Трофейщик-2. На мушке у «ангелов»

Рыбин Алексей Викторович

Домой они вернулись лишь глубоким вечером. На месте представительского «мерседеса» торчали обгорелые остатки кузова, асфальт вокруг был черен от копоти.

— Повезло. Вот черт, не люблю я этого. — Звягин покачал головой. — Знаешь, я никогда не относился всерьез к книгам или кино, где герой выбирается из переделок по воле случая. Висит, положим, положительный персонаж на мосту, руками вцепился в опору. Под ним высота метров тридцать — ну как ему выбраться? И вдруг мимо корабль с высокой мачтой проплывает. Ну, такого типа, в общем, вещи. У древних греков это называлось «Бог из машины». Когда персонаж в трагедии попадал в безвыходную ситуацию, на сцене появлялись ангелы и уносили его временно на небо. Чтобы он там отсиделся,

пока внизу разборки идут. Не бывает такого в жизни. Никогда, сколько себя помню, ни под кем из висящих корабль не проплывал. Нельзя в такие ситуации попадать. Это же шахматы. Или ты выиграл, или проиграл. В безвыходной ситуации есть два варианта: или ждать, когда объявят мат, или посмотреть в глаза противнику, положить короля на доску, встать и пожать протянутую руку. И сказать: «Я сдаюсь». В большинстве случаев это возможно. Я имею в виду второй вариант. А ждать спасительной мачты внизу — пустое дело. Вот и не нравится мне то, что сейчас меня спас «Бог из машины». В твоем лице. Или это опять твои экстрасенсорные штучки? Я как-то не могу, Танечка, в это поверить, трудно, знаешь ли. Хотя факты, так сказать, налицо. Хм.

Они уже вошли в квартиру.

— Что берем с собой?..

Таня посмотрела вокруг. Она всегда старалась сделать дом Звягина уютнее. Квартира обрастала множеством вещей, каждая из которых была выбрана и куплена ею, сам Звягин почти ничего не покупал. Мебель, картины, хоть и не много их было, но все же; пара хороших подсвечников, книги, полочки, — она помнила историю каждой покупки, даже свое настроение, когда выбиралась та или иная вещь. Звягин думает, что они едут надолго. А в его понятии надолго — это почти навсегда. Таня прошла в его кабинет и вынесла оттуда кейс.

— Вот это возьми. Больше ничего не нужно. Деньги у тебя есть?

— Уж чего-чего, а этого добра пока достаточно. Да и там, я думаю, без работы мы не останемся, — усмехнулся Звягин. — Мы же в командировку отправляемся, не отдыхать…

Его перебил телефонный звонок. Подняв трубку, Звягин услышал голос Якова Михайловича. Да и кто еще мог звонить сюда в свете последних событий.

— Собираетесь?

— Уже собрались, Яков Михайлович. А как у вас там дела?

— У нас все прекрасно. Значит, так. В аэропорт поезжайте на своей машине, там вас встретит мой человек, отгонит технику назад. Такси не берите. Все тихо?

— Слава Богу, — ответил Звягин, бросив взгляд на окно.

— Ну, на всякий случай у вашего дома тоже сейчас мои люди, так что неожиданностей, надеюсь, больше не будет. Жене дай, пожалуйста, трубку.

Звягин протянул трубку Татьяне.

— Танечка? Что же ты мне не рассказала про дружка твоего?

— Про какого?

— Про того, который в морге сейчас лежит. Забрать беднягу некому.

— Яков Михайлович, я думала, это неважно…

— Ни хера себе, неважно! Извини за грубость, не сдержался… Ладно, об этом потом поговорим. Тебя хоть никто не видел?

— Никто… — Сказав это, Таня с удивлением вдруг поняла, что ее «никто» не соответствует истине. Если Сумской знает об их встрече с Маратиком, то, значит, все-таки кто-то был… — Я так понимаю, — стараясь говорить спокойно, уточнила она, — что, кроме ваших людей, поблизости никого не было.

— «Кроме ваших»!.. Хе-хе. А ты их не видела?

