Трон императора: История Четвертого крестового похода
Шрифт:
Лилиана уставилась на мой пах, а потом отвела взгляд и зарделась.
— Ты чуть меня не провела, — сказал я. — Только в последний момент перегнула палку.
Тогда она посмотрела мне в лицо и так обаятельно улыбнулась, словно отныне мы стали заговорщиками.
— Ты давно уже мой, и сам это знаешь. Ты изнываешь от желания засунуть руку мне под юбку, чтобы узнать, хочу ли я тебя так же, как ты меня.
Теперь пришла моя очередь зардеться.
— Нет, потому что знаю, ты меня не хочешь. Все это обычная игра.
Лилиана по-прежнему улыбалась искренне и открыто.
— А ты не думаешь, что меня подкупает именно твоя способность угадывать притворство? Я к этому не привыкла и потому буквально трепещу.
— Для таких случаев есть специальные настойки. Примешь — и успокоишься.
— Значит, ты смыслишь и в снадобьях? — спросила она и состроила смущенную гримасу от такой неловкой попытки что-то разведать.
— Не лучше любого монаха-отшельника, — бросил я.
— Ну какой же ты монах? — сказала она с понимающей улыбкой и, схватив мою левую руку, провела по ней кончиками пальцев.
От такого интимного жеста меня буквально подбросило.
— Это мозоли музыканта, хотя… — Она отобрала у меня чашу и обеими руками распрямила мне правую руку, повернув ее ладонью кверху.
Я не ожидал, что это получится у нее так эротично. Лилиана проводила костяшками пальцев вверх и вниз по моей ладони, а я чуть ли не стонал.
— Рука писаря, поэтому возможно, что ты все-таки церковник. — Она наклонилась и весело прошептала: — Наверное, ты защекотал какого-то монаха до смерти, шалунишка этакий. Покажи мне, как ты это сделал.
Я резко выдернул руку. Она задела меня за живое. Продолжать ее игру не хотелось, и мне уже было все равно, узнают обо мне что-то или нет. Хотелось поскорее покончить с допросом.
— Был один монах, но я выходил его от ран, которые нанес ему англичанин. Этого англичанина и нужно убить.
— Потому что он защекотал твоего монаха?
Ее веселье бесило меня.
— Потому что он убил моего короля.
Лилиана сразу перестала смеяться.
— Это случилось много-много лет назад. Но с тех пор этот англичанин натворил немало других бед, еще худших — он завоевал целое королевство. Поэтому я решил, что должен его убить.
Лилиана не ожидала такого поворота.
— Понятно, — запинаясь, проговорила она. — И как же ты намеревался его убить?
— Он не знает меня в лицо. Я собирался стать одним из его придворных, втереться в доверие и убить его в постели, а затем принять быструю смерть от охраны.
Заинтересованность на ее лице больше не была игрой.
— Как… принять смерть?
— Моя вина не меньше, чем его. Он сумел завоевать королевство только потому, что именно я довел страну до гибели.
На секунду женщина пришла в замешательство, но потом сказала, тряхнув головой:
— Как же ты это сделал? Я имею в виду, как убил его.
— В том-то и дело, что не убил. Но я подготовился к убийству, поэтому и оказался здесь.
Она жестом показала, чтобы я продолжал.
— Отшельник, которого я вылечил, Вульфстан, помог мне подготовиться. Он привез меня в Европу, и мы жили в монастыре, среди его братьев, пока я учил латынь, французский, а также приобретал навыки, необходимые для осуществления замысла.
Ее удивление нарастало.
— Все монастырское братство помогало тебе подготовиться к убийству и последующему самоубийству?
— Вульфстан — большой оригинал. Думаю, у него собственное представление о Христе. Он так и не раскрыл братьям истинной причины моего пребывания в монастыре. Они считали, что я хочу стать послушником, а христиан хлебом не корми — дай спасти чью-то душу. Кроме того, я умел писать, поэтому отрабатывал свой хлеб, переписывая самую бессмысленную чушь насчет любви к ближнему, если, конечно, он ест свою облатку точно так же, как ты. В противном случае его следует спалить. Через несколько лет я отпустил норманнскую бородку, отрастил шевелюру, разговаривал, как европеец, играл на музыкальных инструментах и почувствовал себя готовым вернуться в Англию, чтобы напасть на своего врага.
— Ну и… что случилось потом? — нетерпеливо спросила Лилиана, по-прежнему глядя на меня округлившимися глазами.
Ее рука нежно опустилась на мою ногу чуть повыше колена, разрушив внутреннюю защиту, которая могла бы предупредить, что со мной ведут игру. Мне хотелось произвести впечатление на эту женщину.
— Чертовщина какая-то. В монастыре до нас дошел слух, что англичане присоединились к армии пилигримов, держащих путь в Святую землю, и что их возглавляет тот, кто должен был принять мое возмездие, — моя намеченная жертва. Поэтому я отправился в Венецию, где они все собрались. Прибыл на место несколько недель назад, но этот лагерь оказался самым проклятущим местом из всех, что я когда-либо встречал. Людям здесь тесно, как стрелам в колчане. Вот я и решил, ради сохранения тайны, раздобыть сведения у венецианцев. Сегодня наконец отыскал одного, которому было знакомо расположение лагеря. Я спросил у него об англичанах. И знаешь, что услышал в ответ?
— Что здесь нет англичан, — тихо ответила Лилиана.
— Да. Видимо, это известно всем, кроме меня.
Она понимающе кивнула.
— Трубадур Бонифация в шутку называет его англичанином. Возможно, ты услышал это, вот откуда недоразумение.
— Самое важное то, что моего англичанина нет среди пилигримов и потому я не могу его убить. — Мне сдавило горло. — Передо мной была единственная цель — попытка мщения, деяние, за которое люди могли бы простить мне грехи, хотя бы отчасти, но я провалил все дело. И тогда, — я заставил себя пожать плечами, словно всю жизнь принимал подобные решения, — мне подумалось, если Всевышний настолько испорчен, что защищает этого выродка, то пусть тогда расправится хотя бы с одним из нас двоих. Оружия у меня нет, но я могу заставить десятитысячное вооруженное войско отправить меня к Создателю. И мне удалось бы задуманное, если бы не твой проклятый Грегор Майнцский.
В этот момент в шатре вновь появился рыцарь и, не обращая на меня внимания, сказал:
— Молодец, Лилиана, ты оказалась права — это более действенный метод, чем обычное соблазнение.
Я почувствовал, что краснею, и отпрянул от нее.
— Надеюсь, тебе понравилось, хотя бы чуть-чуть.
Она положила руку повыше, но я дернулся в сторону.
— А ты гораздо хитрее, чем кажется на первый взгляд, — упрекнул я Грегора.
— На самом деле нет, — заверил он меня. — Просто умею быть хитрым, когда нужно. Ты теперь под моей опекой, я за тебя отвечаю. Любое убийство, даже самоубийство, — это грех, и спросят с меня, если ты…