Трое за границей

Клапка Джером Джером

Понятно, что госпоже Y. весьма захотелось оказать госпоже X. содействие. Она распахнула дверь, и госпожа X. вошла в спальню. Через секунду она выскочила, в страхе и белая как полотно.

— Это не Перси! Что же мне делать?

— На вашем месте я была бы внимательней, — заметила госпожа Y., направляясь в спальню сама, — в таких вопросах...

Госпожа X. остановила ее:

— Но это и не ваш муж.

— Что за глупость!

— Правда, не ваш! — уперлась госпожа X. — Я знаю, потому что ваш муж спит сейчас на кровати Перси.

— С какой это стати? — загремела госпожа Y.

— Они его принесли и там положили, — объяснила госпожа X., которая уже начинала плакать. — Я и подумала, что Перси должен быть здесь!

Женщины стояли и смотрели друг на друга. Опустилась тишина, нарушаемая храпом джентльмена по ту сторону полуоткрытой двери.

— Тогда кто же там такой? — вопросила госпожа Y., которая опомнилась первой.

— Не знаю! — отвечала госпожа X. — Я его никогда раньше не видела! Может быть, кто-то из ваших знакомых?

Но госпожа Y. только с шумом захлопнула дверь.

— И что же нам делать? — спросила госпожа X.

— Я знаю, что мне делать, — ответила госпожа Y. — Я иду с вами и забираю своего мужа.

— Но он спит как убитый!..

— С ним такое уже случалось, — сообщила госпожа Y., застегивая свой плащ.

— Но где же Перси?! — разрыдалась бедняжка госпожа X., спускаясь по лестнице.

— А об этом вы, милочка, будете спрашивать у него.

— Если у них там такой ералаш, то куда он только может попасть!

— Утром всех обо всем расспросим, — утешила госпожа Y.

— По-моему, эти «Kneipe» просто ужас какой-то! Никогда больше не пущу туда Перси! Пока жива, никогда!

— Дорогая, — заметила госпожа Y., — вот здесь все зависит от вас.

Говорят, Перси больше не ходил на мальчишники.

Но, как я сказал, ошибка заключалась в том, что карточки прикололи к скатерти, когда прикалывать надо было к сюртуку. А ошибки в нашем мире подвергаются суровому наказанию.

Глава XIV

Глава серьезная, так как становится главой прощальной. — Немец с точки зрения англосакса. — Провидение в мундире. — Рай для беспомощного идиота. — Немецкая совесть: ее напористость. — Как, скорее всего, вешают в Германии. — Что случается с добропорядочными немцами после смерти? — Военный инстинкт: так ли он важен? — Немец в роли лавочника. — Чем он живет. — «Передовая женщина»: что здесь, что повсюду. — Что можно сказать против немцев как нации. — «Bummel» окончен.

— Этой страной может управлять кто угодно, — сказал Джордж. — Даже я.

Мы сидели в саду Кайзерхоф в Бонне и любовались Рейном. Был последний вечер нашего путешествия; утренний поезд должен был стать началом конца.

— Я бы записал все, что требуется от людей, — продолжил Джордж, — нанял хорошую фирму, чтобы они распечатали это в огромном количестве, велел бы расклеить по городам и весям, и дело в шляпе.

В мирном, послушном немце наших дней — мечтающем, кажется, только об уплате налога и выполнении распоряжений тех, кого Провидению было угодно поставить над ним, — трудно, надо признать, обнаружить какой-то след своего дикого предка, для кого личная свобода была необходима как воздух; кто избирал судью для совета, но право исполнять приговор оставлял за племенем; кто шел за вождем, но не унизился бы до подчинения.

В Германии сегодня немало услышишь о социализме, но этот социализм будет только деспотизмом под другим названием. Индивидуализм не привлекает немецкого избирателя. Он хочет — нет, он даже стремится, — чтобы его контролировали во всем. Он может быть не согласен — не с правительством, а с его формой. Полицейский для него — бог и, похоже, останется таким навсегда.

В Англии мы относимся к нашему человеку в синем как к безвредной необходимости. С точки зрения обывателя, полицейский работает главным образом как дорожный указатель (хотя в оживленных кварталах, как считается, полицейский может пригодиться, чтобы перевести через дорогу престарелую леди). Мы благодарны ему за эти услуги, в остальном же просто не замечаем.

В Германии, наоборот, ему поклоняются как кумиру и любят как ангела-хранителя. Для немецкого ребенка он Санта-Клаус и Бука в одном лице. От него исходят все блага: «Spielpl"atze» [Детская площадка.] с качелями и гигантскими шагами; кучи песка, чтобы драться; лягушатники; ярмарки. За шалости он наказывает. Все послушные немецкие мальчики и девочки как один хотят угодить полицейскому. Если полицейский кому-нибудь улыбнется, они начинают задаваться. А если какого-нибудь мальчишку полицейский погладит по голове, жить с таким ребенком становится нереально: его самомнение невыносимо.

Германский гражданин — солдат, полицейский — его командир. Полицейский указывает ему, по какой стороне улице нужно идти и как быстро. На каждом мосту у входа стоит полицейский и говорит немцу, как этот мост нужно переходить. Если полицейского нет, немец, возможно, сядет и будет ждать пока утечет река. На вокзале полицейский запирает немца в зале ожидания, чтобы тот не попал в какую-нибудь неприятность. В должное время он выводит немца из помещения и передает на руки кондуктору (который всего лишь полицейский в другой форме). Кондуктор сообщает немцу, где в поезде надо сидеть, когда выходить, и проверит, чтобы немец действительно вышел.

В Германии вы не берете на себя никакой ответственности за самого себя вообще. Для вас все сделано, и сделано хорошо. Вам не надо о себе беспокоиться, и если вы беспокоиться о себе не умеете, вас никто в этом не обвинит; беспокоиться о вас в Германии — долг полиции. Если вы беспомощный идиот, это не избавляет полицейского от своего долга, когда с вами что-нибудь произойдет. Куда бы вас ни занесло, что бы в голову вам ни втемяшилось — он отвечает за вас, он заботится о вас, и заботится хорошо — что есть, то есть.