Трон императора: История Четвертого крестового похода
Шрифт:
— Все это для того, чтобы скрыть от братьев-монахов наши истинные намерения, — объяснил я.
— В самом деле? Ты изображал из себя послушника, выделывая трюки с веревкой и перелезая через стены? — спросила Джамиля. — Ну и как, ты был убедителен?
— Это неважно. Важно то, к чему я пришел. Есть явный злодей, который творит явное зло, а у меня есть возможность это зло остановить.
— Нет, — сказала Джамиля, — у тебя есть возможность остановить его. Потом кто-то другой займет его место, но к тому времени ты уже будешь мертв, так что не сможешь больше ничего остановить. Если вдруг у тебя появилась возможность повернуть эту армию на правильный путь, не растрачивай себя попусту на ее вожака. Прибереги силы для ведомого.
— Ведомый для меня бесполезен, он считает меня лгуном! — прокричал я, резко поворачиваясь к Джамиле. — Он считает, будто я пытаюсь его надуть!
Джамиля по-матерински кивнула.
— Вот что тебя расстроило, — сказала она. — Так исправь положение. Это не так просто, как убить вожака армии, но нужно же как-то начать.
— Не знаю как, — сказал я, хмурясь.
— Существует древнее таинственное понятие, которое мы на древнем таинственном Востоке называем «причина и следствие», — сказала она, переходя от иронии к сарказму. — Очень рекомендую. Не хочешь, чтобы тебя считали обманщиком, так не обманывай.
— Это не обман! — с обидой воскликнул я. — Это правда!
— Хорошо, — сказала она. — Продолжай в том же духе. В конце концов он тебе поверит. И если к тому времени ты по-прежнему будешь убежден в том, что Бонифаций творит зло, вот тогда ты сможешь что-то изменить.
— А что делать до тех пор?
Она протянула мне лютню.
— Попрактикуйся в песне, которую с моей помощью выучил.
Я потянулся было к лютне, но в последнюю секунду передумал.
— У меня есть мысль получше.
Жилище епископа Конрада не уступало в роскоши дворцу Бонифация — это был небольшой особняк убедительно католического, гнетущего вида, специально выстроенный для визитов церковных сановников. Я туда проник, представившись личным посланником Грегора, и, как только был допущен к хозяину, тут же просветил его относительно моих настоящих целей.
— Естественно, все высокопоставленные священники обсудили письмо, — сказал епископ носку своей туфли, которым толкал медвежью шкуру поближе к огню.
Он не был ни старым, ни грузным, но обладал великолепно развитыми челюстями, заполучить которые большинству мужчин удается только к концу жизни. Они буквально ходили из стороны в сторону, когда епископ качал головой, как сейчас.
— Но ты не такая важная птица, чтобы требовать объяснений, — строго заметил он.
— Умоляю вас, ваше преосвященство, мне невыносима мысль, что Грегор — наставник, которому поручено сопроводить такого подопечного, как я, в Святую землю, — считает меня лжецом, — пожаловался я и, в знак своей готовности служить ему во всем, принялся подталкивать медвежью шкуру собственной туфлей (не такой красивой, но зато новой). — Умоляю вас, ваше преосвященство, расскажите ему, что письмо Папы действительно существует. Только и всего.
Конрад еще раз толкнул шкуру, затем наконец заставил себя посмотреть мне прямо в глаза. Я всегда считал его бодрым и общительным, но сейчас он показался мне болезненно-подавленным. Челюсти, наверное, ныли.
— Рассказать Грегору о твоей честности означает признаться, что его святейшество действительно запретил отклонение от первоначального курса.
Я пожал плечами.
— Ну и что? Почему вы не хотите, чтобы он знал правду?
Вновь вперив взгляд в медвежью шкуру, Конрад ответил:
— Ситуация сложная и тонкая, сын мой…
— Святая Троица — вот где тонкость и сложность, ваше преосвященство. Если вы думаете, что я когда-нибудь сумею ее понять, то давайте для начала попрактикуемся, устроим мне проверку на сообразительность — вдруг пойму.
— Поход на Византию, как ни прискорбно, необходим. Вот и все, что тебе нужно знать.
— Значит, вы отказываетесь помочь мне доказать мою правдивость перед Грегором?
— А ты разве правдив, лютнист-недоумок?
Я невольно прищурился, услышав угрозу.
— Так вы уже рассказали Бонифацию, кто я такой?
