Трофейщик-2. На мушке у «ангелов»
Шрифт:
— Ну, поехали. С ночевкой, да?
— С ночевкой.
— А деньги ты у Дуайта оставишь?
— Да, деньги… Я, конечно, ему доверяю, но все-таки как-то неспокойно мне их там оставлять… Может, с собой возьмем?
— Ага, нажремся и потеряем. Или упрет кто-нибудь.
— Тогда сдадим в камеру хранения на вокзале.
— В камерах хранения тоже воруют. Не знаю, как в России, — Лариса язвительно улыбнулась, — но в Штатах могут. Редко, конечно, но могут. Такие вещи нужно в банке держать. Для нас, увы, это невозможно.
— Почему? Ах да, налоги… Ну так что? Оставим у Дуайта?
— Я не знаю. Решай сам.
— Давай оставим. Только я бы оттуда немного взял с собой…
— А что, у тебя уже деньги кончились?
— Если устраивать настоящий оттяг… Мы в Питере, если примемся с Катериной оттягиваться, то тратим довольно много. А здесь — здесь соблазнов, согласись, побольше. Все равно рано или поздно мы их распечатаем. Так почему не сейчас?
Лариса не ответила на его вопрос. Она помолчала и спросила сама:
— А кто такая Катерина?
— Катерина? — Алексей посерьезнел. — Катерина… Подруга питерская.
— Что так скучно отвечаешь? Просто подруга?
— Просто подруга. Разве тебя интересуют подробности?
Лариса удивилась, почему упоминание питерской Катерины едва не испортило ей настроение. Ведь не влюбилась же она в этого Лешу? Хоть он и неплохой парень, конечно, не похож на остальных приезжих.
— Я звонил Катерине позавчера. Говорит, что в Питере скука, холод и грязь. Осень.
— Осень? Питер, насколько я знаю, осенний город. Не тянет домой-то, в грязь и холод?
— Пока не тянет. Пока можно и здесь пожить. Тем более что компания у меня замечательная. — Он погладил Ларису по плечу.
— Но-но! Что-то ты разошелся… Воспоминания о Катерине раззадорили, да?
— Пойдем, Лариса, денежки наши заберем, — улыбнулся он. — Заберем денежки и поедем устроим себе пикничок. Имеем мы право отдохнуть как белые люди, в конце концов, в стране равных возможностей?
Они направились к дому пастора. Каждый раз, подходя к нему, Алексей прикидывал, как бы он распорядился домом, окажись такой в его собственности. А как оказалось, это было вполне досягаемо, будь он полноценным американцем. Дуайт, как практически и все жители Дилона, купил свой дом в долг, взяв кредит. Выплачивать его предстояло большую часть жизни, вернее, не всей жизни, а тех золотых лет, пока он еще, что называется, был в самом соку, трудоспособен и сравнительно молод. То есть лет до шестидесяти.
Всего-то делов — полмиллиона долларов… Именно та сумма, что лежит сейчас в спальне на втором этаже. Дом был, правда, шикарный. По русским меркам, достойный какого-нибудь президента банка. Два этажа, девять комнат, три туалета, гараж с подсобкой. Вентиляция, отопление, пожарная безопасность… Однажды Алексей слишком сильно растопил камин, так сирена пожарной тревоги завыла на весь городок…
Конечно, он не стал бы влезать в долги к государству, он никакому государству не верил. Нашел бы денег, купил домик и жил-поживал вот с Ларисой хотя бы… Она нравилась Алексею все больше и больше. В ней не было взбалмошности, бесчисленных капризов, которыми украшали свою и чужую жизнь свободные от комплексов питерские девчонки. А несвободные его вообще не привлекали…
Они вошли в дом — входная дверь днем не запиралась, если дома кто-то был. Дуайт сразу вышел в прихожую с обычной своей улыбкой. Увидев Ларису, он на миг скуксился, но быстро обрел привычный приветливый вид. «Видимо, тоже профессиональное», — отметил Алексей.
— Алекс!
