Трофейщик
Шрифт:
— Смотри, сзади, — крикнул Шприц, поднимая пистолет, по счастливой для него случайности не скатившийся по ступенькам вниз, а валяющийся у дверей квартиры Лебедева. Сверху бежали еще двое — видимо, до поры сидевшие в засаде на площадке перед чердаком. Кость отлетел к стене от удара сапогом в подбородок, но Шприц, успевший перехватить пистолет поудобней, выстрелил еще раз, попав в плечо не успевшему опустить ногу камуфляжнику, и того откинуло к противоположной стене. Второй же пронесся лавиной вниз и сбил с ног Джека, упав на него и прижав к полу. Он не успел схватить его за руку, в которой был нож, и Джек снизу коротко ткнул в живот сжимающего его парня, который тут же обмяк и ослабил руки. Джек спихнул его с себя, одновременно вставая на ноги и не выпуская ножа. Кость, видимо, без сознания валялся в углу лестничной площадки, а Шприц сцепился с последним из еще способных передвигаться нападавших. Раненный в плечо, его собрат возился на полу, не представляя реальной опасности, двое были либо мертвы, либо тяжело ранены. Джек бросился на помощь Шприцу, повернувшись к лестнице спиной и не заметив, как снизу ринулись еще трое — он не успел ударить ножом молодчика, сжавшего в огромных своих руках Шприца, как в глазах его взорвалась новогодняя хлопушка, разбрызгивая по всей площадке цветное конфетти, — один из влетевших по лестнице бойцов ударил его по голове резиновой дубинкой.
Он пришел в себя только на площадке нижнего этажа, когда его уже волокли, заломив за спину руки. Превозмогая боль, он оглянулся, насколько позволяло согнутое пополам тело, и увидел, что Шприца и Кость тащат таким же образом.
«Ну, братаны, выручайте», — подумал Джек. Братаны не подвели. Дверцы «мерседеса», стоящего метрах в тридцати от рафика, к которому тащили пленников, распахнулись и оттуда что-то грохнуло и блеснуло. И почти одновременно с этим задок рафика уже с настоящим грохотом, оглушительным, лопающимся, переходящим в скрежет рвущегося металла, с клацаньем бьющегося стекла разнесло дымным, черным взрывом. Шофер, одетый не в камуфляж, а в обычный дешевенький серенький костюмчик, оглушенный, вывалился из открытой дверцы на асфальт. Джек успел заметить, как падали осколки выбитых взрывной волной стекол первых двух этажей, но сам, присев от неожиданного взрыва, не растерялся — он в принципе только этого и ждал. Левой ногой, пяткой, Джек изо всей силы пнул в основание стопы одного из ведущих парней. Ошеломленный взрывом провожатый, почувствовав резкую боль, ослабил хватку, и этого Джеку было достаточно. Он крутанулся в сторону второго, сжимавшего другую руку конвоира и сжатыми пальцами ударил его в горло. Из «мерседеса» дробно застучала автоматная очередь, еще больше корежащая горящий рафик и положившая на землю высыпавших на улицу парней в камуфляже. Джек ударом ноги в пах свалил бугая, приседавшего и защищающего себя от выстрелов, выставляя перед собой бледного от злости Шприца, вместе они подхватили под руки Кость, который был до сих пор без сознания, и побежали к своим «Жигулям». Стрельба из «мерседеса» не прекращалась, не давая подняться с земли пятнистым бойцам.
Они ввалились в салон под градом выстрелов. Джек, пытаясь не паниковать, старался действовать спокойно, понимая, что через минуту может нагрянуть настоящий ОМОН — очень уж много шуму в самом центре города они наделали. Руки дрожали, он не мог попасть ключом зажигания в щель. Шприц выхватил ключ из его трясущихся пальцев, вставил его с первого раза. Машина завелась с полоборота — Джек всегда следил за ней, пренебрегая только «экстерьером», для него было в этом смысле чем хуже, тем лучше. Маскировка… Они выехали на Миллионную и, не превышая скорости, свернули на Кировский мост — нужно было выбираться из города, исчезнуть на время после такого шухера. «Мерседес» быстро оторвался от машины Джека, свернув на Куйбышева. «На Ржевку погонит, — подумал Джек, — и правильно. Надо разделиться, а „мерс“ вообще до поры спрятать — столько народу их видело, теперь уж точно искать будут… Ну, а Виталий — гад… Ничего, устрою я ему веселую жизнь!»
Виталий Всеволодович угрюмо наблюдал из окна за битвой, развернувшейся во дворе. Отпрянув к стене при взрыве рафика и автоматных очередях, он снова выглянул на улицу, услышав звук отъезжающих машин. Проводив их мрачным взглядом, он сел в кресло, чувствуя себя полностью опустошенным и разбитым. Все провалилось. Теперь с Джеком уже не поиграешь. Его совершенно выбило из колеи то, что банда Женьки оказалась настолько крутой. Компьютерного подрезали в самом людном месте, в центре города побоище устроили, да и разборка с Ильгизом чего стоит…
Зазвонил телефон. Господи, кто там еще? Лебедев не хотел снимать трубку, но аппарат продолжал трезвонить, и Виталий Всеволодович все-таки решил узнать, кто его беспокоит. Это оказался Яков Михайлович.
— Виталик? Ну, приезжай ко мне, поговорим. Как, кстати, твои дела?
