Трофейщик
Шрифт:
Он уже пришел в себя. Спокойно встал, прошел в ванную и тщательно вымыл руки, ополоснул лицо, вытерся, причесался. Заглянул в кухню — Таня лежала на прежнем месте не двигаясь. Тогда он вошел в спальню, открыл шкаф и выбрал себе среди вещей Звягина белый джемпер с высоким горлом. Сверху надел пиджак, свой, который он снял, садясь за чай, взял оба чемоданчика — с деньгами и документами, которые он не рискнул оставить в машине.
— Таня, последний раз спрашиваю — поедешь со мной? — Не услышав из кухни ответа, открыл дверь на лестницу и, в последний раз повернувшись, крикнул в молчаливую квартиру:
— Счастливо тебе. Не обижайся. Прости меня.
Холодный утренний воздух заставил его слегка задрожать. «Вот и хорошо. Не засну за рулем по крайней мере». Лебедев решил не думать о том,
…Если бежать к тайнику — далеко, а следовательно, долго, он их потеряет. Найти, конечно, можно — столько они вокруг себя шуму создают, следов оставляют, но время будет потеряно, они могут уже возвращаться от конечного пункта, а он должен, обязан увидеть, из-за чего все это закрутилось. Идти за ними без оружия тоже не очень-то приятно. Это только в кино Рэмбо остренькими сучками мог взвод солдат порубать, здесь не кино, здесь дела посерьезней. Ване они ничего не сделают, он был в этом уверен. Им нужен свой врач, а Ваня уже достаточно много знает, чтобы понимать, что если он не будет молчать, то не проживет и дня. Уж кто-кто, а Иван Давидович — человек умнейший и опасливый. Сто очков всем своим друзьям даст в этом смысле.
Нет, нужно идти к машинам. Достать из тайника автомат и ждать их там. Он должен рассчитаться за все. Должен принять бой. Алексей полежал немного, слушая, как удаляются шаги бандитов, стихает треск сучьев и шелест раздвигаемых ими ветвей, дальше и дальше уходят голоса, смолкнув наконец совсем. Обратно на тропу он решил не выходить: этот лысый — хитрая тварь, он мог и в засаде кого-нибудь оставить. Нет уж, придется поднапрячься — Алексей медленно, сначала ползком, потом поднявшись во весь рост, осторожно стал прокладывать себе путь назад, протискиваясь через совсем уже плотную, сплошную живую изгородь. Иногда ему казалось, что вот сейчас он застрянет навек, что стволы и ветви черных деревьев не пожелают его пропустить. Сейчас он действительно понял, что они мало того, что живые, но, скорее всего, еще и мыслящие существа, — не захотят, чтобы он и дальше нарушал их покой. Вот сейчас они еще на сантиметр сомкнутся, прижмутся друг к другу чуть-чуть покрепче, придвинутся поближе — и все, пропал Алексей. Ни вперед, ни назад пути уже не будет. И не то что пути, а вообще возможности пошевелиться. «Что за паника?» — зло спросил он себя. Он же у себя дома! «В чем дело? — спросил он шепотом, остановившись на мгновение. — Это я. Я — свой». Это был чисто психологический трюк, самогипноз. Алексей, хоть и считал лес мыслящим существом, был глубоко убежден, что человеку никогда не найти с ним общего языка, — это даже дальше, чем инопланетяне какие-нибудь, это абсолютно другая… цивилизация? Культура? Нет здесь ни цивилизации, ни культуры, это — другое. Но трюк сработал. Или действительно лес услышал его слова и понял их? Но, как бы там ни было, он стал протискиваться дальше, и дело пошло легче, скорость его движения увеличилась — лес открывал ему дорогу. Или просто чаща кончилась? Главное — скорее добраться до тайника. Но сначала нужно было выйти к машинам — там он легче мог сориентироваться.
