Трофейная банка, разбитая на дуэли
Шрифт:
— У меня, — отозвался Валерка Сидоркин и почему-то вздохнул. И вынул свой старенький складешок. Лодька при этом сразу вспомнил другой ножик — тот, который он прошлым летом выиграл у Фомы и забросил во-он туда, за стену пекарни. И, кажется, остальные вспомнили. Только сам Фома сделал вид, что не помнит ничего.
— Давай, — сказал он Валерке.
Секунданты Лешка и Шурик переглянулись.
— Стоп! — сказал Лешка.
— А чего? — удивился Фома.
— "А "того", — сердито усмехнулся летописец Шурик. — Это вам не по ржавым жестянкам стрелять. Это дуэль... — И они с Лешкой переглянулись опять. — Соображайте маленько. Правила соблюдать надо... Если кто кого угрохает или ранит, будут потом говорить: спичечным зарядом. Такое даже в дневнике не напишешь, смех один...
— Да. Нету пороха — нефига затевать волынку, — поддержал летописца Лешка.
Видать они с Шуриком сразу поняли друг друга. Но только что именно поняли? Или то, что всё зашло слишком далеко и самое время теперь — тормозить эту затею? Или по правде они считали, что дуэль на пистолетах со спичечными зарядами — дело глупое и неблагородное?
Лодька при словах "кто кого угрохает или ранит" очередной раз ослабел — причем так, что сам себе стал противен. И тут же обрадовался, что поединка, видимо, не будет. И хорошо, что слабость и радость его никто, кажется, не разглядел.
Но радоваться было рано.
Гнусный, наглый и (увы!) совсем не трусливый Борька Аронский заявил:
— Я так не согласен! Сперва договорились, а теперь все по домам, да? На кой черт было затевать!
— По домам не насовсем, а пока не достали порох, — вдруг деловито разъяснил Шурик Мурзинцев. — Вот добудет Цурюк пару патрончиков... или кто другой... и тогда пожалуйте к барьеру. Главное, что за каждым остается право выстрела...
— Как у Пушкина в рассказе "Выстрел", — опять подал с высоты реплику интеллигентный Костик Ростович и снова качнул белыми носочками.
"Или в повести Конрада "Дуэль", — мелькнуло у Лодьки. — Хотя там и там не совсем так... Это что же, ходить в ожидании пули неизвестно сколько дней?"
— Севкин, не соглашайся! — вдруг вмешался Толька Синий. — На кой фиг тебе быть на привязке у Арона? Он где-нибудь достанет порох и будет тебя держать на крючке: когда захотел — айда стреляться...
Да, Синий был совсем не дурак! И Лодька испытал к нему горячую благодарность.
Но Борька — он сидел в пяти шагах на перевернутом ведре — злорадно сказал:
— Ага! Как в книжке. Только захочет Лодик жениться на Стасе Каневской, как тут же секунданты: айда, Севкин, порох готов...
— Сволочь... — вздохнул Лодька. Но страха не показал.
— Тихо вы! — прикрикнул Лешка. — Ну, давайте решать. Согласны на такие условия?
— Я не согласен, — сразу сказал Лодька.
— Вот и получается, что Севкин переср... в штаны, — с удовольствием сделал вывод Гоголь.
— Сам ты в штаны! Просто я не хочу!.. Синий правильно сказал: чего это я должен быть как на поводке у Б... у Арона!
— Конечно, Лодик не должен, — звонко сообщил честный Фонарик.
— Но ведь Аронский тоже будет на поводке, — мягко, даже чуть вкрадчиво, разъяснил Шурик Мурзинцев (похоже, что ему все-таки очень хотелось написать про дуэль в своей "Летописи"). — Глущенко может раздобыть порох первым, и тогда...
— Где я его раздобуду?! Я кто, хозяин оружейной лавки? Я не... — И замолчал на полуслове.
Потом не раз Лодька размышлял о двойственной природе человека. Одна половинка этой "природы" судит о делах обстоятельно и разумно, а другая... будто ее кто-то дергает за ниточки. Как деревянного артиста кукольного театра в Ленинском саду. Кто дергает? Собственная человеческая глупость? Судьба? Какие-то спрятанные в глубине натуры пружинки? Или смутная догадка, что умное поведение — не всегда самое правильное?.. Ну, что стоило Севкину там промолчать? И скорее всего, история кончилась бы ничем. У кого потом была бы охота добывать боеприпасы и все затевать заново! Тем более, что приближались школьные дни с новыми, совсем другими заботами...
Но непонятный и зловредный "кто-то" Лодьку дернул за язык...
А может, и не зловредный. Может, понимающий, что, если пружина заведена, механизму следует раскрутиться до конца. Чтобы он, Лодька Глущенко, мог потом приходить в свой двор на Герцена, не пряча глаз. Чтобы его бывший друг Аронский не ухмылялся при встрече. Чтобы честный и храбрый Фонарик не смотрел на Лодьку, как сейчас, с жалостным пониманием (или это лишь кажется?). Чтобы потом, наткнувшись в какой-нибудь книге на историю про дуэль, не краснеть, не сопеть в подушку...
Лодька сказал:
— Подождите. Я попробую... Я не точно, но попробую. Честно... Только потерпите около часа... Леш, сколько времени?
Тот глянул на часы.
— Двадцать минут одиннадцатого...
— Я пошел! — и он посмотрел на свой пистолет, который оставлял здесь, на плахе, как залог возвращения.
Но нашелся один, Гоголь, все равно хмыкнул:
— А не смоешься?
— Как тебе не стыдно, — сказал ему Фонарик. А Валерка Сидоркин выразился прямее:
— Чурка ты, Гоголь.
И Гоголь почему-то не возмутился, не потребовал: "А ну повтори!" А Вовка Неверов снисходительно успокоил всех:
— Севкин не смоется, он не такой... Да и куда ему деваться?
В самом деле, куда ему было деваться?
Сам ведь написал в прошлом году:
...Но все-таки в вопросах честиСредь них немыслим был изъян...Знал ли тогда, что придется на деле подтверждать свои слова? Хотя и не кавалергард, а все равно...
Конечно, теперь многие говорят, что дуэли — это глупость. Что нельзя рисковать жизнью из-за брошенных в горячке слов или каких-то необдуманных поступков. Или даже обдуманных... Но ведь Пушкин так не считал! Поехал на Черную речку!..
Ну, а почему он, Лодька Глущенко, считает, что дело у него кончится как у Пушкина? Из-за совпадения? Из-за того, что он родился после смерти Пушкина ровно через сто лет? (То есть сто лет и один день, но в этом еще более "предсказательный смысл".) Да ерунда это! Скорее всего, Борька промажет. Небось, руки будут трястись — не так-то легко стрелять в живого человека! У Джека Лондона про это даже специальный рассказ есть... А если и не промажет? Скорее всего, дело кончится царапиной или неглубокой дыркой в плече. Больно, ну да ладно, забинтуют. Зато будет чем гордиться... А если даже в голову, то едва ли пуля пробьет кость... Тьфу ты, чушь какая, ничего такого не будет!