— Яков Михайлович, боюсь, прямо сейчас я выехать не смогу. С сердцем у меня что-то неладное. Все ужасно, Яков Михайлович, все ужасно…
— Виталик, не будь идиотом. Я все знаю.
— Что вы знаете?
— Все, что ты видел из окна. И знаю даже, как ты спрятался за занавеску, когда… Ну, короче, приезжай, это не телефонный разговор.
Услышав короткие гудки, Лебедев поймал себя на том, что в первый раз в жизни ему захотелось покончить с собой. Желание было мгновенным и настолько сильным, что он даже испугался. Впервые он не контролировал ситуацию, впервые он был фигурой в чужой партии, не знал следующих ходов, не понимал смысла предыдущих, не ведал, дождется ли он окончания игры, или его принесут в жертву ради красивой победной комбинации, которую он, впрочем, никогда не увидит и не оценит. Он почувствовал, что страшно устал за последнее время, что ему неинтересно дальше принимать участие в этой чужой, не знакомой ему игре. Даже в те далекие дни, когда происходила их первая «дуэль» с Яковом Михайловичем, когда он выкручивался, изворачивался, скользил по самому краю пропасти в кабинете на Литейном, даже тогда он был игроком, а не пешкой. Нынешнее же положение дел не устраивало Лебедева настолько, что он просто не знал, что ему делать. Может быть, действительно он закончился? Закончился как игрок, как победитель, как личность? Другие личности пришли ему на смену? Оборвать все это разом, не тянуть дальше волынку? Что его может ждать? Месть Джека, а эти уроды ведь не брезгуют ничем — могут бить, пытать, издеваться как угодно. Одно дело он мальчонку того поучил малость, другое дело сам — взрослый человек, авторитет… Зачем ему дальше вот так пресмыкаться перед полковником, который, отпустив в свое время поводок, дал ему погулять, пожировать всласть, а теперь вот показал, кто настоящий хозяин, показал, что на самом деле Лебедев для него — просто пацан сопливый, которого даже не обязательно посвящать в свои планы. А планы-то касаются не чего-то там, а его собственной шкуры. А это его обращение — «Виталик…»
Он тяжело вздохнул и стал переодеваться для поездки. Вошел Антон.
— Куда вы, Виталий Всеволодович? Опасно! Да и милиция сейчас нагрянет — что мне говорить?
— Никто сюда не нагрянет, — зло буркнул Лебедев. — А придут — мы вообще здесь ни при чем. Скажешь, ничего не знаю, ничего не видел, ничего не слышал. Мылся в ванной. Понятно?
— Понятно…
— Все, я поехал.
— Когда вас ждать?
И тут, что случалось с ним редко — раз примерно в год, — Лебедев грубо и смачно выругался матом.
— Не знаю. Не знаю я, когда тебе меня ждать. Ни хуя не знаю! — повторил он ругательство и вышел, хлопнув дверью.
Ваня проспал почти всю дорогу. Они ехали на двух машинах — впереди Андрей на своих потрепанных «Жигулях» в паре с Петровичем, а за ними гнал Коля. Рядом с ним на переднем сиденье находился Алексей, за ним, глядя в затылок, — Алексей просто физически ощущал его — лысый Саша и Иван Давидович. Машины уже давно завернули с шоссе на проселок, потом углубились в лес по каким-то узеньким дорожкам, тихонько ползли, огибая деревья, которые здесь росли редко, двигались уже со скоростью пешехода. Ваня проснулся от тряски, протирал глаза и оглядывался, придерживая рукой свой рабочий чемоданчик, который Лебедев, уходя, посоветовал ему взять с собой — «лес, глухомань, мало ли что может случиться…»
Наконец машины остановились.
— Ну, вылезай, паренек, — услышал Алексей сзади голос лысого, — пойдем.
Он узнал эти места сразу — машины стояли на краю оврага, заросшего густым кустарником. Сейчас нужно спуститься вниз, немного пройти вперед по ложбине, и можно выйти прямо на ту поляну, где все и началось. До его тайника довольно далеко, но направление Алексей помнил прекрасно — жаль, что автомат разобран. Но что там разобран, добраться бы до него…
Они подошли к машине Андрея.
— Ну, Петрович, веди. Сусанин! — хмыкнул Коля.
Петрович с Андреем начали осторожно спускаться вниз, петляя между колючими разросшимися кустами, спотыкаясь о кочки и корни, скрытые высокой густой травой. Андрей иногда поддерживал Петровича под локоть, помогая ему удержаться на ногах, когда спуск оказывался особенно крутым. За ними шли Алексей и Иван Давидович. Лицо у Вани было совершенно потерянное, он косился на Алексея, ожидая каких-то команд, о которых они говорили на кухне, и внутренне содрогался от ужаса, предвкушая бег сквозь чащу, погоню, стрельбу… А может быть, ничего и не будет, может, Братец все выдумывает, фантазия у него разыгралась непомерно, детективов начитался, фильмов американских насмотрелся? Ваня вспомнил простреленное плечо лысого — нет, похоже, книги и фильмы здесь ни при чем. Снова вернувшись на несколько дней назад; увидел он перед собой разбитое грязное лицо Братца — да, вероятно, прав Алексей. «Ну хорошо, допустим, нам удастся бежать. А дальше-то что? Ведь кто-кто, а Виталий-то Всеволодович его знает как облупленного. Уж не убивать ли их всех собрался Братец? Да нет, как это так — убивать… А Петрович этот — кто он такой? И что он говорил — „убьют они вас“.» Иван Давидович решил не думать ни о чем — будь что будет.