— Нет. Я бы вам рассказала, если бы поняла, что вы все еще интересуетесь…

— Славно, славно… — В голосе Сумского слышалось удовлетворение работой агентов. — У меня для тебя сюрприз есть, Танюша. Проявился парень, с которым ты встречалась перед его отъездом в Штаты. Трофейщик. Позвонил своей бабе. Сидит в Денвере. Ты его найди, он мне нужен. Бери ручку, пиши его координаты. — Сумской стал диктовать цифры. — Записала? С остальным разберешься на месте. Если что, наши люди в Нью-Йорке помогут. Ну, приятного полета и мягкой посадки. Напомни мужу, что главная задача — обеспечить процветание фирмы…

Таня услышала, как Сумской захихикал. «Вот старый хрен!» — подумала она, но хихиканье резко оборвалось, и Яков Михайлович очень серьезно сказал:

— Удачи, дочка. Целую.

— Старый козел! — смачно сказала она, повесив трубку и стукнув по столу кулаком. Звягин удивленно поднял брови.

— В чем дело? Шеф нахамил?

— Да нет, Саша, не нахамил. Все игрища разводит. Стареет Яков Михалыч, дело движется к маразму. Суть не в этом. Саша, ты только не падай со стула. Знаешь, чей он мне сейчас дал телефон?

— Ну?

— Вот того паренька, который вам всю малину… это… испортил.

— Да ну?! — Глаза Звягина аж засветились. — Телефон в Америке?

— Да. Не суетись ты. Увидишь ты своего соперника, увидишь. Только скажи, что ты с ним сделать собираешься? У Михалыча на него есть свои виды.

Звягин развалился в кресле.

— Ну, Михалыч наш пусть здесь хозяйничает. Он умный мужик, даже, я бы сказал, сверхумный, но его время кончилось. А если и не кончилось, то не долго уже осталось ему свою игру играть. Это во-первых. А во-вторых, убивать я этого сопляка-трофейщика тоже не собираюсь. Поучить, конечно, его надо, но парень очень интересный. Не зря и Михалыч им интересуется. Я бы с таким сам поработал. Кстати, может быть, и представится такая возможность.

Он помолчал, похлопал ладонями по ручкам кресла.

— А знаешь-ка что? Я сегодня ужин приготовлю. Настоящий. Вы, женщины, хоть и говорят, что на кухне проводите полжизни, а готовить все равно мужики умеют лучше. Все настоящие повара — мужчины, так ведь, Танюша? Что мы имеем в холодильнике? А то я сейчас в ночной сгоняю.

Звягин встал, направился было на кухню, но вдруг что-то его остановило, словно он уперся в невидимую стену.

— Таня!

Она подошла к Звягину сзади:

— Что, Саша?

Звягин, не говоря ни слова, протянул руки назад и, не поворачиваясь, взял Таню за бедра. Она вздрогнула. С тех пор как произошла эта ужасная история с Лебедевым, они ни разу не лежали в одной постели.

— Сашенька… — Она прижалась к нему и обхватила руками за пояс. Расстегивая его брюки, Таня уперлась пальцами в твердый, словно каменный, бугор.

Звягин стоял с закрытыми глазами, когда она опустилась перед ним на колени и начала целовать, гладить и снова целовать его. Он не видел, как из ее глаз потекли слезы. Они раздевались очень долго, снимая друг с друга одежду, не отстраняясь, боясь хоть на миг разделить плотно сжатые тела. Таня помнила, что когда-то, еще в той, прекрасной, далекой, другой жизни, Маратик говорил, что скоро они начнут учиться правильному половому акту… Не успел он приступить к этим занятиям, и Таня сама уже потом, будучи взрослой женщиной, начала совмещать медитацию с сексом. Она научилась получать удовольствие от каждого мига, удовольствие, как она и предполагала, умноженное стократно, в отличие от несчастных людей, механически проделывающих все операции и валящихся спать, похрапывая и ворочаясь, повернувшись друг к другу спинами. Она подходила к сексу серьезно и научила этому Звягина, а он, надо сказать, оказался очень способным учеником.

Их игры не сводились к простому распределению ролей хозяйки и раба или наоборот — это было слишком примитивно и поверхностно. Удовольствие, которого они достигали, было одновременно и физическим, и духовным, сродни, наверное, тому, что испытывает человек, временно, но долго лишенный зрения и обретший его вновь. Что-то похожее испытывали и они, когда становились единым целым, превращались в одно большое животное, радующееся оттого, что оно наконец-то нашло и овладело своей потерянной, отторгнутой половиной. И Таня, и Звягин знали, что в сексе не бывает ничего стыдного, так же как и на теле человека нет стыдных мест. Они любили свои тела, а еще больше — Тело, в которое сливались вдвоем.