Трофейщик
Шрифт:
— Саша, ты чего, — только теперь подал голос Андрей, до этого придерживающий Петровича, а теперь удивленно глядя на лысого. — Виталий же сказал, чтобы мы его к делу начали пристраивать. Шустрый парень, способный, а ты…
— Разберемся. Ты-то что переживаешь? — Звягин глянул, словно воткнул две ледяные иголки в глаза Андрея. — Я здесь командир. И с Виталием договорюсь.
— Ну-ну. — Андрей отвернулся.
— Понукай еще, — тихо буркнул Звягин. — Пошли.
VI
— Что ты смурной такой, Виталий? — Яков Михайлович помешивал серебряной ложечкой крепкий чай, бросив в стакан четыре куска колотого сахара. — Глюкозы организм требует, вредно это, а никуда не денешься, думаю много. — Он усмехнулся. — Угощайся, Виталик. — Лебедева передернуло. Снова он за свое — какой я ему «Виталик»!
— Спасибо, Яков Михайлович, не хочется что-то.
— Ну-ну, не психуй. Все идет отлично. Даже лучше, чем я предполагал.
— Что такого, отличного? — спросил Лебедев. Обычно он не задавал здесь вопросов, но сейчас ему было все равно.
— Что отлично? Да все. Кстати, помнишь, я тебя спрашивал насчет квартиры для нашего человечка? Как там дела?
— Все в порядке, есть для него квартира. На озере Долгом. Оформляем сейчас. Скоро въедет ваш приятель.
— А ты чего грубишь, Виталик? Что это с тобой?
Лебедев угрюмо молчал.
— Слушай, дружочек, ты хоть на шаг дальше своего носа что-нибудь видишь? Или ты боишься, что тебя эти торгаши достанут? Не ссы, не достанут. Ты — мой человек, тебе этого мало, что ли? Ты хоть понимаешь, чем мы сейчас занимаемся?
— Понимаю, только не понимаю, при чем здесь я. Ну, пройдут ваши люди в Думу, я-то почему должен за это помирать? Неужели нельзя как-то договориться? Меня же убьют, Яков Михайлович, убьют!
— Что ты, как баба, нюни распустил? Смотреть противно. С этими торгашами я мог покончить еще утром. Помнишь, я тебе по телефону сказал, что все уже знаю. Получше тебя знаю. Там, во дворе, были мои люди, на этот раз просто наблюдатели. Все вышло абсолютно правильно. Жалко, конечно, этих парней, которых грохнули, но за их смерть воздастся, это наш главный козырь. Мы теперь, Виталий, будем действовать с тобой открыто, хватит тебе в подполье сидеть, хотя бы и с деньгами. Ты что, не хочешь нормальной жизни? Ну, я-то старик уже, я уже пожил, а тебе же еще можно так порезвиться, как ты и не предполагаешь! Я тебя не буду посвящать во все нюансы, только знай, что никто тебе ничего плохого не сделает. Следующее задание получишь позже, а сейчас скажи-ка, где этот твой мальчишка-трофейщик? И как вообще ваши лесные дела?
— Сегодня все выяснится. Мальчишку взяли, сегодня должны образцы товара привезти.
— Ну, что мальчишку взяли, я знаю. — Лебедев удивленно посмотрел на полковника. — Да, знаю, знаю. Не без нашего участия ты его взял, Виталик. А почему ко мне его не привез?
— Привезу, привезу.
— Вот, привези, уж будь любезен.
Лебедев ехал домой, когда уже темнело. Разговор с полковником его не успокоил, наоборот, появилось раздражение, которое, наложившись на утреннюю апатию, сделало его самочувствие уже совершенно невыносимым. Он обгонял машины на шоссе, пролетал на красный свет, по счастью, не встретив по пути притаившихся за столбами или деревьями гаишников, — неизвестно, чем бы закончилась его встреча с представителями власти сейчас, когда Лебедев пребывал в таком состоянии.
Уже на Кировском мосту, подъезжая к дому, Лебедев внезапно решил: «Бежать! Все бросить и исчезнуть!» А что? Совсем расслабился он за последние годы, а возраст — пятьдесят — для мужика разве это возраст? Силенок хватит еще на многое… Да, бежать!
