Трофейщик-2. На мушке у «ангелов»
Шрифт:
— Лучше бы прошлись пешочком, — улыбаясь, заметил Звягин.
Не сумев скрыть злобу, Николаев отвел взгляд. Он чувствовал, что вспотел под своим черным костюмом, плотной рубашкой, затянутой тугим узлом галстука. Он чувствовал, как под мышками зачесалось. Это было нестерпимо, но скрести себя на глазах у русских он не мог себе позволить.
— Приехали, — процедил он, вышел на тротуар, и вдруг тело стало невесомым, в глазах заплясали зеленые звездочки, звуки улицы унеслись куда-то вдаль. Потом и сама улица исчезла, поглощенная ставшими уже золотистыми точечками.
Когда Николаев открыл глаза, он обнаружил себя лежащим на асфальте рядом с машиной.
— Вставай, вставай! — Звягин поднял американца под мышки и поставил на ноги. — Ничего? Все в порядке? Духота-то какая, немудрено было вырубиться… Водички тебе бы хлебнуть…
Николаев расслышал за искренностью слов глубоко спрятанную издевку. Он выпрямился, несколько раз сжал и разжал кулаки. Тело вновь было послушно.
— Доедешь? — участливо спросил русский.
— О’кей. — Айвен быстрыми шагами направился к дверям отеля. Шедший чуть позади Звягин взглянул на Таню: жена, с трудом сдерживая усмешку, закатила глаза.
…В номере, который был, пожалуй, больше квартиры, им отведенной, находился только один человек. Высокий господин с холеным и одновременно мужественным лицом стоял посреди комнаты. Деловая «пара» Николаева по сравнению с его серым костюмом выглядела обносками, подобранными на тротуаре. Подняв глаза на вошедших, господин выдвинул вперед подбородок и поднял брови.
— Мистер Звягин, миссис Козлова, — представил Николаев гостей. — Мистер Бронски. — Он учтиво указал на хозяина номера…
Глава 6
На второй неделе жизни в Дилоне Алексея стала раздражать необходимость молиться перед принятием пищи. Это, конечно, распространялось только на семейные трапезы, днем или вечером они с Ларисой уезжали или уходили из дома — ездили в Денвер на автобусе, в соседние городки. «Городки! — смеялся Алексей. — Деревни, тысяча жителей — это у них уже город! Подумаешь!»
Дилон, в котором они жили, и был именно таким городком. Жители гордились его древней историей — с незапамятных каких-то времен стояло здесь это поселение. Алексей терялся в веках — историю Америки он сносно мог себе представить лишь со времен войны Севера и Юга, дальше воображение работать отказывалось, а фактологическим материалом он не обзавелся, так что на исторические темы он разговаривал с аборигенами осторожно. Впрочем, нужда в ней вскоре отпала. Алексей понял, что от него не ждут никаких откровений, и больше того — они не нужны жителям, упивающимся могучей исторической значимостью своей деревеньки.
Один за другим, по мере того как он знакомился с ними, они рассказывали ему про Бетти и Джона — отважных покорителей колорадских вершин, которые первыми облюбовали это местечко и поставили здесь дом. После этой героической истории его и Ларису торжественно вели смотреть на семейное гнездо Джона и Бетти. Гнездо находилось на въезде в городок со стороны Денвера, то есть с востока. Ну натурально, откуда еще могли прийти сюда неугомонные Джон и Бетти?! Притулившись чуть в стороне от хайвэя, торчали из земли два совершенно одинаковых одноэтажных домика с двускатными крышами.
— Второй дом принадлежал священнику, который пришел вслед за Джоном и Бетти, — говорили жители, но точно никто не мог сказать, который из домов принадлежал первопроходцам, а какой — служителю культа. Не пускали их почему-то и внутрь. Впрочем, туда никто не ходил и из местных — на дверях обеих избушек висели тяжелые навесные замки. Как выяснилось, домики эти купил какой-то предприниматель с востока, хотел сделать там что-то вроде музея, да куда-то запропал.