— А что бы это дало? — сказал он. — Мой рассказ повлек бы за собой определенные последствия, но не знаю, какие именно и в чьих интересах. На данном этапе я даже сам не уверен, в чьих интересах хотел бы выступить. — Он вздохнул одновременно самодовольно и робко, словно был доволен своей робостью. — Возможно, к этому времени ты успел заметить, что я не склонен совершать поступки, последствия которых мне самому не ясны.
— Теперь, когда вы сказали, я действительно однажды заметил это, ваше преосвященство, — сказал я с искренним сарказмом. — Благодарю вас за тот случай. Но я был бы еще больше благодарен, если бы вы могли доказать Грегору мою честность.
— Но ты вовсе не честен, маленький лютнист.
— Выходит, вы одобряете мою нечестность по отношению к Бонифацию и не поддерживаете мою честность по отношению к Грегору. И как же тогда быть с христианскими ценностями?
Конрад раздраженно подозвал одного из охранников.
— У меня нет времени на твои богословские рассуждения, — сказал он. — Тем более что ты не желаешь воспринимать мои слова.
И охранник бесцеремонно лишил меня общества его преосвященства.
26
Прощайте дожди, время ливней прошло,
зима миновала, и все снова станет красивым.
Праздник святого Иосифа Аримафейского,
17 марта 1203 года
Я возвращаюсь к данной хронике спустя много недель, ибо за это время не произошло абсолютно ничего, достойного записи. В захваченном городе ходят слухи, что из Рима пришла хорошая новость: его святейшество Папа Иннокентий простил нам, и даже венецианцам, все грехи и поддерживает любые действия, которые должна предпринять армия, чтобы возвести Алексея на отцовский трон.
По правде говоря, не знаю, следует ли этому верить.
Если быть честным, большинство воинов не очень рады новому маршруту — пусть даже Папа и благословил Алексея. Все, в том числе и я, хотят исполнить данный обет, а потом вернуться домой. У меня есть небольшие владения, требующие ухода, и жена — с ней мне еще предстоит как следует познакомиться, — а вскоре появится и ребенок, которому я должен служить примером.
В последнее время ко мне то и дело украдкой заглядывают гонцы от знатных баронов — Пьера Амьенского, Отто Шамплитта. Однажды даже пришел вассал Балдуина Фландрского. Все спрашивают, не примкну ли я к ним, если они уйдут из армии и направятся сразу в Святую землю, собрав кое-какие скудные средства. Признаюсь, мне ужасно хотелось бы так поступить. Но каждый раз я отсылаю гонцов с ответом, что не могу раскалывать армию. Думаю, бритт мешал бы мне отклонять подобные предложения, если бы мог. Поэтому приходится заставлять Отто усаживаться на него верхом и не сходить с места до тех пор, пока не вернутся мои оруженосцы и не скажут, что мой отказ благополучно доставлен кому надо. Отто считает это отличным развлечением.
Однако даже без моего участия воины числом в целую тысячу собрались вместе и попросили позволения покинуть армию и отправиться в Святую землю. Разрешение было им дано с большой неохотой. Бритт сильно сокрушался и сердился, когда узнал об этом.
— Если бы знал кого-то из них, кому можно доверять, ушел бы с ними и забрал бы Джамилю с собой! — сказал он.
Его заявление расстроило меня больше, чем можно было предполагать. Хотя он, конечно, для меня все равно что заноза в боку, все же я к нему привязался, а Джамиля — одна из самых достойных и просвещенных женщин.
Несколько недель назад за мной прислал мессир Бонифаций и заявил, что я не очень оправдываю свою награду — свободу «любовницы-мусульманки», — и попросил меня каждое утро на военных учениях произносить вдохновенные речи. Вот и стараюсь. Бритт поприсутствовал несколько раз, а потом заявил непонятно что: «У тебя пропало золото». Полагаю, мне удалось сохранить хорошую мину, но тех, кто способен отличить настоящее от подделки, мне кажется, я не сумел убедить. Для меня наступил непонятный момент. Все время думаю о словах бритта, заявившего, будто мессир Бонифаций скрывает запрет Святого отца на отклонение от маршрута. Начинаю задаваться вопросом: а вдруг он все-таки не соврал?