Начать новую жизнь. Пусть эти энтузиасты ковыряются в своей гнилой стране, где никому, никому нельзя верить, где все продано уже не один раз и хозяина не найдешь — так он замаскировался, где даже сейчас, когда официально можно все, настоящее богатство приходится скрывать, как скрывал его гражданин Корей-ко. Скрывать от налоговой полиции, хотя что она может сделать умному человеку?! А вот то, что от друзей своих приходится скрывать, совсем гадко. Да и друзей-то здесь настоящих не заведешь, вымерло это понятие совсем. Нет, бежать, бежать! Сначала — в Москву, сегодня же, поездом, чтобы не осталось никаких следов в компьютерах аэропорта. Полковник не хватится его, до утра уж точно. А, черт! Поздно уже для поездов, последний — в два с чем-то, и уродливый он какой-то. Ненавидел Лебедев эти поезда с воняющими туалетами, с пассажирами, экономящими на белье, с хамами-проводниками, весело хлопающими дверьми тамбуров и продающими водку ночным неугомонным алкашам. На машине, что ли, поехать? Это была идея. Часов за десять он спокойно доберется до первопрестольной, а дорога успокоит его, будет время подумать, все взвесить, спланировать дальнейшие ходы. Да и незаметнее это. Безопаснее. Да, но если на машине, все равно только утром. Не идиот же он на иномарке гнать ночью по трассе на Москву — хоть и может себя защитить, и оружие имеется, но там тоже не дураки по ночам дежурят. Грохнуть могут за милую душу. За его «ауди» это запросто. Там, на трассе, у них с этим делом хорошо все налажено. И трейлеры бомбят, и машины отбирают у частников, иногда в живых оставляют хозяев, иногда — нет. А он же еще и деньги повезет — нет уж, нужно выезжать на рассвете.
Отлично — в Москву, а оттуда — куда угодно. Главное — быстро, чтобы не успели очухаться, хватиться его, начать искать, — тогда не скроешься. А так с его-то связями и деньгами он послезавтра улетит — куда? — да хоть в Берлин. Поживет у Марка — чудесная квартира у него на Мартинлютерштрассе, на углу Кеннеди-плац. Центр города, а тихо, спокойно, как в Питере во дворах Петроградской стороны. И дома почти такие же… А там и в Штаты можно махнуть — друзей в Нью-Йорке у него больше, чем здесь. Дело нужно наладить, а потом купить дом где-нибудь в Западной Вирджинии и там подышать на старости лет наконец спокойно, он это заслужил. Хватит в гангстеров играть, так и жизнь пройдет, не заметишь.
Дома он кивнул Антону, уже собиравшемуся ложиться спать, махнул рукой — все в порядке, мол, достал из сейфа чемоданчик с наличностью, предназначенный полковнику, достал все свои деньги. Открыл тонкий, с кодовым замком кейс с документами, проверил, все ли на месте. Носильных вещей никаких с собой брать не стал — лишняя обуза. Все, что ему будет нужно, купит хоть в Москве, хоть в Берлине. Денег, которые находились у Лебедева в Швейцарии, вполне хватит и на носки, и на трусы да останется еще, глядишь, и на домик в Вирджинии. Хотелось верить, что всезнающий полковник не был в курсе его иностранных финансовых дел. Дай-то Бог.
Собравшись уже совсем, он посмотрел на телефон. Звонить Звягину или нет? Что у них там, в лесу? С одной стороны, все это уже казалось Лебедеву неинтересным и ненужным — он уже вступил для себя в другую жизнь, с новыми знакомыми и делами. Все, что его связывало с этим городом, он старался отбросить, забыть отягощавшие его проблемы, избавиться даже от воспоминаний обо всем этом, в частности, и о Звягине, с которым работал уже почти десять лет, и все эти годы испытывал при его появлении легкий и непонятный страх. От этого типа чего угодно можно было ожидать. Хоть и ближе других был он для Лебедева, знал больше и делал соответственно своей информированности тоже больше других. Лебедев поручал ему дела самые ответственные, самые грязные. «Черт с ним, позвоню, — подумал Лебедев. — Меньше подозрений будет. Пусть все идет, как решили: нужно позвонить — позвонил, все дела перенес на завтра. А завтра — пусть поломают головы, где он, куда пропал? Жив или нет?»
— Алло. — Он услышал голос Тани, и, как всегда, внутри, внизу живота, у него сначала пробежал холодок, а потом тело стало наполняться сладкой тяжестью, сердце застучало в ушах, пальцы начали мелко дрожать. — Алло, — повторила Таня, — кто говорит?
— Танечка, это я, — бодро и по-деловому, стараясь, как всегда в разговоре с ней, не выдать своих чувств, начал Лебедев. — Скажи, пожалуйста, Саша дома?
— Нет еще. Я уже волнуюсь.
— Нет, нет, не волнуйся. Он должен вот-вот быть. — Вдруг его буквально пронзила сверкающая, холодная и отвергающая самим своим появлением всякие сомнения мысль. — Слушай, мы сегодня с ним должны встретиться, так, может быть, я заеду, подожду его?