Трофейщик
Шрифт:
Людмила Алексеевна не плакала — уже было нечем. Она тихо предложила всем помянуть сына — родственники уже разложили на лавочке, вкопанной рядом, бутерброды, огурчики, яблоки и расставили несколько бутылок водки и пластмассовые стаканчики.
— Мы пойдем в автобус, ребята, приходите потом. Только бутылки обязательно выбросите. Нельзя с кладбища ничего уносить… — Сережа взял Людмилу Алексеевну под локоть и, сопровождаемая двоюродной сестрой, ее мужем, ведущим бабушку, и еще двумя-тремя приехавшими из других городов друзьями, она пошла по тропинке.
В квартире на Большой Пушкарской собрались уже все: женщины, которые готовили, приехали еще несколько человек, не имевших возможности быть на похоронах, соседи по лестнице. Сдвинуты были столы, заняты у тех же соседей стулья, и, как это всегда бывает, после первого получаса молчания начались разговоры, становившиеся все громче и разобщенней, образовались за столом маленькие группки, обсуждающие свои, отдельные темы, кто-то выходил покурить, кто-то просто фланировал по вместительной квартире, женщины начали уносить грязную посуду и менять блюда, мужчины доставали из холодильника и с балкона гроздья водочных бутылок.
— Ну что, Гена, как дела? — спросил Алексей, щурясь от табачного дыма, — они сидели на маленьком диванчике в коридоре. Катерина помогала на кухне, рядом с Геной, уютно поджав ноги, пристроилась его новая красавица.
— Да как-как? Никак. Ничего, к сожалению, не меняется. Надоело мне, если честно, знакомых хоронить, устал я. Каждый год, а бывает, что и не по одному разу. Вот такие дела. А ты как?
— А я хочу все-таки докопаться, что с Толиком случилось. Темная история, очень темная.
— Почему так думаешь?
— Да не было у него причин для такого шага. Я же с ним общался очень плотно. У нас дела были совместные, я его знал хорошо. Не было у него никаких неприятностей.
— Алексей, ты меня, конечно, извини, я его не так хорошо, наверное, знал, но он же молодой совсем был. А молодые — психика неустойчивая у них, время сейчас сумасшедшее, все возможно. Бывало же, что юноша или там девушка на концерт приходят, музыку слушают, а потом идут домой и вены себе режут. Бывало. Сколько процессов судебных на Западе по этому поводу. У нас-то все это на тормозах спускают пока.
— Нет, я постараюсь все-таки выяснить.
— У кого, если не секрет? Такие вещи уже ни у кого не выяснишь, в том-то и печаль. Кстати, познакомься — это Лена.
Лена протянула Алексею руку.
— Алексей, — представился он красавице.
— Я слышал, ты в Штаты едешь? — спросил Гена после короткого молчания.
— Одолжил деньги у отца и вчера вечером билет купил. Через две недели улечу к чертовой матери отсюда.
— Вернешься?
— Куда ж я денусь. Конечно, вернусь. Отдохну немного от этого всего и вернусь.
— А зря. Оставался бы там. Я на твоем месте уже давно отсюда свалил бы. Мне-то там без работы — тоска, я же только на гитаре играть могу, больше ничего не умею, да и, собственно, не хочу, что важнее. А в Нью-Йорке больше двадцати тысяч уличных музыкантов работает, и все — профи, и каждый второй лучше меня играет. Там как рулетка: повезет — выиграешь, не повезет — будь ты хоть Ростропович, всю жизнь в Таймс-сквере у фонтана на дудочке продуешь за несколько баксов в день. И это в лучшем случае. А так — в метро где-нибудь, на вонючей какой-нибудь станции. Я же был там, видел все это. А тебе и карты в руки. Заработал бы денег, снял квартиру хорошую, недорогую, в Бруклине где-нибудь.
— Вы что, сговорились все? Я за три дня от троих разных людей одно и то же слышу. Что меня все так отсюда выпихнуть хотят?
— Значит, Алексей, хороший вы человек, раз вас все спасти стремятся, — ответила неожиданно Лена.
— А меня не от чего спасать, не надо спасать, мне здесь очень даже хорошо. — Алексей начинал раздражаться. Действительно, третий день одно и то же.
— Ну-ну, не горячись. Нравится и нравится. О вкусах не спорят. Хочешь, ко мне потом поедем? Катерину свою возьмешь, у меня можете переночевать. Музыку послушаем, у меня фильмы новые есть, как ты? — Гена посмотрел вопросительно.
— Посмотрим. С Катькой поговорю.
— Ну что, Алексей, какие новости? — Алексей вздрогнул от неожиданности — над ним возвышался стоящий чуть сбоку Сережа с папиросой в руке. «Как он так тихо всегда подходит», — пронеслась мысль, но, не желая показывать смущение, он постарался ответить максимально равнодушно:
— Да никаких, в общем-то.
— Ну ладно, не буду вам мешать. — Сережа медленно повернулся и пошел на кухню.
— Что это за тип? — спросил Гена, смотря вслед высокой нескладной фигуре.
— Кагебешник. Приятель мамы Толика. Я с ним тут познакомился пару дней назад. Это он похороны организовал.
— То-то я смотрю, рожа противная. Сколько они мне крови попортили в восьмидесятые. Спасибо, не посадили еще. Видишь, Ленка, какие монстры! Извини, Алексей, не знаю, в каких ты с ним отношениях…
— Ни в каких, — буркнул Леша.
— Ну, тем лучше. Так вот — видишь, Ленка…
— А то я их никогда не видела, — равнодушно ответила Лена.
— А ты-то каким макаром, Лена?
— Потом как-нибудь расскажу. Это отдельная история. И вовсе там на самом деле не все монстры. Очень даже интеллигентные люди. Ну, этот-то персонаж просто невысокого полета птица, сразу видно. Функционер. Творческих решений не принимает. А те, кто действительно дело делает, те — орлы…
— Знаю, знаю, — начал было снова Гена, но Лена его перебила:
— Гена, ну что ты знаешь? Кто тебя прихватывал, за что? За рок-н-ролл? Думаешь, серьезные люди этим занимались? Вот такие же, как этот, — шушера мелкая.