Троил и Крессида
Шрифт:
Верхом всего-то два часа иль три.
А это значит, коль на новом месте
Держать меня не будут под замком,
Тебе я посылать сумею вести;
Ты получать их станешь день за днем:
Теперь ведь перемирье! А потом,
Когда вернут вам греки Антенора,
Глядишь, и я домой прибуду скоро.
Скажи себе: "Невелика беда,
Крессиды нет со мною - ну так что же!
Она вернется вскоре, и тогда
Друг дружке станем мы еще дороже.
И
Через какой-нибудь десяток дней!"
Да, точно так, мой милый, не поздней.
Припомни сам: случалось и доселе,
Ненужных сплетен дабы не навлечь,
С тобой нам избегать по две недели
Не только разговоров, даже встреч!
А ныне, чтобы честь мою сберечь,
Всего терпеньем запастись и надо
На десять дней - и будет нам награда!
Здесь, в городе, к тому ж - моя родня
(Коль не считать отца) и все именье,
Включая дом; и тот, кто для меня
На свете всех дороже без сомненья,
Кого желаю видеть всякий день я, -
Ты, мой Троил! Юпитером клянусь:
Что б ни было, я к милому вернусь!
Отцу же моему, как видно, мнится,
Что за его провинность надо мной
Чинят расправу: то-то и стремится
Он вызволить меня любой ценой.
Когда бы ведать мог родитель мой,
Что я живу в довольстве и покое, -
Мне уходить бы не пришлось из Трои.
К тому же, мы теперь (так говорят)
Мир заключить с врагами были б рады:
Похоже, грекам отдадут назад
Елену, в ком причина их досады,
А те - ущерб от длительной осады
Нам возместят. Одна уж эта весть
Должна бы облегченье нам принесть!
Что здесь начнется - предсказать нетрудно:
От стана к стану полетят гонцы,
Как пчелы к ульям; всюду станет людно,
Домой придут усталые бойцы,
И смогут граждане во все концы
Без позволенья разъезжать свободно
И поселяться там, где им угодно.
Но если даже мир не заключат
(Как было бы всего для нас желанней) -
Что ж, тем скорей я ворочусь назад:
Не оставаться ж мне на поле брани,
Одной среди мужей, в походном стане!
Так или этак - выйдет все, поверь,
По-нашему! Утешься же теперь.
196 Есть у меня еще в запасе средство:
Уж от него наверно будет прок.
Отец мой стар; я знаю с малолетства,
Что есть у стариков один порок -
Корыстолюбье! и на сей крючок
Я без труда поймать его сумею,
Лишь ты одобрил бы мою затею.
Известно, сделать так, чтоб волк был сыт
И агнец невредим - не в нашей власти:
Чтоб одного достичь,
Другим пожертвовать, хотя б отчасти.
Коль злато для иных - предмет их страсти,
Чрез то и можно тронуть их сердца:
Послушай, как я проведу отца.
Все ценности свои, все украшенья
Отдав ему, скажу при этом я,
Что передали их на сохраненье
Оставшиеся в городе друзья
И, рассудив, что своего жилья
Не уберечь им будет от разбоя -
Просили, чтобы взял он остальное.
У тех друзей сокровищ, мол, не счесть,
Но чтобы дело не предать огласке,
Должна я самолично их принесть:
Лишь мне их можно вверить без опаски.
Скажу еще, что расточает ласки
Мне двор, что у Приама самого
Прощенья испрошу я для него.
Здесь, всеконечно, на седьмое небо
От сладких вознесется он речей!
Притом, жрецы сиятельного Феба
Не столь уж прозорливы, ей-же-ей
(Когда, к тому же, алчность в них сильней
Всех прочих чувств!), - и так свою задачу
Исполню и отца я одурачу.
А если, убедиться пожелав,
Что я не лгу, затеет он гаданье, -
В разгар авгурий стану за рукав
Его тянуть я, чтоб отвлечь вниманье,
И уверять, что понял прорицанье
Превратно он: ведь боги говорят
Загадками и часто невпопад.
А создали богов не мы ли сами
Своими страхами? Вот и отец
С испугу Феба глас в Дельфийском храме
Истолковал неверно, бедный жрец,
Помнив, что Трое настает конец, -
Так я ему внушу; на то с лихвою
Достало б дня, ручаюсь головою!"
И прочие утешные слова
Царевичу, отнюдь не лицемеря,
В ту ночь твердила добрая вдова,
Хоть предстоящая была потеря
Ей хуже смерти! Так, по крайней мере,
Те летописцы говорят о ней,
Чьи хроники прочел я; им видней.
Троил, речам ее внимая жадно
И находя их здравыми, во всем
Уж был готов ей верить безоглядно,
И только сердце возмущалось в нем
При мысли, что Крессиду он добром
Отдаст врагам, - но ради пользы дела
Решил он покориться ей всецело.
Тут, наконец, немного отлегло
От сердца у него, и лежа рядом,
Они, пока совсем не рассвело,
Беседам предавались и усладам.
И словно птах, что, солнышко над садом
Завидев, начинают распевать, -
Надежда оживила их опять.
Однако же, о завтрашнем прощанье
Никак царевич позабыть не мог.
"Любовь моя!
– молил он, - обещанье