одной рюмки коньяка, но отклонил сигару, и так как курить хотелось, разжег вместо этого трубку.
Лорд Дарралд направил на него, как и давеча, сначала пристальный взгляд, а затем неспешную улыбку. Верно, считает меня молодым нахалом, подумал Алан. Ему было безразлично мнение лорда Дарралда. С тоской душевной он опять приготовился к разговорам «посвященных», «сугубо не для передачи», пересыпаемым сентиментальными прозвищами великих мира сего и «глобальными» секретами; приготовился выслушивать новости, которые появятся в завтрашних газетах и будущих воскресных передовицах. Сэр Томас Стэнфорд-Риверс, держа стакан в руке, отошел в сторонку для отдельного разговора с полковником Саутхемом и Джералдом. Ньюби куда-то исчез, может быть, побежал тактично шепнуть кое-что дамам (Алан наглядно представил себе
— Слушайте-ка, Дон, — отрывисто проговорил лорд Дарралд, — этот молодой человек, он только что из армии, и даже не офицер. Ваше мнение?
— Я как раз собирался вам сказать, босс, — отозвался Маркинч. — Думаю, надо с ним потолковать. Новый угол зрения.
Дарралд кивнул и, посасывая сигару, опять окинул Алана быстрым взглядом. Затем последовала неспешная улыбка.
— Ну как, Стрит? Согласны нас просветить? У человека с вашим армейским опытом немало найдется что нам сообщить. И публике тоже, если ей это подойдет. Верно, Дон?
— У меня была та же самая мысль, — ответил Маркинч. — Послушайте, мистер Стрит, нас интересует, что они думают, о чем говорят, что хотят, все эти парни, которые сейчас возвращаются с войны.
Дарралд кивнул в подтверждение и улыбнулся еще раз.
— Давайте, не робейте, молодой человек. Мы вас слушаем. Лучшей публики не сыскать.
Алан колебался. Они думали, что он робеет. В некотором смысле так и было, но не в том, как понимали они. Просто в данную минуту, с данными людьми ему не хотелось разговаривать на эту тему. У них другие взгляды, другие пристрастия. Его подмывало ответить им коротко и грубо. Но он гость и должен соблюдать вежливость.
— Видите ли, это не так-то просто, — медленно начал он. — Большинство, если с ними поговорить, могут показаться равнодушными, даже циничными. Вроде им на все вообще наплевать, рады что домой вернулись, отделались от службы. И ничего им не надо, кроме спокойного житья на гражданке и жены с ребятишками или там невесты, — только и всего. Так они вам скажут. Но понимаете, они вообще редко говорят то, что думают и чувствуют. В большинстве, я не говорю — все.
Он замолчал и вопросительно посмотрел на того и на другого: есть вопросы?
— Дальше, — сказал лорд Дарралд. — Мы заинтересовались. Только покороче.
— Хорошо, — ответил он уже другим тоном. Хотят покороче, пожалуйста. Посмотрим, как им это понравится. — На самом деле эти парни ждут в глубине души чего-то необыкновенного, какой-то принципиально новой жизни. И когда увидят, что их ожидания не оправдались, тут-то и начнется потеха.
Как воспринял эти слова Маркинч, Алан не узнал, потому что смотрел на Дарралда, а Дарралд остался абсолютно невозмутимым.
— Какого рода потеха? — осведомился он.
— Не знаю, — раздраженно ответил Алан. — Этого никто не знает. Даже они сами. Они едва ли вообще отдают себе отчет в том, что ожидают чудесных перемен. Тем не менее это так.
— И надеются, что им преподнесут чудесные перемены на тарелочке? — съязвил Маркинч.
— Да, конечно, — ответил Алан. — Так им внушали, сулили. «Вы, ребята, воюйте, а мы здесь обеспечим остальное». Постоянный лейтмотив со времен Дюнкерка. Ну и вот, они свое дело сделали, отвоевались.