Городок совершенно очаровал Алексея. Он расположился в лощине, зажатой с трех сторон почти отвесными скалами, густо поросшими лесом. От этого создавалось впечатление домашнего уюта, словно городок лежал в теплой мягкой коробочке. На севере Дилон обрывался берегом огромного озера, за которым, на расстоянии миль примерно пяти-шести, виднелась еще одна горная гряда. Это были, как выяснил Алексей, самые высокие места Колорадского хребта, протянувшегося толстой змеей с севера на юг через весь континент. Называлось все это Скалистые горы, с истинно американской недвусмысленностью и прямотой. «Чего тут выдумывать — действительно скалистые», — соглашался про себя Алексей, одобряя название.
Первые несколько дней он пребывал в состоянии эйфории. До этого путешествия Алексей в горах никогда не был, если не считать крымские сопки у побережья в районе Судака, где он отдыхал в детстве. Голова кружилась от непривычно свежего воздуха, бедного кислородом. «Здесь у всех во какие легкие»! — говорил ему Дуайт, стуча себя кулаками в грудь. Дуайт, баптистский священник, у которого они остановились, действительно выглядел здоровяком. Высоченный, розовощекий, улыбчивый дядька походил больше на майн-ридовского охотника, чем на духовного пастыря. Впрочем, охотой Дуайт не брезговал. В первый же вечер ужинали мясом оленя, подстреленного им самолично несколько дней назад в горах.
В тот вечер за столом собралась большая компания: Дуайт, его жена Сара, четверо детей, имена которых Алексей долго еще путал, — все они были ужасно похожи — погодки. Ну конечно, Роберта, старшего, и самого юного, Джона, было различить проще всего. Но когда парни собирались все вместе, то Алексей пытался назвать Питера Джозефом, а Брайана вообще забывал, как зовут. На ужин были приглашены еще несколько прихожан, особенно близких к деревенскому священнику. Алексей в какой-то момент растерялся от количества широченных улыбок, сверкавших белоснежными зубами со всех концов длинного стола. Радушию американцев не было предела. Все они казались Алексею милейшими людьми, правда слегка занудными, особенно когда в процессе ужина каждый из них неоднократно осведомился, верит ли он в Бога, к какой церкви принадлежит, часто ли посещает храм. Узнав, что ни к какой церкви Алексей не принадлежит и в храм у себя на родине не ходит, сидевшие за столом многозначительно переглянулись, на мгновение посерьезнев. Затем все снова разулыбались, стали похлопывать его по плечам, привставая и нависая над столом.
— Стереотипы рушатся один за другим, — шепнул Алексей сидящей рядом Ларисе.
Действительно, люди из американской глубинки не соответствовали тому, что он читал, смотрел и слушал об Америке, сидя дома. Какие там диеты и подбор безкалорийных продуктов! Они уписывали жирное мясо за обе щеки, пожирали его с наслаждением и в таком количестве, что Алексей — большой на самом деле любитель мясной кухни — выпал из этого вечернего марафона первым, уступив даже сыновьям Дуайта. Те продолжали уплетать сочные куски, блестя глазами и размазывая жир по щекам неаккуратно и как-то демонстративно. Взрослые тоже были в этом смысле без комплексов. Один из прихожан, запив последний из лежащих на его тарелке кусков огромным стаканом «Севен-апа» — прозрачной сладенькой газировкой, — звонко и протяжно рыгнул. За столом дружелюбно засмеялись. «Севен-ап гоу аут», — продекламировал Дуайт дежурную шутку, видимо далеко не впервые употребляемую в этой компании.
Насытившись, хозяева и гости снова перешли к беседе, затрудняемой тем, что, кроме Ларисы и Алексея, никто не говорил по-русски, за исключением Дуайта, который, гостя в свое время у Алексея в Питере, выучил несколько дежурных фраз.
Разговоры сводились опять-таки к религии, причем больше к бытовым, так сказать, ее проявлениям — ежедневному числу молитв, количеству прочитанных глав Библии. Из уважения к гостям затронули и тему гонений, которым подвергалась русская церковь во времена советской власти.