Праздник святого Рупрехта Зальцбургского,
27 марта 1203 года
Меня не отпускают дурные предчувствия. Восемь дней назад в Святую землю отправилась еще тысяча недовольных воинов. Сразу после этого мессир Бонифаций снова меня отчитал — по-отцовски, озабоченно — за то, что не стараюсь, как могу, ради армии. Он также поставил своего человека, Клаудио, у самых наших ворот, как напоминание о том, что ему точно известно, где находится «принцесса». (Поэтому кое-кто из моих домочадцев покидает дом и возвращается только через соседнюю крышу, дабы не быть связанным со мной в глазах Клаудио.)
Тем не менее совсем недавно еще одна группа воинов попыталась уйти пешком, но их загнали обратно в город наши разъяренные жертвы — задарцы.
— Не могу исполнить свой долг, мессир, — сказал я, когда меня в очередной раз призвали к ответу. — Ради вашего же блага и блага армии дайте мне другое поручение.
При том разговоре кроме маркиза присутствовал и мессир Дандоло, хотя эти двое вельмож, если быть до конца честным, недолюбливают друг друга и почти не разговаривают. Дандоло дошел до того, что поверил, будто его земляки-венецианцы покидают армию по наущению какого-то набожного сладкоречивого пилигрима, и он решил, что это, должно быть, я.
— Это вы поощряете их к уходу, — настаивал он.
Встревоженный и расстроенный, я сказал:
— Мессир, клянусь головой святого Иоанна, что не делаю ничего подобного. Я совершенно не способен на подстрекательство к дезертирству. Даже у этого лютниста было бы больше шансов на успех… — И тут я указал на человека с перевязанной рукой, который играл для Дандоло, ибо венецианец постоянно держит при себе музыкантов.
Лютнист изобразил крайнее удивление.
— С чего бы мне подстрекать кого-то к дезертирству, мессиры? — спросил он.
Это был один из тех редких случаев, когда человек, с которым я лично совершенно не знаком, посмел заговорить вслух в присутствии Бонифация, тем самым только укрепив мнение о себе как о полном идиоте.
— Из-за того, что Папа запретил поход? — хитро добавил лютнист.
Разумеется, по моей реакции было ясно, что слышу об этом в первый раз.
— Что это значит, мессир? — потрясенно спросил я.
Дандоло к тому времени либо догадался, что Папа воспротивился походу, либо ему было все равно. Мессир Бонифаций метал сердитые взгляды на туповатого музыканта, который на секунду расстроился, словно наказанный ребенок, не понимающий, что же плохого он натворил. Но маркиз тут же обрушил весь свой темперамент на меня.
— Действительно, поначалу Иннокентий не одобрил это решение, — заявил он.
— Значит, мы не должны так поступать! — твердо ответил я и начал мысленно извиняться перед одним своим другом.
Мессир Бонифаций, однако, остался спокоен и продолжал:
— Я отписал его святейшеству, сын мой, объяснил, какую выгоду получит церковь, и он передумал. Сейчас он поддерживает отклонение от маршрута. — Маркиз покосился в сторону музыканта. — Это произошло в отсутствие нашего маленького лютниста.
Естественно, мне всем сердцем захотелось поверить его словам.
— Рад это слышать. Позволено ли мне будет взглянуть на его письмо? — сказал я.
— Оно у епископа Суассонского, — ответил Бонифаций. — Полагаю, он уже отослал его в Суассон, на хранение.
Усомнившись в его честности, я сказал:
— Выходит, мне следует полагаться только на ваше слово.
— Разве есть причина, по которой моего слова недостаточно? — спросил мессир Бонифаций.
Я запнулся, ибо не хотел произносить резкости моему покровителю и родственнику в присутствии кого-либо из Венеции. Но мессир требовал ответа, и я неуверенно сказал:
— Один раз вы уже нарушили свое слово, мессир.
— Грегор, — с укором обратился ко мне мессир Бонифаций, сразу превратившись в строгого патриарха, — я его держу на протяжении всей зимы. Каждый день в моей власти схватить твою подругу. Тысячи воинов знают, где она находится и чего она стоит. Каждый день я забочусь о том, чтобы она оставалась на свободе. Моему слову можно верить.
Несколько дней назад, ночью, в дождь, пятьсот воинов со своими слугами погрузились на маленький грузовой корабль и под покровом темноты попытались удрать. Едва выйдя из бухты, корабль налетел на подводные скалы и пошел ко дну; все люди утонули. Мы три дня копали могилы и поминали погибших.
В конце концов дезертирство прекратилось.