Трофейная банка, разбитая на дуэли
Шрифт:
— Что за Лёнчик? Я такого, кажется, не знаю...
— Лёнчик Арцеулов, из лагеря, маленький такой. Мы с ним несколько раз на Пески ходили, я говорил...
Да, в жизни все-таки случаются странные совпадения. Только Лодька замолчал, как снаружи постучали и оказалось, что явился именно Лёнчик.
— Заходи! — Лодька обрадованно ввел его в комнату. — Мама, ну вот он как раз! Этот самый Лёнчик и есть!
Мамино лицо потеплело.
Может быть, ей даже почудилось, что девятилетний Лёнчик Арцеулов похож на ее прежнего Севку — из той поры, когда с ним, с Севкой, было гораздо меньше хлопот (по крайней мере, так это казалось теперь).
Был он, Лёнчик, все в той же матроске, а штаны другие — широкие брюки, в которых он гулял в лагере. На лбу красовалась здоровенная ссадина. Впрочем, она не убавила маминой симпатии.
— Здравствуй, Лёнчик! Хорошо, что зашел...
— Здравствуйте, Татьяна Федоровна, — он светски наклонил потрепанную голову.
— Ты меня знаешь?
— Лодик однажды упомянул, как вас зовут...
— У него знаешь какая память! Как у циркового волшебника! — И Лодька смешался, вспомнив, что Лёнчик просил не выдавать его способности. Но тот сделал вид, что не заметил оплошности. Только глянул с деликатной нетерпеливостью. Лодька понятливо утянул его на кухню:
— Ты просто так? Или по делу?
— По делу... — И Лёнчик стал смотреть на свои сандалии. Во всем в нем была тревожная натянутость.
— Садись... Что с тобой, Лёнчик?
Тот садиться не стал. Намотал на палец галстучек матроски и глянул с печальной озабоченностью.
— Лодик, у тебя найдется какая-нибудь толстая книга? Чтобы хватило на неделю? Только "Два капитана" не надо, я читал...
— П... посмотрим... Да что случилось-то?
Лёнчик отпустил галстучек, заложил руки за спину, отрешенно глянул за окно:
— Дело в том, что меня сейчас выпустили последний раз. Специально к тебе... А потом буду сидеть дома целую неделю.
Лодька понял сразу:
— Ого! За что тебя так?
Ни мама Лёнчика, ни отец никогда не были суровы к ребенку, наоборот...
— За все понемногу, — со сдержанной скорбью признался юный Арцеулов. — То есть за много всего. За развинченный папин бинокль, за лазанье паяльником во включенный приемник, за называние соседки спятившей птеродактильшей... А главное — за тополь...
Лодька и не подумал улыбнуться. Встревожился только:
— Какой тополь?
— В соседнем дворе. Высоченный такой. Сперва ствол у него наклонный, а потом круто вверх... — Лёнчик глянул в потолок. — А в этом верхе... вверху то есть... там развилка. А в развилке застряла Маруся...
— Кошка?
— Да не кошка, а кукла... Федя и Никита сделали парашют. Сложат его и забрасывают в вышину, а там он раскрывается. А парашютистом сделали Марусю. А она не простая кукла, а Катькина, Никитиной сестры, ей четыре года...
— Понятно. Парашют на дерево, Маруся в ловушку, Катя в слезы...
— Такие вопли... Никита и Федя скорее ко мне...
— А почему к тебе-то?
Лёнчик вскинул глаза:
— Ну... если командир...
— Ты в лагере был командир. А теперь-то с какой стати?
Глаза Лёнчика Арцеулова налились удивлением: какая, мол, разница? Лодька быстро сказал:
— Ну, понятно. И тебя понесло на верхотуру!
Лёнчик слегка развел руками, снова глянул за окно и полушепотом объяснил:
— Тут в общем-то ничего такого. Другие ребята лазят спокойно. Только Никита от природы неуклюжий, а у Феди вчера подвернулась нога. Поэтому мне и пришлось... Но дело в том, что я с самого детства уж-жасно боюсь высоты... У меня даже на перилах крыльца кружится голова. Вот и тут... Хорошо, что заранее забежал, куда надо, а то бы... пустил сырость...
"Ну и денек, совпадение за совпадением, — проскочило в голове у Лодьки. — Хотя Лёнчик-то этого не допустил..."
— Значит, полез?
— Да. Катерина же ревела, как паровоз. И Никите влетело бы...
"Вот еще один Фонарик растет на свете..."
— И снял?
— Снял... хотя думал, что обязательно свалюсь. Но только штаны матросские разодрал, теперь уж им конец... И все было бы хорошо, я отдышался потом...
— А почему стало плохо?
— Потому что Катькина мама пришла к нам домой. Говорит: "Спасибо вашему мальчику, он такой герой..." Потом ушла, а папа сразу: ну, выкладывай, как было... Я и рассказал... потому что никогда не отпираюсь, если виноват...
— Да в чем ты виноват-то?! Ты же наоборот!.. Можно сказать, герой...
Лёнчик серьезно кивнул:
— Я сперва тоже так считал... Похоже... А папа говорит: "Ты подумал, что было бы с мамой, когда она подходит, а ты лежишь под деревом со сломанной шеей и не дышишь? Кто для людей важнее? Ты или тряпичная кукла?"
— Ну и... что? — спросил Лодька. И обмер: "Сволочь, а ты подумал про маму? Как бы тебя принесли к ней с прострелянной башкой?.."
"Ну, а что было делать?.. У других, кто дрался на дуэлях, у многих тоже были мамы, — попытался оправдаться он. — Куда денешься, если это... вопросы чести. Когда нельзя быть трусом..." И стал сбивать угрызения дергаными мыслями: "Интересно, а у Пушкина во время дуэли еще были живы родители? Нигде про это не написано... Или я пропустил?.. Ну, хватит изводиться-то, все уже позади! Помоги лучше Лёнкику..."
Лёнчик посопел:
— Папа сказал "подумай". Ну, я и подумал...
— И что?
Лёнчик глянул с беззащитной честностью.
— Ну и... заревел.
— Это понятно, — без тени улыбки сказал Лодька. — И тебя приговорили к заключению?
— Ну да... Папа говорит: это хорошо, что у тебя слёзы, значит, ты уже кое-что понял. А чтобы понял еще лучше, посидишь недельку дома. Будет время для думанья... Я спросил: читать-то хотя бы можно будет? Он говорит: можно. Вот я и отпросился к тебе...
— Идем! — Лодька повел будущего арестанта в комнату. — Смотри! Полное собрание приключений Робинзона! Здесь не только про остров, но и про многое другое!
Лёнчик отозвался вежливо, но скучно:
— Спасибо, но я это уже читал...
— Ты не понял! Это все-все его приключения! Даже про то, как он путешествовал по нашим краям!
— Я знаю. У дедушки есть такая книга. Я читал, когда мы ездили к нему в Молотов...
"О, ёлки-палки! Что же мне с тобой делать?.. Может, сводить к Льву Семеновичу?"