Алексей старался двигаться параллельно тропе, но все равно пришлось уйти далеко в сторону — попадались места вовсе непролазные, неожиданные овраги сбивали с прямого пути, и он вышел из чащи метрах в пятистах от нужного места. Здесь было уже редколесье, и местность просматривалась довольно хорошо. Оглядываясь по сторонам, он осторожно стал пробираться туда, где должны были стоять машины, стараясь ступать бесшумно и временами останавливаясь, прислонившись к дереву, замирал и слушал, нет ли вокруг подозрительных тресков или шелеста. Все было тихо, и он уже видел вдалеке две машины, уже можно было подойти к ним и спустить, скажем, шины или еще что-нибудь сделать, но он решил еще раз подстраховаться. Лег на живот, выбрав удобное для обзора место, и поставил
И уже спустя несколько мгновений он понял, что поступил единственно правильным образом. Все его приключения, пойди он прямо к машинам, могли бы уже закончиться: ближайший к Колиным «Жигулям» куст зашевелился и из-за него появился сам хозяин авто — великан неторопливо застегивал ширинку, обводя взглядом окрестности. По-видимому, оставшись довольным увиденным, он потянулся, широко раскинув толстые руки, и сел на травку спиной к машинам, а лицом аккурат к лежащему Алексею. «Вот дьявол!» Коля сидел на земле, уставившись прищуренными глазами прямо на него. Черт, он ведь наверняка вооружен. Да и бегает, должно быть, хорошо. Не жирный он боров — Алексей в таких вещах разбирался, определял силу противника по его фигуре достаточно точно — просто здоровый, накачанный. Многие люди заблуждаются, думая, что толстяки не могут быстро бегать. Как бы не так! Знавал Алексей одного вратаря хоккейной команды, такой же примерно комплекции был, как этот Коля. Однажды колоду карт разорвал пополам на глазах у Алексея. На спор. На бутылку водки спорили всего-то навсего. А потом как-то раз Алексей увидел этого своего знакомого, бегущего к закрывающему уже двери автобусу. Страшное это было зрелище. Со скоростью спринтера стодвадцатикилограммовая туша неслась по тротуару, чудом не сметая прохожих, — они, казалось, сами разлетались в стороны от поднятого бегущим вратарем вихря… Да, толстяк толстяку рознь. Лучше не рисковать. Да и что бегать — деревья здесь росли редко, довольно далеко одно от другого — спокойно мог его Коля пристрелить.
Алексей лежал не двигаясь. Коля не видел его, но любое движение могло выдать, сфокусировать взгляд бандита и тогда… что? смерть или жизнь? — пойди сейчас угадай! Одна оставалась надежда — что Коля либо изменит свою диспозицию, либо уснет. Алексей решил ждать — больше пока ничего на ум не приходило.
Они были мокрыми уже почти до пояса — по дороге несколько раз приходилось брести через глубокие рвы, заполненные водой, хлюпать по неподсыхающей в сумраке леса грязи. Мох под ногами, словно губка, при нажатии на него выпрыскивал из себя вонючую темную воду.
— Хорошо еще, что лето сухое было. Иначе хрен бы так быстро прошли, — виновато бормотал Петрович под злыми взглядами Звягина и Андрея.
Колю Звягин отправил к машинам сразу, лишь только смолкли шорохи свалившего в лес пацана. Стрелял он, скорее, для порядка, понимал, что шансов попасть у него крайне мало, так, на всякий случай дал понять, что шутки шутить не намерен. А доктор после выстрелов и вовсе скис.
— Ну все, пришли, — сказал Петрович, отряхивая грязь с пиджачка, что, впрочем, было делом бесполезным и бессмысленным — пиджак был испорчен бесповоротно и окончательно.
— Ну и где сокровища? — спросил Андрей, пытаясь бодриться, что получалось у него неважно, — он, всегда тщательно следивший за своим внешним видом, сейчас немногим отличался от Петровича: его спортивный костюм был в ядовитых черно-зеленых пятнах, руки грязные, грязь заползла даже на лицо, и он размазывал ее, утирая пот. — Где, Петрович?
Перед ними на пригорочке, единственном сухом месте в округе, торчал наполовину ушедший под землю ДОТ — обычный, привычный для любого жителя Петербурга от мала до велика. Такие или почти такие есть и на Пулковских высотах, и в Купчине, в огромном количестве — на проспекте Гагарина, например, у кинотеатра «Планета», на Ленинском проспекте, вдоль всех железных дорог в черте города. Зимой они превращаются в ледяные горки, и дети радостно скатываются с них, летом они порастают травой, на которой лежат загорающие.
— Да вот. — Петрович показал на толстую, чуть приоткрытую железную дверь. Открыть ее не было никакой возможности — ручка находилась всего в сантиметрах десяти выше травы, покрывавшей холмик.
— Копать надо… — Петрович потоптался на месте.
Андрей протянул ему короткую саперную лопатку.
— Так копай, чего мнешься? Устанешь — Ваня тебя сменит. Поможешь, Иван Давидович?
— Да…
Через полчаса совершенно обессиленный Петрович уронил лопатку и сел на траву.