По тону, каким было сказано его имя, Алексей понял: что-то не в порядке. Каким бы ни был Дуайт профессиональным ритором, но если что-то нарушало привычный ход жизни пастора, он не мог скрыть волнения, раздражения и даже страха. Алексей давно уже уяснил из разговоров с ним и его друзьями, что в любом мало-мальски непривычном, выходящем за рамки распорядка, по которому жил весь городок, случае все бежали в полицию. Или, если стряслось нечто личное, — к нему же, Дуайту, который, в свою очередь, бежал или звонил в участок… Сами горожане очень редко были способны принимать жесткие, мужские решения и брать на себя ответственность. И сейчас тон пастора выдавал растерянность и был неприятным, неестественным за растянувшей губы улыбкой. «Ну сказал бы, как у нас водится: ё-моё, Леша, в чем дело? Хотя я вроде бы ничего не натворил… А то прикидывается, что все у него о’кей…»
— Алексей, мне надо сказать тебе несколько слов. — Дуайт повернулся и стал подниматься по лестнице.
— Я мигом. — Алексей посмотрел на Ларису. Та, как обычно, бывая в этом доме, словно натянула на лицо маску. — Подождешь?
— Давай, давай. Я буду на крыльце. Покурю.
— Алекс, — начал священник подчеркнуто серьезно, когда они оказались в коридоре второго этажа. — Алекс, ты давно знаешь Ларису?
— Да нет, Дуайт, мы в Нью-Йорке познакомились. По-моему, хорошая девушка. По крайней мере мне так кажется.
— Я думаю, что ты ошибаешься, Алекс. — Дуайт прошелся вдоль коридора, точно читал проповедь в воскресной школе. — Нью-Йорк — плохой город… Зачем Лариса поехала с тобой? Она хочет выйти за тебя замуж?
— Что ты, Дуайт! Мы просто друзья…
— Мои прихожане — очень умные люди. Среди них много опытных людей, повидавших мир…
«Видел я этих опытных, повидавших… В Питере бы и недели не протянули со своим опытом, со своим наивным отношением к жизни. Если уж Нью-Йорк, теплица, для них адом кажется…»
— …Они говорят, что Лариса на тебя скверно влияет.
Алексей ждал чего угодно, но не этого отеческого выговора. Кто он этому попу? Не родной сын и даже не прихожанин… Какого дьявола пастор лезет в его жизнь? В жизнь, которой он даже приблизительно не знает и понять не может.
— Все видят, какое у нее делается лицо, когда мы говорим о Боге. Все думают, что Лариса просто нью-йоркская проститутка… — Последнее слово было сказано Дуайтом чуть ли не с гордостью. Алексей уже знал эту манеру — гордиться своей просвещенностью, современностью и раскованностью, заключающейся в том, что «стыдные», как считали прихожане, слова, вроде только что произнесенного и ряда других — сифилис, например, или член, — произносятся ровным тоном как само собой разумеющееся. Мол, нет у нас запретных тем… Конечно нет, если голову спрятать в песок, а на мир смотреть через задницу… Алексей тоже постарался не менять выражения лица, а смотрел на Дуайта как бы с заинтересованностью. Внимая, так сказать. — Ты должен от нее избавиться. Мы хотим, чтобы Лариса уехала из нашего города. Пусть живет в своем ужасном Нью-Йорке.
— Дуайт, — Алексей встал со стула, — я как раз хотел тебе сказать сегодня. Мы ведь с ней уезжаем. У нас в Денвере живут друзья, которые ждут нас в гости. Лариса им звонила и договорилась. Даже неудобно, что так спешно все получилось. После Денвера я к вам еще заеду. Попрощаться… — Он говорил первое, что приходило в голову. Никаких денверских друзей, разумеется, не было, просто при последних словах пастора он понял, что не может больше оставаться в этом доме. Но обижать Дуайта не хотелось, поэтому приходилось импровизировать. — Так что мы сейчас уезжаем. — Выдохнув последнюю фразу, Алексей постарался улыбнуться так же открыто и прямо, как это делал пастор.