Трофей бандита

Яблонская Альбина

— Поджег свою школу? — зашла я в тупик. — Серьезно?! Ты поджег свою школу?

— Школа сгорела, — ответил мне Микки простыми словами, — и я в нее больше не ходил.

— Кошмар, — была я поражена до самых костей. — Я просто в шоке.

— Но ничего, — сказал Макс, — это не помешало нашему Микки стать отменным сапером.

— Он просто пироман, — настаивал Буч. — Обычный пироман. Психически больной человек…

— Зато он неплохо справляться с «си-четыре», Буч. Может, давай ты будешь сам возиться со взрывчаткой, а? Станешь нашим новым

подрывником? Будешь делать бомбы своими руками?

— Не-е-е… — отмахивался Буч. — Я не идиот. Мне дороги мои конечности, и я не хочу, чтобы они долетели до самой Аляски.

— Ну вот видишь, — победно улыбнулся Макс, — а вот Микки таких вещей не боится. Правда, Микки?

— Правда, Макс, — ответил Микки, нарушив черноту лица своей улыбкой.

— А еще Микки любит старую технику. Большую… старую технику. Верно?

— Ага. Я люблю старые машины. Но особенно грузовики и автобусы.

— Автобусы? — поймала я Микки на слове. — Это ты был за рулем того гадкого желтого автобуса, не так ли?

— Ага, — хрюкнул Микки с гордостью. — Это я был. Я вас ударил в бочину. Это был я. Да. Я.

— Микки наш герой, — схватил его Макс за шею и притворился, будто душит изо всех сил.

Было в этом что-то милое. Как детский сад психопатов.

— Ладно, Макс, — махнул на это рукою Буч, — я пошел разгребать завалы. А то ведь некоторые люди тут и вправду работают. А не только фигней страдают.

— Хорошо, Буч. Но у меня к тебе будет небольшая просьба.

— Просьба? Что еще за просьба?

— Возьми в подсобке краску и перекрась всю новую взрывчатку в зеленый.

— Чего?! — психанул Буч. — Почему я должен нянчиться с этим огромным ребенком? Пускай сам ее красит! А еще лучше — пусть научится читать и различает взрывчатку, как это делают все нормальные люди! По буквам и цифрам! Для этого и существует маркировка, блин!

— Буч, — нахмурился Макс. — Это не просто просьба.

— Так, все, — выступила я в роли рефери, — взрывчатку покрашу я. Где она, эта подсобка? Микки, пойдем, покажешь мне, где краска…

34

Первое знакомство с бандой показало мне, насколько сложно быть ее главарем и находить подход к каждому человеку. Несмотря на свой буйный нрав и ненависть к компромиссам, Макс определенно точно знал, как и с кем себя нужно вести, чтобы тебя слушали. Чтобы члены банды не выходили из-под контроля и строго выполняли приказы босса.

Так, компьютерного гения по имени Буч надо было хвалить. Он и вправду был умным, квалифицированным специалистом, но соседство с такими сумасшедшими товарищами приводило его в ужас. Впрочем, как и меня. Как итог, мы с Бучем выглядели белыми воронами на фоне остальных и именно мы казались остальным обитателям берлоги настоящими фриками. Хотя в реальности все было с точностью до наоборот.

Но к Асафе у Чернова был совершенно иной подход. Рот у ямайца не закрывался, наверное, даже во сне. И он не скупился на колкости

ни для соплеменников, ни для самого главаря. За что регулярно получал по морде. А я-то не по наслышке знаю, как легко можно вывести Макса из себя. Тем не менее, Асафа острил и острил, препирался и препирался, вызывая на себя гнев не только Макса, но и всех окружающих. Неужели, ему все это нравится?

А вот к Микки Макс относился иначе. С этим «огромным ребенком», как удачно выразился Буч, нужно было вести себя, как… с шестилетним мальчуганом. Он был ранимым и замкнутым в себе, вспыльчивым и обидчивым, но при этом не мог утолить в себе жажду экспериментов. Которые нередко заканчивались плачевно. Как для него, так и для окружающих.

— Микки, — решила я задать вопрос, который мучил меня вот уже который час, — а почему у тебя на затылке эта надпись?

Горе-подрывник отложил в сторону валик и зеленую краску. А затем лаконично ответил:

— Просто я люблю мою маму.

Собственно, именно это у него на голове и было выбито. Пожалуй, самая странная татуировка из всех, которые мне приходилось видеть.

— О. Я так и подумала. Мама — это главное. Не так ли? — грустно улыбнулась я, подумав о собственной матери. Вот только думать особо было нечего. Я ее не помню. И такими отношениями, как у Микки, похвастаться не могла.

— Я люблю свою маму, — повторил Микки и о чем-то вздохнул. — И она тоже меня любит. Очень-очень. Мама всегда меня любила и говорила, что я самый умный.

— Пф… — еле сдерживался Буч, убирая цех после взрыва.

— Ну… — пожала я плечами, — кому как не маме знать о способностях собственного сына? Если мама так говорит, то это правда, Микки. Уверена, ты способный парень. Просто… просто немного… немного стеснительный. Как мне кажется. Ты легко теряешься. И отвлекаешься от важного дела.

— Это неправда, — хмурился Микки. — Я никогда не отвлекаюсь.

— Но ты ведь красишь по второму кругу то, что я уже покрасила. Разве ты не заметил?

— Нет, это неправда. Я крашу не потому, что отвлекаюсь, — покраснели щеки Микки. — Я крашу потому, что ты первый раз плохо покрасила.

— Что?

— Вот, смотри, — показал он пальцем на крохотный пропуск. — Видишь? Ты плохо покрасила.

— Но ведь… — понимала я отчасти Буча. — Микки, ты ведь все равно взорвешь эти упаковки. Какая разница, насколько хорошо они покрашены? Главное, что ты видишь, что этот цвет зеленый.

— Нет, — отрезал Микки и продолжил методично прокрашивать взрывчатку вторым слоем краски, — делать работу нужно хорошо. А хорошо — это когда повторяешь ее много раз. Чем больше, тем лучше… Так меня учила мама.

— Серьезно?

— Мама заставляла меня делать домашние вещи десятки раз каждый день. Она говорила, что повторение — залог успеха. Так она учила меня. Так она воспитывала меня, зная, что однажды я стану президентом.

— Президентом?

— Пф-ф-ф… — не выдержал Буч и поперхнулся чаем. — Кхе-кхе-кхе… умора…